— Я Виктория Эйбель.
Ликан захохотал еще громче.
— А мне похер, кто ты. Хоть Мария Магдалена. Может, он тебе и нужен, а вот ты ему вряд ли. У него шлюх, которые мечтают попасть в его постель, тысячи. Я лично ему их и поставляю.
Ликан склонился по мне и провел языком по моей щеке, заставляя задохнуться от омерзения и желания впиться ему в горло и не разжимать челюсти, пока он не сдохнет.
— Вкусная… Ведите ее наверх, ко мне. Вначале я попробую ее сам, а потом свяжусь с Рино.
— Позвони, Арно, не тупи. Хер его знает, кто такая эта сучка. Тебе не нужны неприятности со Смертью.
— Свяжись с ним. Он знает, кто я.
Последнюю фразу я прокричала, когда меня тащили по лестнице мимо вспарывающих вены наркоманов и бешено трахающихся прямо у потрескавшихся стен бесполых существ. Меня затолкали в комнату, освещенную красными лампочками, и захлопнули дверь.
Твою мать. Надо было взять визитку или то письмо. Хоть что-то. Я в отчаянии осмотрелась по сторонам. Я в Аду. В каком-то идиотском кошмарном сне.
Через несколько минут послышались шаги за дверью. Я вжалась в стену, тяжело дыша. Просто так этот урод меня не получит, вначале я оставлю дырки в его теле от когтей и клыков.
— Поехали, сучка. Он и правда тебя ждет…но не могу сказать, что тебе повезло.
Он повернулся к своему товарищу и кивнул на меня:
— Завяжи ей глаза.
Глава 4
Я сидел в кресле, наблюдая, как вышагивает из угла в угол Арно. Меня раздражала сейчас любая суета. Что-то тревожило моего помощника, но пока разбираться в этом не было ни времени, ни желания. Краем глаза взглянул на часы. Какого хрена эти ублюдки опаздывают? Чем дольше я сижу в собственном кабинете в ожидании, тем больше напоминает он мне мою клетку. Сердце заходится в том же бешеном ритме, как в те годы, когда я после очередных пыток или тотализатора лежал полумертвый и не знал, придет ли она? Увижу ли я ее хотя бы еще один раз перед тем, как сдохну? Или снова вернется Доктор, и я опять не буду знать, какую мучительную процедуру он для меня придумал сегодня. Боялся не самого ублюдка, упорно ломавшего меня на протяжении столетий, а того, что ему всё же удастся сделать это.
Вот и сейчас неизвестность слегка приводила в смятение, омрачая чувство полного триумфа. Наконец-то я получу Викки в своё полное распоряжение.
Я заставлю ее пожалеть о каждой секунде, когда я выл в одиночестве и ненавидел себя за то, что вообще существую. Я буду ломать ее день за днем, минута за минутой, и упиваться каждой победой над этой сукой. И плевать, с какой целью Викки искала меня. Приговор себе она подписала, всего лишь ступив на мою землю, а вот приводить его в исполнение буду я, мучительно и медленно.
В дверь осторожно постучали, и Арно приказал войти, остановившись у окна.
Их было двое. Возомнивший о себе невесть что ликан и Викки в черном платье до колен. С растрепанными длинными рыжеватыми локонами, в порванных колготках. Метнул яростный взгляд на ликана, но тот отрицательно качнул головой. Значит, не тронул. Понимающий сукин сын, прекрасно знал, что, если нарушит мои указания — сожрет собственные яйца. Они завязали ей глаза, как я и велел.
Эрл грубо толкнул женщину ко мне, и я зарычал, невольно подавшись вперёд и желая схватить ублюдка за горло.
Зрачки ликана мгновенно расширились от ужаса, и он отступил назад, выставив вперёд руки. Правильно, мразь! Никто не имеет права прикасаться к ней. Только я. И только я могу делать ей больно. Я, блядь, заслужил это право. Но никто больше. Ни волоска, ни кончиком пальца — порву на ошметки.
— Господин, я привёл, как Вы и приказали. — Ликан склонил голову, затрясшись всем телом. Резкий запах псины усилился, смешавшись с запахом липкого, унизительно-раболепного страха. Я привык. Он доставлял мне удовольствие этот запах. Знать, что они готовы мочиться кровью в штаны только от одной мысли, что я могу разозлиться.
— Ты опоздал на десять минут, ликан. — Я встал и обошёл стол, приближаясь к нему. — То есть ты потратил целых десять минут моего времени, пёс. А моё время очень дорого.
Я развернулся к Арно и кивнул ему, указывая на дверь:
— Пусть посидит в волчьей яме. На голодном пайке. Десять дней. Один день за минуту моего времени — не так уж много.
Арно вышел, схватив за локоть ошарашенного и начавшего несвязно лепетать сутенёра. Дверь захлопнулась, и я буквально почувствовал, как вдруг напряглась Викки, всем телом. Протянул руку, срывая повязку и отступая на шаг назад, давая возможность понять, к кому она попала.
