Для окружающих я — двенадцатилетний мальчик. Отрок. Тот, кто молчит, если его не спрашивают. Мне не дозволено лезть к кому бы то ни было с непрошеными советами — дядьки авиамеханики, хотя и знают, что в деле я разбираюсь не хуже них, продолжают держать меня на побегушках — подай, принеси, подержи. Подшучивают, правда, беззлобно. Для порядку. Если честно, мне и поговорить-то не с кем. Пацаны-сверстники редко появляются тут, да и крутятся они, в основном, вокруг лётчиков — промасленные железяки их мало интересуют.
Шурочка заглядывает иной раз. Бывает, поможет в работе или пуговицу пришьёт. Она хорошая и чуткая, от неё так и веет женским теплом. Только вот женственность её до меня никакого касательства не имеет — я пока вообще сопляк. А просто по-человечески дружить — это у нас как-то не складывается. Приятельствуем.
Между тем в голове с каждым днём всё настойчивей колотится мысль о войне, что случится через шесть лет. Нет, рисовать на картах стратегические стрелочки я не способен, да и по части чёткой хронологии и направлениям наносимых немцами ударов спрашивать меня бесполезно. Зато я точно знаю, какие в этой войне потребуются самолёты, кому и какие технические задания необходимо выдать, что за проблемы возникнут при испытаниях и даже способы их решения смогу подсказать. Словом, поручи мне оснащение ВВС новой техникой, и не видать фрицам господства в воздухе.
Потому что известна мне и тактика использования авиации, и важные моменты в подготовке лётного состава и наземных служб — всё это пройдено на собственном опыте, изучено по книгам и даже в Интернете я многое находил, потому что всю жизнь интересовался покорением пятого океана.
И куда, скажите на милость, обратится с этими знаниями подростку, учащемуся на моториста в одном из аэроклубов в Причерноморских степях, живущему на бескрайних просторах Украины? Написать письмо товарищу Сталину? Объяснить ему всю глубину его заблуждений и ласково попенять за то, что профукал нападение Гитлера? И жизнь моя после этого станет ужасно познавательной, зато недолгой.
Ну и признаюсь, личные качества этого вождя мне чисто по-человечески не нравятся. Не люблю я того, чего побаиваюсь. Впрочем, сколь плох или хорош этот человек — не важно. Важна высота административной пирамиды, в которой он на вершине, а я — у подножия. Чтобы достучаться, мне придётся пройти длинную череду встреч с разного рода людьми, занятыми, кроме всего прочего, заботами о своём продвижении по карьерной лестнице или борьбой за сохранение места… а то и жизни. Времена-то нынче суровые, внутри партии проходят процессы, непонятные человеку, неискушённому в политике.
На любом этапе можно упереться лбом в элементарное недоверие, поскольку дара убеждения у меня отродясь не было и даже к концу жизни толком не появилось. Разве что преклонный возраст вызывал у людей доверие. Так этого «аргумента» я нынче начисто лишён.
Что мне реально под силу — это построить самолёт, способный противостоять мессерам и сбивать юнкерсы. А потом, частным порядком, рубить их пока меня не завалят. Не знаю, одного я успею уничтожить, десяток или сотню, но разум шепчет всё-таки о десятке. Так примерно оцениваю я свои возможности. Опыт и знания у меня есть, дело за послушным летательным аппаратом, способным и догнать, и удрать, и увернуться. И обязательно с пушкой. Хоть бы и дульнозарядной на один полновесный выстрел. Уж прицелиться-то я сумею, и выдержки мне хватит, чтобы не пальнуть раньше времени.
Только — вот беда. Негде мне взять для этой затеи ресурсы. Даже просто добыть хороший двигатель — и то проблема. А ведь хотелось бы оборудовать кабину более-менее приличными приборами. Вообще, в самолёте довольно много внешне незаметных вещей, без которых он делается крайне неудобным в эксплуатации. Изготавливают их на десятках предприятий, ни с одним из которых у меня нет ни малейшего шанса договориться, потому что у всех имеется план, за выполнением которого ведётся неусыпный контроль. Спалюь в два счёта, едва хоть кто-то проявит интерес к «запросам» простого паренька с юга Украины.
Глава 4 Первые шаги
Итак, у меня есть не то, чтобы чёткий план, но понимание, как действовать. Для того чтобы добиться результата требуются довольно серьёзные вещи, получить которые можно от какой-то влиятельной организации. Если вы подумали о комсомоле, так я тоже с этого начал. Он активно содействует творчеству любителей авиации — казалось бы, чего ещё желать?
