При воспоминании о безжизненной руке с богатым браслетом из изумрудов, нелепо болтавшимся на синеватом запястье, снова жалобно сжался желудок, и я почувствовала себя по-настоящему больной. К горлу подступила желчь, от лица отхлынули краски, и отец с дядюшкой Кри перепугались.
— Поднимайся скорее наверх.
На втором этаже в гостиной весело горел камин. На очаге пыхтела кастрюля, и запах поленьев смешивался с ароматом жаркого. Не успела я плюхнуться на диван, как на лестнице раздались тяжелые шаги отца. Он принес закупоренную бутыль с дорогущим бальзамом, который, по его убеждению, помогал излечению ран.
— Я не пострадала, — уверила я, не желая пить ядреное снадобье. — Меня только напугали. Сильно побили моего помощника Яна.
— Тебе дали помощника? — Не обращая внимания на протест, родитель достал крошечные стаканчики из маримского[8] хрусталя и звучно вытащил из бутыли пробку. Иногда меня раздражала его привычка в любой непонятной ситуации потчевать себя и окружающих пьянящими снадобьями, отзывавшимися не столько оздоровлением, сколько страшной головной болью.
— Знаешь, Ян хоть и высокий, — я подняла руку, стараясь продемонстрировать рост парня, — но ужасно беспомощный. Совершенно не может постоять за себя. Его колотили, а он даже ни разу не ответил, так и дал себя избить, а потом умудрился вызвать постовых.
— А кто тебе помог? — вдруг спросил отец. Видимо, заметил нестыковки в моей интерпретации случившегося.
— Стражи, — соврала я, не желая рассказывать о спасшем меня от разбойников ночном посыльном, и быстро перевела тему: — На нас напали не грабители, те люди искали Анну…
На некоторое время в кухне повисла оглушительная тишина. Было слышно, как внизу дядюшка Кри подметал пол и двигал стулья, чтобы добраться до дальних уголков торговой залы.
— Я уеду отсюда сегодня ночью, — вдруг раздался ровный, лишенный эмоций голос актерки, и мы с отцом оглянулись. Она стояла посреди гостиной и теребила складки на сером скучном платье, сохранившемся в моем гардеробе со времен учебы в Институте благородных девиц. — Я не могу подвергать вас опасности! — с убежденностью заявила она. — Эти люди уже убили одного человека. Если они узнают, что я прячусь здесь…
Она уже слышала о трупе девушки, выловленном в Висле, что не удивляло. Скандальные сплетни разносились по городу, как простуда, а потому обязательно залетали в аптекарскую лавку, где продавались средства от любых хворей.
— Куда вы сейчас уедете? — задал справедливый вопрос отец. — Вам есть где спрятаться?
Анна сжала кулаки и решительно заявила:
— Не пропаду.
— Давайте сначала найдем вам убежище, — предложил папа, видимо, отчаянно пытаясь придумать толковый план, как всем нам выбраться из рисковой ситуации с минимальными потерями. — Раз эти люди напали на Катарину рядом с конторой, то они пока не знают, где она живет. Они за тобой следили по дороге в лавку?
— Я не заметила слежки…
Вдруг снизу истошно заорал дядюшка:
— К нам кто-то пришел!
Анна побледнела как полотно. Она не догадывалась, что прозвище Кри бывший зэк получил от слова «крикун». Просидев несколько лет в застенке, он стал тугим на одно ухо, а потому орал одинаково страшным голосом и из-за прихода почтальона, и из-за нечаянного пожара в чулане с сушеными травами.
— Спрячьтесь в спальне, — посоветовал отец испуганной ниме.
Та бросилась в комнату, а мы буквально скатились на первый этаж. Каково было мое удивление, когда на пороге обнаружился живой и невредимый Ян, мявшийся под мрачным взглядом низкорослого, коренастого Кри с метелкой в руках.
— С тобой все в порядке! — радостно воскликнула я и, подскочив к стыдливо топтавшемуся помощнику, крепко обхватила его руками. — Куда ты делся из переулка?
— Я? — Он смущенно отодвинулся и пробормотал, несуразно указав пальцем себе за плечо: — Я… как бы… Ты знаешь, здесь так странно пахнет.
— Ты пришел в аптекарский двор, — многозначительно буркнул отец.
— Ты молодец, что вызвал постовых! — объявила я. — Они меня спасли!
Я хлопнула его по плечу и развернулась к отцу. Вместе с Кри они разглядывали моего помощника со столь скептическим видом, что становилось без слов ясно — симпатичный парень пришелся им не по вкусу.
— Папа, познакомься, это Ян!
— Здрасьте, — пробормотал тот, отвесив старшим уважительный поклон.
