— И что же, они держат его в неприступной башне или в сыром подвале?
— Полагаю, условия его содержания оставляют желать лучшего, — отозвался Данблейн, — но мы должны благодарить Килкрейгов за то, что они не отправили его на суд в Эдинбург.
— На суд?
Герцог был немало изумлен, выслушивая управляющего.
— В чем же они его обвиняют?
— В краже скота, ваша светлость!
— Боже мой!
Герцог широко открыл глаза. Неужели это не кошмарный сон?
— Я разговаривал с Килкрейгом, ваша светлость. Он согласился подождать с решением этого дела до вашего приезда, но заявил, что преступление полностью доказано и Торквил со своими товарищами, представ перед судом, будет сурово наказан, — возможно, выслан в колонии!
Герцог не мог поверить своим ушам, настолько это казалось диким для образованного, цивилизованного человека.
Он хорошо знал, как относится к краже скота шотландское правосудие.
Рост скотоводства в Нижней Шотландии и приграничных областях Англии вызвал к жизни такие уродливые явления, как угон скота и взимание «черного налога». Последнее стало едва ли не горской традицией.
Шотландцы издавна платили своему правительству налог деньгами или натурой. «Черным налогом» назывались деньги, которые выплачивали бандитам законопослушные граждане в обмен на обещание не трогать их стада.
В прежние времена похитителей скота вешали; теперь правосудие стало милосерднее, однако судьи без колебаний высылали провинившихся в далекие колонии, обрекая их на неминуемую гибель, или заключали на много лет в знаменитую Эдинбургскую темницу.
— Какого черта вы позволили мальчишке ввязаться в это сумасшествие? — сердито спросил герцог. Мистер Данблейн вздохнул.
— Ваша светлость, я не раз говорил о Торквиле с вашим отцом. Я убеждал его, что скука и бездеятельность дурно влияют на мальчика: ему нечем заняться, и он начинает озорничать.
В голосе мистера Данблейна появились умоляющие нотки.
— Уверяю вас, — продолжал он, — это всего лишь мальчишеская шалость. Килкрейги — наши исконные враги, и мальчику нравилось потихоньку переходить границу, отгонять от стада корову или теленка, а потом торжественно приводить их домой, словно это почетная военная добыча.
«Действительно, — подумал герцог, — для шестнадцатилетнего мальчишки это не преступление, а почти что геройский подвиг. Ведь Макнарны несколько сот лет ненавидят Килкрейгов так же, как Килкрейги — Макнарнов».
— Как его поймали? — коротко спросил герцог вслух.
— Очевидно, он играл в эту игру не один раз, — ответил Данблейн, — но я, к несчастью, ни о чем не знал, пока Килкрейг не сообщил мне, что Торквил и трое юношей, угонявших скот вместе с ним, пойманы на месте преступления.
— Должно быть, пастухи устроили засаду? Мистер Данблейн кивнул.
— А эти глупцы, — продолжал герцог, — конечно, воровали скот в одном и том же месте!
— На самой границе, — коротко ответил мистер Данблейн.
— Не могу представить себе более идиотского и безответственного поступка! — взорвался герцог. — Но, думаю, если я поговорю с Килкрейгом, он прислушается к голосу здравого смысла.
— Он заявил, что не станет вести переговоров ни с кем, кроме вашей светлости, — подтвердил управляющий.
Герцог вздохнул.
— Значит, мне придется с ним встретиться. Не стану скрывать, Данблейн, я вне себя от ярости!
— Я опасался, что так и будет, ваша светлость. Не раз я просил вашего отца, чтобы он отправил Торквила в школу, а затем — в университет.
— Но мой отец никогда не слушал добрых советов, — горько закончил герцог. — Сколько лет Торквилу сейчас?
— Скоро исполнится семнадцать, ваша светлость. Он в том же возрасте, в каком были и вы, когда покинули замок.