– Почему?
– Слишком велик соблазн утвердиться за счет более слабых, – объяснил Скоффин с обидой.
– Это есть, – согласился Кулиев. – Но что делать? Найти свое место в жизни легче, чем его занять. И вообще ничто так не убеждает, что жизнь прошла, как вскрытие.
Николай поддакнул:
– Насколько проще была бы жизнь, если бы дали в исходниках! Увы, такой баймы нет, где бы не резвились подростки и не портили нормальным игрокам жизнь. Кстати, твое стертое восстановить можно или ты не знаешь?
Скоффин оскорбился.
– Это ты не знаешь! А ты знаешь, что на это потребуется восемнадцать-двадцать часов?
Он с жадностью, как выползающий из жаркой пустыни, выдул две банки пива, перевел дыхание и цапнул третью. Эту уже смаковал, даже обратил внимание на корюшку и прочие деликатесы, что для любителей пива выпускают мелкие фирмы. Полное и вечно небритое лицо на глазах обретало относительно спокойное выражение.
Секира, четвертый из нашей компании, снисходительно улыбался и помалкивал. Он, как и почти все мы, играет только в онлайне. Все мы там умело читерим, но Секира сделал это профессией. На покупку внутриигровых вещей всегда нужны деньги, но не секрет, что купить можно и за реальные рубли или доллары, хотя в большинстве игр это запрещено. Кроме внутриигровых денег Секира наловчился получать впятеро больше лута с каждого моба. Правда, сперва он сгоряча взялся получать в сто раз, но хозяева сервера тут же вычислили и забанили. Второй раз был осторожнее, поставил «пятьдесят», но вылетел с такой же скоростью. Пришлось заводить третий аккаунт, что недешево, а самое главное – прокачивать чара до нужного лэвела, чтобы мочил хотя бы средних мобов. И вот теперь, продает лут на рынке, получает внутриигровые, копит и переводит в вмз.
Николай пошел еще дальше, у него с десяток ботов бегают по всей карте и набирают лэвелы. Конечно, время от времени админы их вылавливают и банят без права разбанивания, но в общем сальдо положительное. Успевает некоторых прокачать до заказанного уровня и продать. Покупатель не рискует: он играет честно, просто не умея читерить, бан не грозит. И дома рады: как же, сынок работает старшим менеджером, приносит неплохие деньги…
Кулиев, самый обеспеченный, читерит для собственного удовольствия. Ему в кайф взламывать защиту, менять мобам характеристики. Сам он почти в каждой игре через недельку уже наверху турнирной таблицы, у него лучшие доспехи, оружие, бижа, а в таких, как Эверквест, – два пятикомнатных дома с множеством мебели, картин, ковров и прочих излишеств. И, конечно, везде, где это возможно, у него самые дорогие животные, а то и ездовой дракон.
Когда вышли суперзащищенные баймы второго поколения, он не спал, не ел, дыр отыскать не сумел, зато взломал защитную стену, и вскоре у него были корабли, высшие показатели, свой замок и прочая-прочая.
В отличие от увлекающегося Николая или меня он не играл ни в одну из игр, в том смысле, как играют все: не повышал лэвел, не собирал лут, не дрался ни с мобами, ни с игроками, а, как хирург, сладострастно копался во внутренностях движка. Когда наконец-то понимал все законы и параметры, сразу терял интерес и тут же присматривал новую жертву.
Глава 2
Я потягивал пиво, покой и блаженное состояние постепенно расходятся теплыми волнами от желудка во все стороны. Даже в голоса перестаешь вслушиваться, то есть слышишь, но просто как разные звуки, дешифровальная машина в голове в положении «off».
И вообще все тело медленно, в этом весь кайф, очень медленно движется к этому «off». Народ собирается у меня, у остальных напряг с жильем: родители, бабушки с дедушками… Николай вообще в коммуналке. Есть на свете счастливцы, деньги с неба падают: квартиры им халявные ввиду смерти каких-то двоюродных дедушек и бабушек, которых они и в глаза не видели. Знаю одного хмыря, у него уже четыре квартиры. Три сдает, в одной живет, денег навалом, пьет и девок водит – мечта моих приятелей.
Мы привычно на кухне, только добрейший Ворпед устроился в гостиной на диване, щелкает пультом перед жвачником. У меня он с диагональю в пятьдесят дюймов, это почти рекорд, и Ворпед не столько передачи смотрит, сколько рассматривает пиксели и юзает дополнительные настройки. Он из тех, кто всегда выжимает из железа максимум, а процы у него всегда разогнанные до предела. Просто так.
Кухня плавно переходит в эту гостиную, мы и отсюда видим огромный экран, похожий на голову фантастического робота. Закреплен не на стене, а на массивной подставке, это шея, а дальше целая куча металлических ящиков, представляющих торс: видеомагнитофон с жестким диском, ресивер, саундбуффер. Сейчас уже начали выпускать «все в одном», но знатоки вроде меня пока что предпочитают настраивать по отдельности.
