Вечером его посетил усталый Панов.
– Все прошло блестяще, Рой. У Анджея сто двадцать любов любви к Армине, сорок три люба суммарного дружелюбия к остальным, пятьдесят восемь персональных любов к Альфреду – он его несколько выделяет среди других.
– Что, что? Что ты обнаружил? Сто двадцать любов?
– Любов. То есть единиц психоэнергетического поля.
– Никогда не слыхал о такой единице.
– Мы её сегодня сами придумали. Неплохое название, не правда ли? Люб – единица душевной симпатии! Можно, конечно, изобразить симпатии и в долях килограмма, и в динах, но специальное название лучше. По моей классификации простая симпатия – до тридцати любов, дружелюбие – от тридцати до шестидесяти, от шестидесяти до восьмидесяти – дружба высшей силы, до душевного слияния, после восьмидесяти – любовь. И вот по этой классификации Анджей любит свою Армину с силою ста двадцати психоэнергетических единиц.
– Так сказать, любит с полуторной силой? Имея в виду, что начальная форма любви всего восьмидесятилюбая. Верно?
– Да, очень сильное у него чувство. Рой. Анджей впал в настоящий восторг, когда прибор выдал энергозапись его любви. Армина тоже радовалась. Завтра на исследование идёт она. Мы решили изучить каждую пару в отдельности, а после составить энергопаспорт их коллективной психосовместимости. Уверен, что она будет очень высокой – гораздо выше минимума, какой требуется для экспедиции. Это прекрасная группа!
– Давай, давай! Держи меня в курсе каждого обследования.
Сообщения об экспериментах теперь поступали к Рою каждый вечер. Панов все больше радовался. О том, что страсть Армины к Анджею достигает ста тридцати восьми любов, а общая приязнь к друзьям укладывается в пятьдесят четыре, Шура поведал с воодушевлением, но ещё без ликования. Зато только этим словом можно было определить состояние, в какое его привело обследование Павла Бестерхауза и Дианы Жорес.
– Ровно сто тридцать три у Павла и столько же у Дианы! Ты понимаешь, Рой? Идеальная супружеская пара! Павел и Диана всех древних влюблённых переплюнут по части психоэнергетического единения сердец. Классическое равенство любовных полей! В смысле обоюдной страсти, ты меня понимаешь? И столь же высокий уровень товарищества. Почти восемьдесят любов набрало их дружелюбие к остальным членам экипажа! Вот она, абсолютная психосовместимость с коллективом!
Восторженные речи Панова поколебали Роя. Он уже почти поверил, что эксперимент, так не нравившийся ему поначалу, в отличие от прежних экспериментов Панова завершится удачей.
Тем сильней его поразило, что двести тринадцать любов у Альфреда по отношению к Елене и сто четыре у неё к нему Шура объявил без энтузиазма. Он казался скорей озадаченным, чем торжествующим.
– Кажется, ты сам не ожидал такого уровня любовного влечения, – заметил Рой.
Панов вяло качнул головой. Он опять упирался глазами в пол. Так низко он опускал голову только при неудачах.
– Конечно, каждому видно, что Альфред очень сильно влюблён в свою златокудрую Елену, – сказал он со вздохом. – Женщина такой красоты иных чувств у влюблённого не вызовет. И что она его любит меньше, тоже естественно. С чего бы удивительной красавице без ума влюбляться в хорошего, доброго, но, в общем, довольно заурядного парня?
– Понимаю: твоему доброму Альфреду не понравилось, что она любит его на сотню психоэнергетических единиц меньше, чем он её?
– Что ты, Рой! Он от счастья не чует под собой ног. Ему сверх головы хватает, что она вообще его любит. «Я благодарен Елене за любое проявление любви ко мне» – так он признался. Но видишь ли, Рой…
– Ничего пока не вижу.
– Узнав эти показатели, Армина неожиданно обиделась. Павел с Дианой отнеслись спокойно, Анджею тоже безразлично, как любит Елена Альфреда, а тот Елену. Армина же возмутилась. Она прямо не высказывает своего негодования, но я угадываю её состояние.
– Какое, собственно, дело Армине до того, как влюблены друг в друга Альфред и Елена?
– Сам ломаю над этим голову. Загадка.
– Собираешься разгадывать эту загадку?
– Если Армина не успокоится, ей нельзя стартовать с Земли. Её состояние не для рейса в звездолёте! Ужас просто! Какая там душевная совместимость, какое дружелюбие… Нет у неё сейчас ни того ни другого.
– И что теперь?
– Поговори с Арминой, Рой. Это единственное, что остаётся, – поговори!
– Мне? Что это даст?
– Очень много. Рой. Твоя известность, твоё прославленное умение раскрывать любые секреты… К тебе относятся по иному, чем ко мне. Поговори, очень прошу! Она так тебя уважает!
