Затем конвульсии прекратились, и Матушка Оран замерла. В комнате все стихло – посетители затаили дыхание. Гадалка медленно подняла голову, темные глаза вперились в зрителей. А потом ее лицо озарилось хитрой, озорной улыбкой:
– Bonsoir, mes petites.
– Добрый вечер, деточки, – перевела ассистентка.
Напряжение моментально спало, и местные разразились приветственными криками:
– Жозефина! Жозефина!
Матушка Оран, вплывшая в комнату, как подобает истинной матроне, величественно и медленно, резко распрямилась и двинулась вперед уверенной походкой молодой красивой женщины, соблазнительно покачивая бедрами. Она обошла присутствующих, лукаво улыбаясь. Помощница держалась на почтительном расстоянии. Наконец Матушка Оран остановилась перед бизнесменом из Восточного Союза. Нагловато-дерзкое выражение лица исчезло, сменившись призывно-бесстыжей улыбкой. А потом она и вовсе выбила беднягу из колеи, вспорхнув к нему на колени. Зрители приветствовали это одобрительными криками.
Говорила Матушка на французском, а подбежавшая помощница поспешно переводила:
– Что же ты невесел, мой милый? Еще тоскуешь по ней? – И Матушка Оран нежно погладила щеку мужчины. – Не грусти. Не нужна она тебе.
– Нет, нужна! – сердито буркнул мужчина.
Ассистентка перевела, и Матушка Оран покачала головой:
– Нет, ты ошибаешься. Она ушла – и смотри, тебе стало легче. Подожди еще чуть-чуть – скоро найдешь свою женщину.
– Правда? – у мужчины заблестели глаза – он верил и надеялся.
– Правда.
– А пока я с удовольствием составлю тебе компанию! – И она чмокнула его в щеку.
Он смущенно покраснел, а она подмигнула ему, поднимаясь.
– Ну? – прошептала Мэй Джастину.
Но напарника происходящее не впечатлило.
– Видно, что он недавно развелся, – прошептал он. – Понятно, что он носил обручальное кольцо на пальце. И дама догадалась, что его бросила жена.
Матушка Оран – или Жозефина? – обходила зал, заговаривая с каждым мужчиной: флиртовала самым бесстыжим образом, давала совет, как уладить любовные дела, или что-то предсказывала. Джастин молчал, но Мэй знала, что напарник настроен скептически.
К Джастину Матушка подошла в последнюю очередь. Уперла руки в бока и с высоты своего небольшого роста смерила его взглядом. А потом цокнула языком:
– С тобой, милый, мне и говорить не о чем. Редкой женщине удастся тебя захомутать…
Джастин любезно улыбнулся:
– Я ждал тебя.
Она беспечно рассмеялась, похлопала его по плечу и вернулась в центр гостиной. Ассистентка подхватила барабан и запела, а гадалка затряслась в конвульсиях. А когда подняла голову, произнесла по-английски, ровным и спокойным голосом:
– Где же мой ром?
Сидевшие на полу заорали:
– Ренар!
Матушка Оран в виде Ренара принялась неторопливо обходить комнату – уже безо всяких вольностей. Он или она – Мэй сомневалась, как следует правильно говорить о процессе – рассказывали, что ждет в будущем того или иного зрителя. Наконец Ренар застыл перед джемманской женщиной, предложившей Джастину вина.
– Как тебя зовут?
– Элспет, – неожиданно присмирев, ответила патрицианка.
– Ты не можешь всю жизнь избегать их. Рано или поздно ты вернешься домой.
Элспет упрямо вскинула подбородок и сузила глаза.
– Нет! С меня хватит! Никто не сможет меня заставить! Я не поеду!
– Заставить и впрямь никто не сможет, – согласилась Матушка – или Ренар? – Все в твоей воле. Хочешь окончательно разбить им сердце? Папу с мамой не жалко?
У Элспет задрожали губы, она отвернулась и потупилась. Матушка Оран больше ничего не сказала, а вернулась в центр комнаты. Снова застучал барабан, люди запели.
– Что это было? – пользуясь тем, что ее не слышно за всеобщим шумом, спросила Мэй.
Джастин уставился на рыжих соседей.
– Элспет, – проговорил он через минуту. – Она из шотландской касты.
Забавно, но Джастин машинально употребил сленговое словечко.
– А ее подружку зовут Рошин. Значит, она ирландка. Элспет водит дружбу с людьми не из своей касты. Поэтому ей не хочется возвращаться домой.
– А если они из метакасты? – напомнила Мэй. – Есть же такие, которые всех кельтов принимают.
– Обе метакасты отбирают членов по цвету глаз – рецессивному. А у нее глаза карие. Только каледонцы такое позволяют. – Джастин вздохнул и добавил: – А она молодец.