— Ты же говорила, что его сильно избили, — фыркнул родитель.
Гладкое лицо помощника с идеально ровной кожей действительно было чистым, без фингалов или кровоподтеков, хотя мне прекрасно помнилось, как один из нападавших отбросил бедолагу мощным ударом в челюсть.
— Ну, меня побили, — пробормотал Ян в свое оправдание и показал пальцем сначала на один бок, потом на другой: — Вот сюда ударили… и сюда.
Костяшки его руки оказались разбиты. Внимательный взгляд отца остановился на ранках с припекшейся корочкой.
— Живо на второй этаж, — велел он. — Ката тебе обработает руку.
Ян с изумлением глянул на разбитые костяшки, как будто прежде не замечал ранения, и уточнил, словно не верил собственным ушам:
— Обработать это?
— Могу еще ребра помазать снадобьем от синяков, — охотно предложила я, но заметила, как все трое мужчин заметно напряглись. — Да бросьте, он же снимет рубашку, а не штаны…
— Я его натру бодягой, — буркнул отец и, решительно переваливаясь в разношенных домашних туфлях, направился к лестнице на второй этаж. Смерив гостя выразительным взглядом, дядюшка Кри принялся снова мести пол, нарочито стараясь мазнуть метелкой по сапогам позднего гостя.
— П-п-послушайте, — воспротивился Ян, старательно отодвигаясь от хулиганского нападения настырной метлы. — Я сам… сам могу обтереться… подтереться… В смысле, натереться…
— Пойдем! — хлопнув приятеля по плечу, сверкнула я самой доброжелательной улыбкой, на какую оказалась способна. — У моего отца волшебные руки.
— Т-только очень большие… — пробормотал он.
Казалось, Ян искренне жалел, что без предупреждения заявился в дом не слишком гостеприимного травника.
Пока отец накрывал к ужину, я обрабатывала разбитую руку Яна. Заживляющая мазь сильно щипала, но парень даже не поморщился, словно умел не замечать боли. Он с опаской рассматривал более чем скромную обстановку гостиной, задержал взгляд на цветной гравюре, сделанной в день моего выпуска из лицея. Семейная атмосфера нашего жилища явно приводила его в растерянность.
— Вы еще не закончили? — из кухни прикрикнул отец с нарочитым недовольством, и Ян попытался убрать обработанную руку. Видимо, мой родитель вызывал в робком парне волну ужаса.
— Почти, — отозвалась я, сжимая его запястье, чтобы не думал дергаться, принялась за перевязку и пробормотала: — Не бойся. Он добрейшей души человек.
— Здравствуйте, — раздался красивый голос актерки, выбравшейся из комнаты. Ян скользнул безразличным взглядом по высокой стройной фигуре в мешковатом платье, и мне пришла в голову забавная мысль, что на стенную ткань он смотрел с большим интересом, чем на известную театральную нимфу.
— Здравствуйте. — Он приподнялся с дивана и склонил голову, изображая вежливый поклон. — Вы сестра Катарины?
У Жулиты сделалось странное лицо, а я с трудом проглотила издевательский смешок. Видимо, в жизни актерки впервые попадался симпатичный мужчина, не догадывавшийся, что она является восходящей театральной звездой. Впрочем, я тоже впервые встречала парня, не узнавшего признанную красавицу города, чьи портреты частенько мелькали на вывесках и плакатах известных торговых домов Гнездича.
— Анна, садитесь за стол, — позвал отец, прерывая возникшую конфузную паузу.
— Так она правда жива? — пробормотал Ян едва слышно.
— Ты ее все-таки узнал?
— Нет. Я ее впервые вижу, — признался помощник.
— Поздравляю. — Я ободряюще похлопала недотепу по плечу и поднялась. — Позову дядюшку.
— Тебе, парень, особое приглашение надо? — услышала я недовольный голос отца, зазывавшего Яна к семейной трапезе. Подозреваю, что после подобного приглашения к столу у скромного гостя на неделю пропадет аппетит.
— Я? — действительно испугался тот.
— Хочешь умереть с голоду, пока мы ужинаем? — ругнулся родитель.
Кри уже и след простыл. Наверняка он слинял в питейную на пересечении Кривого переулка и центрального проспекта, пронзающего город от края до края. Мысленно я поблагодарила всех Святых Угодников, что дядюшка предпочел провести вечер с приятелями, ведь присутствие бывшего арестанта сделало бы неловкость, царившую за кухонным столом, совершенно невыносимой.
— Сколько тебе лет? — принялся допрашивать папаня Яна, словно тот пришел на смотрины к будущему тестю. Удивительно, но они оба будто забыли, что отец мучил моего сослуживца, а не кавалера, потому как тот мгновенно раскололся: