– Это и его друзья?
– Нет.
– Так. Говори их фамилию. Еще два часа сплю, разбудить не пытайся, потом попробую что-то узнать.
– Калинины. Он Олег, она Людмила, сын Станислав. Адрес – Ленинский проспект…
* * *Игорь не отводил внимательного взгляда от гладкой, сытой и крайне неприятной физиономии очередного губернатора. Искал десять отличий от предыдущих физиономий. Тему браконьеров проехали, сейчас у него от зубов отлетает бодрый рапорт о выполнении социальной программы «Ветеранам – достойную жизнь». Сколько на самом деле собрано, выклянчено из бюджета, куда примерно уплывают огромные деньжищи, – они, журналисты, уже в общих чертах выяснили сами. Губернатор закончил речь на пафосной ноте, давая понять, что он сделал для столичной прессы все, что мог. Игорь выключил диктофон, ребята встали.
– Одну минуту, – сказал Игорь и подошел к губернатору. – Взгляните, пожалуйста, на фото. Не знаете эту женщину?
– М-м-м. Не припомню. Нет, первый раз вижу.
– Это заслуженный учитель России Мария Петровна Симонова. Ветеран труда, награды… Наша газета писала о ней не раз. Сейчас она на пенсии, больна, живет в этих руинах, денег нет, чтобы слесаря, электрика вызвать. На хлеб тоже средств нет. А мы в вашем городе собираемся сани покупать, чтоб кататься по горам икры тех браконьеров, с которыми вы якобы борьбу ведете. Хотите, я напишу вам на бумажке сумму, полученную на поддержку вашей программы «Ветеранам – достойную жизнь» за последние полгода? Вот она. Красивая, правда? А теперь напишите мне сумму, которая причитается Марии Петровне Симоновой.
– В чем дело? Что за цифры с потолка? Мы не позволим. Мы знаем, куда обращаться по поводу журналистских провокаций.
– Игорь, пойдем, нам некогда, – сказал Леша Северцев из «Столичной газеты».
– Ребята, вы идите. Я догоню вас через секунду, – почти весело сказал Игорь.
Когда коллеги вышли, он наклонился над сидящим губернатором и доверительно произнес:
– Награбленным нужно делиться, понял? Если Мария Петровна не получит того, что ей причитается… Ох, как же я люблю рассказывать правду со страниц газеты.
– Да что вы себе позволяете? Я сейчас начальнику ГУВД позвоню.
– Серьезно? Так я сразу тебе дам в морду, чтоб повод был, ладно?
Вышел Игорь почти удовлетворенным, Леша, взглянув в его лицо, вздохнул:
– Все по плану, ребята. Он хулиганил, сто пудов, вечером нам даже в номере спокойно выпить не дадут.
– Может, и дадут, – виновато пробормотал Игорь. Ну, не мог он себе отказать в удовольствии испортить настроение чиновнику.
Вечером им дали выпить. Этот губернатор оказался более дальновидным, чем предыдущие. Он приблизительно представлял себе, какими хлопотами может обернуться месть столичных писак.
Они сидели в номере в клубах сигаретного дыма, говорили как все и как всегда: что делать, быть или не быть, кому на Руси жить хорошо. Игорь несколько раз вставал, выходил с телефоном на балкон, хотел набрать номер Кати, но не решался. Она всегда чувствовала, что он выпил, сразу расстраивалась, сворачивала разговор. Он решил позвонить утром, и тут Катя позвонила ему сама.
– Игорь! Здравствуй! Почему ты не звонишь? У тебя все нормально?
– Конечно. Привет, дорогая. Просто закрутились мы тут. Но материала набрали на полжизни. Как ты? Голос какой-то грустный. Ты скучаешь? Я страшно соскучился, ты знаешь, вот все бы бросил…
– Мне, наверное, не имеет смысла рассказывать, как я. Понимаю, что тебе сейчас не до моих рассказов.
– Ну, зачем ты, Катя, сразу нападаешь. Ну, выпил я. Да, мы сидим, пьем. После очень тяжелого дня. Точнее, после двух суток работы без сна.
– Я понимаю. Я просто позвоню завтра. Или ты мне, хорошо? Пока.
Игорь долго стоял неподвижно, почти в отчаянии, когда она разъединилась. Вот какая реакция. На абсолютную, по сути, ерунду. Это очень осложняло их жизнь. Ну, как газетчику не выпить с друзьями. Игорь был из тех, кто за свою компанию голову готов сложить. Катя – одиночка по жизни. Близко к себе мало кого допускает. А вот если допускает… Что тогда? Игорь задумался совсем уже тяжело. Как всегда, в разлуке и в моменты какого-нибудь разлада, он вспомнил тоскливый, призывный и страстный взгляд того мужчины в больнице, где лежала Катя. Ничего более откровенного Игорь в жизни не видел… Он вошел в номер, взял со стола бутылку водки, налил в гостиничный стакан и выпил залпом.
– Я спать пошел, – сказал он друзьям, лег на кровать и до утра так и не заснул.