Однако присутствует «но». Во-первых, мне ещё парочку лет нужно подрасти — возраст-то у меня пока пионерский. Во-вторых, комсомольская организация напрямую вплетена в существующую вертикаль власти — все достижения, так или иначе, станут известны партийным органам и ГПУ. Оно бы и ничего, на первый взгляд. Но когда речь пойдёт об установке на самолёт вооружений или заграничного оборудования, например, авиагоризонта или радиополукомпаса — вот тут возможны серьёзные осложнения.
Опять же, действуя под присмотром «руководящей и направляющей», я могу не сохранить лидирующей позиции — приставят ко мне «старшего товарища», и вместо ястребка будем клепать машину, которая и жнёт и шьёт и на дуде дудит в благородном деле борьбы с религиозными предрассудками. Время нынче строгое — партия сказала «надо» — комсомол ответил «есть». Не докажу ведь, что именно я лучше всех знаю, что сейчас действительно необходимо, а не просто показалось руководящим товарищам. Правда, есть шанс, что мне удастся как-то стихушничать, повернуть дело так, чтобы строить самолётик для рекорда скорости, например, а уж маневренные качества в него заложить сразу неплохие, ну и местечко для пушки приготовить, обосновав это, скажем, как разбрасыватель агитационных листовок.
Зыбкий путь, неверный. Сомневаюсь.
А поддержкой какой ещё могущественной организации я могу заручиться? Говорят, нынче существуют разные контрреволюционные подполья, пляшущие под дудку мирового империализма. Так у нас с ними слишком разные задачи — не раскошелятся они на развитие советской авиации.
Церковь остаётся. Она нынче несколько не в чести, бывает, что и страдают служители культа, да и храмы нынче как-то не в почёте. Однако советские времена православные успешно пережили и паствы не лишились. Вот уж, воистину, организация, так организация! Тот факт, что ни во что божественное я ни капельки не верю, значения не имеет — у меня со святыми отцами сейчас вполне сходные цели — им гитлеровцы на нашей земле совершенно ни к чему. И гибель миллионов сограждан они будут переживать вместе со всем народом. К тому же — ведут они себя сейчас достаточно скромно, поэтому велика вероятность, что не «сдадут» меня с потрохами. Вот только как с ними столковаться — ума не приложу.
Впрочем, и поддержка комсомола моим начинаниям не повредит — всё равно я никуда не спрячусь от аэроклубовского комсорга. Он заглядывает в мой сарай, интересуется. Нужных шурупов достал, когда понадобились. И втулки его хлопотами выточили на каком-то из Одесских заводов по моим эскизам. Не крикун он, не руками махатель, а дельный парень. Именно он и «уведёт» у меня в будущем Шурочку — а она бы за худого человека не пошла.
Сам я нынче — пионер. Красный галстук ношу всегда — он кокетливо выглядывает из ворота технического комбинезона, который я, почитай, и не снимаю. Хотя с пионерской организацией школы давно потерял всякие связи — я ведь не вылезаю с аэродрома. Разве что иногда заглядываю в соседнее село. Ниток купить, иголок, ирисок. Зарплата ученика моториста невелика, но ни на что не расходуется, потому что я тут на полном пансионе. Нет, на покупку материалов или мотора для самолёта у меня средств недостаточно, однако в бытовом плане я в тратах не стеснён.
Так вот — мелькнула идейка организовать пионерскую группу будущих самолётостроителей под моим руководством. А потом начинать работы над… ну, для разминки соорудим мотопланер с мотоциклетным мотором, а там и за рекорд скорости возьмёмся — уж тут-то можно рассчитывать на целевое выделение средств от Осоавиахима под присмотром комсомола. Глядишь, и моторы французские сумеем выбить. Я читал про них в будущем — однорядные они, силёнок под двести моща и, слушок был, в морозы не запускаются. Так мне до морозов дела нет — фашисты летом нападут. А до холодов меня обязательно собьют просто по закону больших чисел. Это я не к тому, что полагаю себя обречённым, а просто или с парашютом придётся выпрыгивать, или на вынужденной посадке приведу машину в состояние полной негодности, пропахав полосу брюхом. Вторую же мне не построить, хоть вывернись я наизнанку. Да, в конце концов, двигатель выработает ресурс — он ведь нынче считается на сотни часов, ресурс-то — месяц-другой боевой работы из расчёта по три вылета в сутки — и можно разбирать технику кувалдометром, чтобы не досталась врагу. А сам — в строевую часть рядовым пилотом.