Рой с полминуты раздумывал.
– Ладно. Пусть приходит. Не уверен, получится ли что, но побеседовать могу. Надо все доводить до конца… Будешь присутствовать. Можешь, по обыкновению, молчать, если мы с ней заспорим.
– Буду молчать, – пообещал обрадованный Панов. – Молчать я умею, можешь не беспокоиться.
4
Было видно, что Армина готовилась не к простой беседе, а к спору. Она села в кресло напротив Роя, Панов уместился в сторонке, и начала первая.
– Признаться, я удивлена вашим приглашением на беседу… Спрашивайте, я отвечу.
– Панов говорил мне, что вы…
– Да, он правильно говорил. Я возмущена результатами обследования. Я открыто об этом ему не говорила, но он угадал.
– Что могло вас возмутить? Взаимоотношения внутри вашего маленького коллектива наверняка были вам известны и раньше.
– Как понять – известны? Догадывалась, чувствовала – да. Но точно не знала. А теперь знаю точно. И это нестерпимо!
– Расскажите подробней, что вас выводит из себя?..
Она волновалась, с каждой фразой все сильней. Очень многое ей нестерпимо. Начать хотя бы с Елены и Альфреда. Нежный, чувствительный мальчик без ума, без памяти, до смерти влюблён в свою беломраморную богиню, а она? Чем она отвечает на такое высокое, такое сильное, такое редкое чувство? Снисходительно принимает его! Иначе не назвать эти жалкие сто четыре люба! Разве это настоящее чувство – сто четыре в ответ на двести тринадцать? И как не пожалеть человека, как не рассердиться на его холодную подругу?
– Но ведь их темпераменты – их личное дело! Разве можно им предписывать, с какой силой любить друг друга?
Верно, все верно,-сила взаимной любви их личное дело, никто не вправе вмешиваться со стороны. Она и не вмешивается. Она ни единым словом, ни единым взглядом не показала ни Елене, ни Альфреду своего недовольства. Но остаться безучастной она не может. И это её личное дело – быть ли равнодушной, негодовать ли, чувствовать ли возмущение…
– Не совсем личное, Армина. Вы стартуете в уникальный рейс. И ваши настроения, даже невысказанные…
Вот именно – её невысказанные настроения! Всю жизнь, долгие годы провести рядом с парочкой, молчаливо осуждая одну, молчаливо печалясь о другом! Не слишком ли сильное испытание? Да и не только это! Нет, она не осуждает Анджея, что он испытывает к ней всего сто двадцать любов, в то время как она привязана к нему ста тридцатью восемью. Она знала и раньше, что любит его сильней, чем он её. Она вообще считает нормальным, чтобы женщина любила сильней, такова уж женская природа, да и, согласитесь, Анджей заслуживает того, чтобы его любили беззаветно и преданно, он удивительный человек… Но все же сто двадцать любов, которые, она снова это повторяет, вполне ей достаточны, но они все же не равны Альфредовым двести тринадцати, даже и ста тридцати двум не равны, что у этих тихонь Павла и Дианы. И вот весь рейс, до старости, до кончины, думать о том, какие горячие слова, какие ласки расточает тебе твой муж, будущий отец твоих будущих детей, и знать, знать всегда, каждую минуту, что вся его пылкая любовь в объективном измерении не добралась и до той скромной величины, что у этой вон тихой парочки, сидящей напротив тебя за столом. Всю жизнь мучиться такими мыслями!
Голос её прервался слезами. Рой помолчал, потом сказал:
– С таким настроением нельзя отправляться в дальний рейс, Армина.
Она ответила с вызовом:
– Именно, Рой. Сегодня я подала заявление, что отказываюсь участвовать в экспедиции.
– Ваш жених не протестовал, не отговаривал вас?
– Ещё бы не протестовал! Это ведь его любимая мысль, что он положит начало поколению звездолюдей, родившихся вдали от Земли. Но отговорить меня он не смог. Я ему сказала, что если его незначительные сто двадцать любов все-таки искренни, то он не оставит меня одну на Земле. У вас ещё есть вопросы. Рой?
– Больше вопросов у меня нет, Армина.
5
– Итак, естественный финал всех твоих научных изысканий, Шура. И это твоё открытие – закрываем, – хмуро сказал Рой, когда Армина ушла.
– Панов и звука не проронил, как и обещал, пока шёл разговор Роя с Арминой. Но слова Роя нельзя было оставить без ответа.
– Почему закрываем? Если оно не понравилось одной Армине…
– Да, оно не понравилось только ей, только одному человеку. Но этого достаточно, чтобы развалился хороший коллектив. Отменяется уникальный рейс! Да и только ли ей не нравится? Проведи свою любовную классификацию у всего человечества – все ли будут довольны? Не найдутся ли миллионы Армин?