В Москве Катя горько плакала в подушку. Опять в трудную минуту она не смогла поделиться с ним, самым близким человеком. Легче всего убедить себя в том, что ей помешал его нетрезвый голос. Он ей, как всегда, помешал сдержаться, спокойно поговорить. Но поделиться тем, что произошло, что так мучило ее сейчас, именно с Игорем и нельзя. Вот в чем проблема. Вновь, как обычно, после очередного недоразумения в отношениях с мужем, закружились непрошеные мысли о том, почему у них нет детей. Хоть одного ребенка. Как-то повелось объяснять это себе и другим банальным отсутствием времени на воспитание чада. Она постоянно в работе, он тоже, у нее съемки, у него – командировки. Ну, успеют еще. Ей всего двадцать восемь, ему – тридцать три… Ей уже двадцать восемь. И она может сказать себе, наконец, честно. Ее муж – хороший человек, она его любит, но не хочет от него детей. Что-то не складывается тут – и все.
Глава 3
Аня задумчиво жевала омлет, сидя за кухонным столом, и смотрела в спину матери, моющей посуду.
– Слышь, у Стаса мама умерла, – произнесла она, наконец.
– Да ты что, – повернулась Вера. – Когда?
– Вчера ночью.
– Ну, слава богу, отмучилась.
– Ой, я так и знала: вечно ты с этим «слава богу». Ничего она не отмучилась. Там петрушка какая-то вышла. Ей вроде лекарство не то подсунули. Перепутали, что ли. Я не поняла толком.
– Да ты что! – глаза Веры расширились от любопытства.
– Не, ну ты как заведенная точно. «Да ты что, да ты что». Ты че обрадовалась?
– Я обрадовалась? Ты просто психопатка. Я, наоборот, в шоке. Ты объясни толком насчет лекарства. Кто мог ей не то лекарство дать? Ей только муж лекарства и давал.
– Или уколы, я сразу не врубилась. Стас чего-то бормотал… Да, вроде уколов больше, чем надо.
– Интересно, – задумчиво проговорила Вера. – А знаешь, я его не осуждаю. Он мужик видный. И при калеке.
– Я фигею, дорогая редакция. Ты что, маман, на Олега Витальевича глаз положила? Сразу тебе скажу, чтоб не мучилась: ты в пролете.
– Какая ты грубая все-таки. И с чего ты взяла, что я того… глаз положила? Я просто так сказала. И все равно интересно: ты меня что, очень страшной считаешь? С чего это я сразу в пролете?
– Не, ну ты, может, и не самая страшная, – Аня жмурилась довольно, как кошка. Любила она поиграть на мамином самолюбии. – Просто есть лучше. Я тебе так скажу: есть в тысячу раз лучше.
– Ты про что? Ты хочешь сказать, что у него кто-то есть?
– Ну, так-то нет, конечно. Ну, как ты подумала. Но одну девушку я у них видела. Она ему нравится, точно. А тетю Милу клинило. Я это тоже видела.
– Ничего себе. Что за девушка?
– Не знаю. Может, артистка.
– Красивая, что ли?
– Угу.
– Так. Вот что получается. А ты тут пела: добрый он, хороший, на руках жену носит.
– Так он и есть добрый и хороший, и на руках ее носил, потому что она ходить не могла. А девушка зашла к ним, может, один раз. Ее он на руках не носил. Вот как с тобой говорить? Ты как залипнешь на чем-то, тебя не сдвинешь. Ты на самом деле думаешь, что он нарочно с лекарством?
– Пусть милиция думает, – поджала губы Вера. – Мне другое интересно. Стас тебе про женитьбу ничего ни разу не говорил?
– Ну, говорил что-то… Типа в шутку.
– Парень может сказать типа в шутку, а девушка должна сделать так, чтоб было всерьез.
– Может, мне его в загс самой затащить? Ну, ты даешь.
– Что значит – затащить? Когда у женщины голова на плечах, мужчина идет в загс и думает, что сам этого хочет.
– Ясно с тобой все. Ты на этих штампах помешана. Сейчас начнешь рассказывать, что все из нашего дома уже проштампованы, одна я – нет.
– Аня, – голос Веры прозвучал значительно, почти торжественно, – ты, дочка, пойми: я знаю, что говорю. Ты полгода со Стасом встречаешься, живете, если прямо сказать. Если бы у них все было по-старому, то можно и дальше так тянуть. Но все поменялось. Мать умерла, отец… Сама говоришь: может и привести кого-то. А когда приведет… Захочет ли она тебя прописать? Сомневаюсь. Тут случай такой: с этим лекарством начнут разбираться, раз уж подозрение есть. Одним словом, пожениться вам в самый раз. Олег сейчас это и не заметит. А потом уж – ничего не поделаешь, ты там живешь на законных основаниях.
– Как тебе горит меня выпихнуть отсюда!
– Я о будущем твоем беспокоюсь. Семья приличная, квартира большая. А мне нужно здесь сидеть и ждать, когда брат твой сюда жену приведет. Я не о себе пекусь. Всю жизнь на вас положила, а на старости, может, меня невестка и выкинет отсюда…