Хлопнула дверца холодильника, Скоффин на этот раз выволок упаковку бутылочного, бережно опустил на пол у стола. Успеваю увидеть янтарный цвет, стекло тут же покрывается плотным туманом.
– Странный ты человек, Владимир, – сказал он. – Ей-богу, странный.
– Чем же?
– У тебя три упаковки пива и пять пачек кофе.
– Ну и что? – удивился я. – Кофе уходит быстрее.
– Да я не о том… Понимаешь, кофе пьют одни люди, а пиво – другие. И тоже, как ни странно, люди. Пиво – чтобы расслабиться, побалдеть, словить кайф. А кофе – это натянутые нервы, это всегда на стреме, в голове шумит, какой там отдых…
Я подумал, развел руками.
– Да, противоречие… Но я, честно говоря, люблю и то и другое.
Рука привычно потянулась к бутылке с пивом. Кончики пальцев прикоснулись к запотевшему стеклу, в животе довольно квакнуло. Кишки завозились, устаиваясь поудобнее. Я взял бутылку в руки, подержал… Кресло крутнулось, так же автоматически я включил кофемолку.
Скоффин оглянулся на резкий звук размалываемых зерен.
– Ты чего?
– Да что-то восхотелось, – ответил я.
– А, ну давай… а мы пивка, пивка.
Кофе я делаю постаринке в джезве и, пока следил, как поднимается коричневая пена, понял, что вот сейчас хочу именно кофе. Хочу именно напряга. Может, это желание ненадолго, но сейчас хочу всплеск адреналина.
Ворпед прибавил звук в жвачнике, я не оборачивался, услышал только, что Януковича избрали премьером, Юлия Тимошенко уходит в оппозицию, Израиль бомбит Ливан, наши что-то выиграли в теннис. Очередная катастрофа в воздухе: самолет разломился в воздухе. Министерство внутренних дел отвергает все подозрения в теракте. Погибли все пассажиры, экипаж, а в числе пассажиров двое инкассаторов, перевозивших в трех мешках выручку в размере сорока миллионов долларов. Все это в четырех стандартных мешках. По-видимому, вместе с остальным багажом упадут в радиусе ста километров в Московской области в треугольнике между селами Квакино, Жабкино и Рапухино. Там небольшой лес, луг и болото.
Николай протяжно вздохнул:
– Сорок миллионов!.. Это в каждом мешочке по десять лимонов.
– Почему я не турист, – пробормотал Скоффин. – Оказаться бы в том месте… Иду себе, а с неба такой вот мешочек!
– И что с ним сделал бы? – спросил Кулиев.
– Как что? Пачки с долларами в рюкзак, в инкассаторский мешок камень и… в болото! А дома бы нашел, что с зелененькими делать…
– Да уж, – сказал из комнаты Ворпед мечтательно и даже перестал дергать пультом, – я бы тоже…
Они заговорили наперебой, каждый предлагал свои варианты, как потратить, куда вложить, куда поместить, какие акции купить, а может, лучше просто держать дома, ну их эти банки, теперь же все за прозрачность, я слушал краем уха, потом посмотрел и поразился их лицам: раскрасневшиеся, глаза блестят, как у нарков, даже руки трясутся, будто уже спешно распихивают тугие пачки.
Я с чашкой кофе подошел к панорамному окну, моя квартира на верхнем этаже, люблю смотреть поверх домов вдаль. Вижу закаты и рассветы, бывают просто страшные в великолепии, будто небо завешено багровыми шторами, вот-вот раздвинутся, и…
Но сейчас взгляд уперся в эти дома, их сотни коробок, все испещрены точками окон. Жуть, сколько их. И я теперь тоже в одном из них и тоже один из них… из этого множества существ, что помещены в эти бетонные коробочки.
Ребята грызли корюшку, шумно хлебали пиво и все громче рассказывали, как лучше истратить миллионы долларов, что упали бы с неба. Я слушал, слушал, слушал, пока не всплыла неясная идея, не начала копошиться в мутной тине, пытаясь обрести форму. Я старательно выуживал ее, стараясь подцепить за жабры, но пальцы скользили по чешуе, а поймать хотелось: рыбина, чувствую, крупная, а на безрыбье годится все….
– Алексей, – спросил я, – а сколько еще в баймах режется таких же, как ты? В смысле, взрослых?
Секира сдвинул плечами.
– Не знаю. Но, судя по речи, немало. Подростки общаются смайлами, значками да матом, а взрослые пишут длинные фразы. И, конечно, взрослые не матерятся.
– Совсем? – спросил я с недоверием. – Ты что, не материшься?