Прежний Бедфорд, мнивший себя царем Вселенной, был отпетым ничтожеством. Новый Бедфорд, понявший, что он лишь капелька в человеческом океане, может еще дорасти до человека.
Свой следующий фантастический роман «Пища богов» (1904) Герберт Уэллс написал о выросших людях. В этом романс рассказано, как на смену маленьким, суетливым, жадным людишкам, никак не способным дотянуться до современного уровня знаний и поспеть за ходом прогресса, приходят большие люди.Слово «большие» не следует здесь понимать как метафору. Речь идет о великанах. Уэллс хочет сделать свое иносказание как нельзя более наглядным.
Итак, два ничем внешне не примечательных человека изобрели «Пищу богов» — препарат, стимулирующий рост и во много раз увеличивающий размеры живых существ. И, как не раз уже случалось, при новом толчке, который наука дала прогрессу, прежде всего начинает расти и множиться всяческая нечисть. Но должен прийти таких же размеров человек — и он приходит…
Слова о том, что «человек отстал от собственного уровня знаний», которые так часто сейчас повторяют, значат очень многое, и в разных случаях в них вкладывают разный смысл. Для нас главным признаком отставания человека от объективного уровня современной науки является тот факт, что большая часть человечества все еще живет в условиях антагонистически-классового общества.
Для Герберта Уэллса важнее другое.
Он исходит прежде всего из того, что уровень общественной морали оказался в XX веке заметно ниже уровня знаний. Это, конечно, далеко не все,что можно сказать против буржуазного общества. Однако сама по себе критика буржуазных установлений в произведениях Уэллса бывает очень острой и проницательной.
Чего стоит в «Пище богов» хотя бы премьер-министр Кейтэрем, этот «цивилизованный носорог, порождение демократических джунглей, чудовище сокрушительное и несокрушимое». Такие, как Кейтэрем, для Уэллса самые опасные представители современного человечества, ибо они воплощают в себе внутреннее несовершенство современного человека, ограниченность его знаний, убожество принципов и несовершенство общественных установлений, помогающее таким людям притязать на руководство страной. «Этот человек, кажется,самой природой создан для того, чтобы пробивать себе дорогу в толпе… Требования экономики, географические особенности страны, почти не тронутые сокровища научных методов и открытий — это для него все равно, что для его толстокожего прототипа в животном царстве железные дороги,ружья или записки знаменитых путешественников…
…Он ничего не знает и не понимает. Не знает, что есть па свете законы физики и законы экономики, количественные отношения и качественные реакции, которые нельзя опровергнуть и отменить… и ослушаться их — значит погибнуть. Не знает, что есть нравственные законы, которые невозможно подавить силой одного лишь обаяния: придавленные, они мстительно распрямляются, точно сжатая пружина, и наносят ответный удар».
Против этого и подобных ему людишек стоят уэллсовские гиганты — символ будущего человечества.
От людей, их окружающих, они отличаются не только ростом и силой. Они чувствуют себя братьями. Они всегда вместе — в делах и мыслях. Они не разобщены, как теперешние пигмеи, и поэтому во сто крат сильнее.
Уэллс часто выступал против буржуазного индивидуализма. На сей раз он показал достоинства человеческого коллектива. Этот немного неопределенный коллективизм Уэллса тоже с тех пор стал традиционным для научной фантастики.
Крупнейший современный английский фантаст Джои Уиндем, например, сделал этот вопрос центральной темой своего творчества. Это неудивительно: Уиндем писал, что именно чтение Уэллса заставило его начать пробовать свои силы в научной фантастике. На Уэллса ссылается и один из крупнейших американских фантастов Клиффорд Саймак в своем проникнутое коллективистской тенденцией романс «Они притворялись людьми».
Будущее человечества рисуется Уэллсу как время, когда изменится масштаб человеческих дел и чувств. Люди будут распоряжаться огромными силами, которые отдаст в их распоряжение наука. Но главное — они сами вырастут, избавятся от обуревающих их мелких мыслей и чувств, научатся жить не для себя, а для человечества, будут умными, добрыми, смелыми.