В третий раз Матушка Оран преобразилась в кого-то, кого зрители назвали Ле-Дьябль.
– Дьявол… – протянул Джастин. – Ну и ловкачи…
Теперь зрители встретили Матушку настороженным молчанием. Все стихло, никто не вопил от радости, как при появлении Жозефины и Ренара. Матушка Оран обвела комнату ледяным взором, лицо ее оставалось совершенно бесстрастным. Внезапно она направилась прямо к Мэй и Джастину. Сама по себе женщина не представляла никакой угрозы, но ее взгляд… смотрела она так, что имплант Мэй мгновенно заработал на максимальную мощность. Что-то нездешнее, нечеловеческое выглянуло из Матушки – и Мэй не могла объяснить что.
А потом случилось нечто и вовсе из ряда вон выходящее. Матушка Оран наклонилась к Мэй и Джастину, и Ле-Дьябль прошелестел тихим змеиным голоском:
– Electi…
Глава 2 Только этого нам не хватало
Сначала Джастин перепугался, а спустя секунду возмутился.
«Вы же сказали – он сработает! Вы двое заявили, что никто меня не засечет, если на мне амулет!»
Магнус, один из двух невидимых воронов, проживавших у Джастина в голове, произнес:
«А он и сработал!»
Второй ворон, Гораций, уточнил:
«Ты, как всегда, решил, что речь о тебе. А Ле-Дьябль, кстати, не с тобой разговаривает».
Джастин убедился, что ворон прав. Матушка Оран – или тот, кем она была, – обращалась не к служителю! Жутковатый персонаж буквально впился взглядом в Мэй. А затем протянул руку и погладил преторианку по щеке. Джастин почувствовал, как та напряглась, и вцепился в ее ладонь, чтобы успокоить и не дать совершить глупость. Мэй знала толк в случайных связях, но на чужие прикосновения могла отреагировать резко – особенно если к ней прикасалась женщина со взором пожирателя душ. Джастин опасался, что еще мгновение, и напарница выхватит пистолет.
– Cave bellum electi, – прошептала Матушка Оран.
За спиной мгновенно возникла ассистентка:
– Берегись…
– Все ясно, – жестко прервал ее Джастин.
Девушка, конечно же, разъярилась, но промолчала. Ждала, что скажет хозяйка.
Ладонь Матушки Оран покоилась на щеке Мэй. Преторианка не шевелилась и затаила дыхание. Обе женщины пристально смотрели друг другу в глаза.
– Cave bellum electi, – повторила Матушка. – Inveni tuum deum.
Потом хозяйка и ассистентка направились к другим гостям, последовало еще несколько загадочных прорицаний. Мэй снова задышала – неглубоко и часто. Она была на взводе и не отпускала взглядом Матушку Оран. Медиум обходила собравшихся, порой произнося нечто зловещее на латыни, ассистентка переводила фразы перепуганным гостям. Джастин в последний раз сжал ладонь Мэй и отпустил ее пальцы. Похоже, напарница успокоилась. Теперь Мэй точно не будет вскакивать и открывать пальбу.
Вероятно, три перевоплощения исчерпали силы Матушки, поскольку, отпустив Ле-Дьябля, она пришла в себя. Женщина устало вздохнула, ее тотчас подхватили под руки дети и осторожно вывели из комнаты под аплодисменты зрителей. Красавица ассистентка вежливо поклонилась гостям и поблагодарила за визит.
Джастин и Мэй вернулись в гостиницу, но разговор не клеился. В холле отеля Мэй спросила:
– У нее что, раздвоение личности? Или что-то настоящее?
– Увы, но похоже – последнее.
Мэй напружинилась, но Джастин лишь развел руками: ему не хотелось обсуждать эту тему. К счастью, напарница ни на чем не настаивала.
«Матушка Оран не шарлатанка, – честно признался он себе. – Она опознала в Мэй избранную. Но… избрана ли Мэй? Ведь она избавилась от власти Морриган…» Морриган, кельтская богиня смерти и войны, от рождения покровительствовала Мэй, хотя та ни о чем не подозревала. Мать отдала свою дочь во власть богини в обмен на здоровые гены в их патрицианской семье. Однако Мэй умудрилась не только разорвать магические узы, но и подорвать силы Морриган в землях РОСА. Преторианка предпочитала не распространяться о прошлых событиях, но Джастин знал: Мэй считает себя свободной, как ветер. Конечно, в ходе расследований возникали разные непредвиденные обстоятельства – такие, как сегодня, например. Но Джастин склонялся к тому, что Мэй права.
«Чтобы быть избранным, необязательно обзаводиться богом-покровителем, – произнес Магнус. – Тебя избирают потому, что ты – это ты».
«У тебя закольцованная логика», – заметил Джастин.