Ещё секунду назад я ясно слышал, как наши сердца танцевали в каком-то бешеном ритме известный им один танец, пускаясь вдогонку одно за другим, нападая и защищаясь. А уже сейчас вдруг воцарилась абсолютная тишина, которая прерывалась лишь тихим потрескиванием воздуха. Да, напряжение вокруг было настолько сильным, что, казалось, его можно слышать и даже потрогать. Так было всегда в ее присутствии. Я наэлектризовывался и походил на пороховую бочку, готовую взорваться. Раньше от дикой страсти и больной любви, а сейчас от ненависти, сжиравшей меня все эти годы, выворачивающей наизнанку.
Мы так и стояли друг напротив друга, затаив дыхание и сохраняя молчание. Как будто на кладбище собственных иллюзий. Когда не хочется даже сделать вдох.
Я демонстративно оглядел её снизу вверх, намеренно долго разглядывая ноги и грудь, и поднял глаза к её побледневшему лицу. Изменилась… и одновременно с этим все та же. Но есть эта неуловимая, но яркая разница между смертной и вампиром. Словно каждая черта ее идеально красивого лица стала намного ярче, а тело соблазнительней. Мне одновременно хотелось и смотреть на нее, зверея от тоски за все эти годы, и в тот же момент уничтожить эту идеальность, сломать, раскромсать, превратить в грязь.
Скрестил руки на груди и склонил голову вбок, наблюдая, как сужаются ее зрачки. Кажется, девочке не нравится ждать.
— Итак, Виктория Эйбель. Видимо, ты единственная в твоей проклятой семейке у кого есть яйца, так?
— Яйца? Как интересно ты выразился. Нет — желание спасти свою семью. Рино? Смерть? Как мне к тебе обращаться? Присесть в реверансе?
Я усмехнулся, наблюдая, как медленно заливает румянец злости бледные щёки. Как она гордо вздернула острый подбородок. Острая на язык, как и всегда. Правда, раньше таким тоном она разговаривала со всеми, кроме отца…и меня. Со мной она всегда была нежной и ласковой. Со мной она всегда играла роль. Грёбаная актриса!
Сделал шаг навстречу, подошел практически вплотную:
— Просто Господин, Викки. Твой Хозяин. И можешь не вспоминать технику реверансов. Достаточно держать дерзкий язык за зубами, и тогда, возможно, ты пострадаешь не так сильно, как мне хотелось бы.
— Господин? — она нервно усмехнулась. — Хорошо, Господин. Обойдемся без реверансов. К делу? Да? Что ты хочешь взамен на то, чтобы моей семье дали отсрочку с долгом?
Она тянет время. Я усмехнулся и обошел вокруг нее, зная, как это раздражает, когда тебя рассматривают. Лихорадочно думает, как себя вести со мной. Что ее ждет здесь, и чего я хочу. А еще она блефует. Семейке Эйбеля и Рассони понадобятся года, столетия, чтобы вернуть былое могущество. Отсрочка не поможет. Только полное прощение долга.
Викки упорно держала свой взгляд на уровне моего подбородка, но, надо признать, не отвернулась даже тогда, когда я склонился к ней, втягивая в себя её запах. На секунду прикрыл глаза, позволяя ему проникнуть в меня, войти в поры кожи, чтобы навсегда остаться со мной.
А когда открыл глаза, понял, что Викки пошатывало далеко не от страха. Она была голодна. Вот откуда эта мертвенная бледность. На какое-то жалкое мгновение сердце замерло от жалости, чтобы потом забиться в диком триумфе. Всё, как я и планировал. Униженная, обнищавшая, голодная приползла ко мне сама. Правда, ещё не зная, во что ввязывается. А, впрочем, так было даже интереснее. Ведь поиграть с жертвой перед её смертью намного забавней, чем просто съесть её.
— Отсрочка? А разве я когда-нибудь говорил о такой возможности, Викки? Это твои глупые надежды или тебя так искусно ввели в заблуждение те двое бесхребетных ничтожества, пославшие женщину спасти их шкуры? Улыбнулся, увидев, как медленно в светло-сером взгляде появляется вопрос. Девочка ещё не до конца поняла, в какую игру влезла.
— Я поставил чёткое условие, Викки. Или деньги, или донор. Кровь, — провёл пальцем по вене, пульсировавшей на шее, — единственная валюта в нашем мире, которая не обесценится никогда. Я ведь прав, девочка?
От прикосновения к ней прострелило током и в горле пересохло. Она подняла на меня взгляд, а потом оттолкнула мою руку, но я резко схватил ее за горло, вглядываясь в бледное лицо.
— Донор? Посмотри на меня. Ты это говоришь мне. Плевать, сколько проклятых, гребаных лет прошло. Ты ведь все это затеял специально, да? Ты все это время вел мою семью к краху. Тебе было недостаточно того, что ты тогда сделал со мной? Ты жаждал мести, да? Все было из-за проклятой мести, которую ты вынашивал там минутами и часами. Чего ты хочешь? Моей крови? Смерти?