О таких людях и о таком обществе Уэллс писал не раз после «Пищи богов». Один из самых известных его утопических романов так и называется — «Люди как боги». В этом романе Уэллс упоминает и еще об одном условии расцвета человечества, о котором он забыл сказать в «Пище богов».
Изображенное там общество — это общество без каких-либо намеков на частную собственность…
* * *
Когда Уэллс в 1934 году сошел с самолета в московском аэропорту, он не первый раз ступил на русскую землю. В Россию Уэллс приехал впервые в 1914 году, перед самым началом первой мировой войны. Второй раз он побывал в Москве в 1920 году. Об этом своем приезде он написал известную книжку «Россия во мгле», где он выразил свое восхищение Лениным, хотя и не сумел поверить в реальность ленинского плана электрификации.
Последнее понятно. Приблизительно в это время в Англии обсуждались пути развития энергетики, и вопрос об электрификации стоял как дискуссионный и спорный. Что касается сроков полной электрификации Англии— развитой индустриальной Англии, а не разоренной России,— то цифры здесь назывались, прямо надо сказать, немалые — до нескольких сот лет. Вот почему удивительным должен был показаться Уэллсу проект Ленина!
Впрочем, нам ли удивляться, что Ленин настолько превосходил силой и дерзновенностью разума даже умнейших своих собеседников.
Три раза приезжал Уэллс в нашу страну, и каждый раз она открывалась ему по-новому — Россия дореволюционная, Советская Россия времен гражданской войны и разрухи, Советский Союз, только что завершивший первую пятилетку.
Цели поездок у него тоже были разные. Конечно, его всегда поднимало с насиженного места писательское любопытство — это присущее всякому настоящему писателю желание видеть все своими глазами, знать все не в общих чертах, а в мельчайших подробностях, но всякий раз прибавлялось и что-то другое. Поездка 1934 года тоже имела свою особую цель.
В Европе укреплялся фашизм. За год до этого пришел к власти Гитлер. Уже одиннадцать лет Италией правил Муссолини. Уэллс считал отныне своей главной задачей способствовать единству антифашистских сил. В Москву он поехал, чтобы помочь, насколько это было в его силах, взаимопониманию между СССР и Западом.
Этот Уэллс 1934 года был уже не только знаменитым писателем, но и крупной общественной фигурой, и то, на что он употребил свой общественный вес, помогает добавить последние штрихи к портрету этого человека.
Уэллс не был революционером. Он был за то, чтобы переделать мир ради человека и переделать его на социалистических основаниях, но считал, что добиться этого можно мирным путем. Однако, когда на пути человечества к достойному будущему вставала какая-либо реальная угроза, он призывал бороться против нее любыми средствами.
«Земля— не место отдыха и не площадка для игр»,— говорит молодой великан в «Пище богов».
Уэллс-писатель замечателен тем, что он помогал людям создать идеал человеческого братства.
Уэллс-человек замечателен тем, что сам помогал идеал этот отстаивать.
Ю. Кагарлицкий
ПЕРВЫЕ ЛЮДИ НА ЛУНЕ
Глава I. Мистер Бедфорд встречается с мистером Кейвором в Лимпне
Когда я сажусь писать здесь, в тени виноградных лоз, под синим небом южной Италии, я с удивлением вижу, что мое участие в необыкновенных приключениях мистера Кейвора было чисто случайным. На моем месте мог оказаться любой другой. Я впутался в эту историю в то время, когда меньше всего думал о каких-либо приключениях. Я приехал в Лимпн, считая это место самым тихим и спокойным в мире. «Здесь, во всяком случае, — говорил я себе, — я найду покой и возможность работать».
И в результате — эта книга. Так разбивает судьба все наши планы.
Здесь, быть может, уместно упомянуть, что еще недавно мои дела были очень плохи. Теперь, живя в богатой обстановке, даже приятно вспомнить о нужде. Допускаю даже, что до некоторой степени я сам был виновником моих бедствий. Вообще я не лишен способностей, но деловые операции не для меня. Но в то время я был молод и самонадеян и среди прочих грехов молодости мог похвастать и уверенностью в своих коммерческих талантах; я молод еще и теперь, но после всех пережитых приключений стал гораздо серьезней, хотя вряд ли это научило меня благоразумию.