Ежели он говорил, что эту сцену можно вставить в комедию, это значило, что ему хочется, чтобы его просили разыграть ее. За это взялась мисс Сесилия
Оссультон.
Мистер Сигров тотчас принялся за дело.
— Можно было бы, — сказал он, — назвать эту комедию «Пять тысяч акров в одной меже, или Прекрасная невеста». (Я не стану описывать жестов господина Сигрова, они соответствовали словам).
— Да, Вильям! — сказал старый Понсонби, остановясь перед племянником со сложенными назад руками. — Могу сказать по совести, что это одно из лучших имений в целой Англии; пять тысяч акров чудесной земли рядом с моей вотчиной… шутка ли!.. Оба имения будут в одной меже.
— Смею сказать, дядюшка, что это меня не прельщает. Потому что вам пришла фантазия соединить два имения, вы и меня хотите захватить в одну межу.
— Да это, мой друг, славная вещь!
— Что, дядюшка, деревня или жена?
— И то, и другое, племянничек, и надеюсь, что ты не станешь противиться!
— Да я, дядюшка, не корыстолюбив; ваших теперешних поместий будет с меня достаточно. С вашего позволения, вместо того, чтобы удваивать имение и удвоиться мне самому, не лучше ли мне быть у вас единственным наследником?
— Да таких золотых случаев, мой друг, надобно ждать целые столетия! Я всю жизнь свою о том только и думал, как бы соединить эти две дачи, и составил даже план преобразования поместья моего соседушки Персиваля. Дом этот мы сломаем, а старое аббатство исправим и отделаем, и тогда, мой друг, пусть и сам герцог Девоншир потягается с нами насчет великолепия, обширности и изобилия вотчины.
— Но я, дядюшка, и в глаза не видал мисс Эмилии Персиваль!
— Этакая жирная, здоровая, плодородная почва, что чудо… на ней все родится сам-пятнадцать.
— Надобно прежде посмотреть, какова она!
— Обработанная, мой друг, превосходно!.. По новейшей системе плодосмена!..
— И притом, будет ли она, дядюшка, согласна?
— Стоит только разделить ее на участки, по моей системе, и отдать каждый участок в арендное содержание… Да чему ты смеешься?
— Тому, дядюшка, что вы, кажется, хотите заживо женить меня на жирной земле, а я намерен быть в объятиях такой супруги только после моей смерти.
— В таком случае, сударь, я должен вам заметить, что у меня могут найтись и другие наследники; мне стоит только написать вашему двоюродному брату Джемсу; если он согласится на мое предложение, я сделаю его моим наследником. Вероятно, он лучше вас оценит достоинство Персивалевой дачи…
Старик Понсонби пошел к дверям.
— Постойте, любезный дядюшка, — вскричал Вильям, выскочив из кресла: — мы не совершенно понимаем друг друга. Конечно, я бы лучше желал обладать одним вашим имением и быть холостяком, нежели обладать двумя и в придачу мисс Эмилией Персиваль; но все-таки я не говорил вам, что предпочитаю нищенство двум прекрасным поместьям и жене в одной меже. Я знаю, вы любите быть верным своему слову; я принимаю ваше предложение, чтобы избавить вас этим от издержек писать моему брату Джемсу.
— Ну, вот видишь, Вильям, теперь ты стал умен!
Мне ничего больше не надобно. Я тоже знаю, что ты любишь быть верным своему обещанию, и буду считать это дело устроенным. Я только за этим и посылал за тобою; теперь поезжай, куда тебе угодно. Тебя уведомят, когда все будет готово.
— В понедельник, дядюшка, я должен ехать в Таттерсаль для покупки лошади на нынешнее лето; смею ли спросить, дядюшка, когда вы меня к себе потребуете?
— А вот я тебе сейчас скажу: теперь апрель; я полагаю, около июля.
— Около июля, дядюшка!.. Пощадите! Неужели мне жениться, когда собаки бесятся? Нет, я скорее повешусь!
— Пожалуй!.. Оно, действительно, немножко жарко… Так и быть, мы отложим до октября!
— До октября!.. Да я должен в октябре быть в Мельтоне на собачьей травле.