— Да…
Пальцы разжались, Андрей Сергеевич резко отпрянул и рухнул на стул.
— Вы с ума сошли! — прохрипел он и закашлялся, скривился от боли.
Пациент посмотрел на него странными желтоватыми глазами и тихо спросил:
— Как я здесь очутился?
— Вас доставили сюда с двумя пулевыми ранениями.
— Пулевыми?.. Куда меня ранило?
Доктор, несмотря на боль, не удержался от усмешки:
— Вопрос по существу. Пули вошли вам сюда… — Андрей Сергеич показал пальцем на свое сердце. — …И сюда. — Он ткнул пальцем себе в висок.
— Но я жив, — пробормотал пациент так, словно не был в этом уверен.
— Как ни странно, да.
Пациент закрыл свои золотисто-карие, мерцающие глаза. На лице доктора отобразилась тревога, он даже привстал со стула от волнения, но пациент снова разомкнул веки, посмотрел на Кочеткова и спросил:
— Сколько я уже здесь?
— Дольше, чем вы можете себе представить.
— Сколько? — повторил свой вопрос пациент, и на этот раз голос его прозвучал так резко, твердо и холодно, что Кочетков вздрогнул.
Нахмурившись, Андрей Сергеич ответил:
— Чуть больше месяца.
— Месяц, — повторил пациент и вдруг выгнулся дугой, побагровел и зашипел от боли.
— Что с вами? — быстро спросил доктор.
— Голова… раскалывается…
Кочетков схватил со столика шприц и ампулу, но пациент вцепился пальцами ему в руку, сжал ее и проговорил:
— Не надо…
— Это поможет одолеть боль, — пояснил доктор. — Я хочу вам помочь.
Пациент покачал головой, сжал зубы и несколько секунд лежал неподвижно. Потом расслабился, вновь взглянул на доктора и хрипло проговорил:
— Как это случилось?.. Кто в меня стрелял?
— Вас подстрелили на улице, — ответил Андрей Сергеевич, откладывая шприц. — Больше я ничего не знаю.
Несколько секунд парень лежал молча, затем вновь разлепил сухие губы и пробормотал:
— Я хочу отдохнуть.
— Да. Конечно. Разумеется. — Кочетков покосился на дверь, затем наморщил лоб и, чуть понизив голос, доверительно сообщил: — Полицейские просили известить их, когда вы придете в себя. Думаю, они сегодня же попытаются вас допросить.
Пациент молчал.
— Ну, ладно. — Доктор Кочетков поднялся со стула. — Отдыхайте, а я вас скоро навещу.
Уже у двери доктор вдруг остановился.
— Ах да, — сказал он, оборачиваясь. — Если захотите…
Он осекся. Пациент стоял на ногах, держась за спинку кровати. Доктор Кочетков вскинул брови:
— Что вы делаете?
— Собираюсь уйти, — ответил тот глухим, но твердым голосом.
— Но как же…
Парень оттолкнулся рукой от спинки кровати, подошел к Кочеткову и, глядя ему в глаза, холодно произнес:
— Снимайте халат, доктор.
— Что?
— Мне нужна ваша одежда.
— Но…
Глаза парня замерцали лютым, будто у зверя, огоньком, и Кочеткова от этого взгляда взяла оторопь.
— Сделайте это, док, — хрипло проговорил пациент. — Иначе мне придется раздеть вас самому, а это вам вряд ли понравится.
Неизвестно, что больше подействовало на Андрея Сергеевича — странный ли тон, каким были произнесены эти слова, или не менее странный взгляд, а может — и то и другое, — но доктор неожиданно смирился и сказал:
— Хорошо. Я сделаю, как вы просите. Но как только вы уйдете, я позвоню в полицию.
— Это ваше право, — холодно произнес пациент.
2
Редкие тусклые фонари не могли разогнать тьму, и парк был погружен в холодный, промозглый полумрак. Егор медленно прошел мимо стоек с рекламными щитами, на которых красовались одухотворенные лица артистов.
БОРИС ГРЕБЕНЩИКОВ — «БУДДА ХОДИТ ПО АРБАТУ».
ГАРИК СУКАЧЕВ — «СВОБОДУ АНЖЕЛЕ ДЭВИС!»
ГРУППА «ОКЕАН ЭЛЬЗЫ» — «Я НА НЭБi БУВ!»
Лица и имена артистов были Волчку знакомы, но он никак не мог восстановить в памяти связанные с этими лицами и именами воспоминания. Перед глазами мелькали какие-то смутные образы, строчки из песен, но едва он пытался сконцентрироваться на них, как слова тут же ускользали.
Заметив скамейку, он проковылял к ней. Его слегка мутило, а в голове стучал колокол. Сев на скамейку, он перевел дух и хотел уже подняться, чтобы идти дальше, но новый приступ боли пронзил его мозг, перед глазами заполыхали огненные протуберанцы, и Егор, понимая, что вот-вот рухнет на асфальт аллеи, вынужден был прилечь на скамейку.
Неизвестно, сколько времени он так пролежал. В голове дьявольской каруселью кружились строчки из песен:
Его снова замутило. Он зажал уши ладонями. Песни смолкли, и боль стала тупее. Наконец боль слегка отступила, и Егор, расслабившись, погрузился в некое подобие мучительной дремы.
Из забытья его вывели человеческие голоса, и голоса эти приближались. Егор разлепил веки и увидел три приближающиеся фигуры. Впереди шел парень в белой куртке. За ним — светловолосая девушка и еще один парень в черном толстом шерстяном свитере.
— Маза фака! — воскликнул парень в белой куртке, остановившись перед скамейкой. — Тут кто-то дрыхнет!
Парни заслонили собой девушку и вгляделись в фигуру Волчка.
— Эй, мужик! — окликнул его парень в белой куртке. — Ты кто?
Егор разжал сведенные судорогой зубы и хрипло проговорил:
— Человек.
Парень ухмыльнулся:
— Сомневаюсь! Слышь ты, хрен с горы, валил бы ты отсюда. Здесь тебе не лежбище.
Егор не ответил. Новый приступ боли помутил его сознание, и на мгновение ему показалось, что он взмыл в воздух и уносится в ночную мглу.
— Эй! — снова окликнул его парень в белой куртке. — Оглох, что ли? Это наша любимая скамейка!
— Да чего ты ему впаривашь, он же пьяный! — подал голос парень, одетый в черный шерстяной свитер.
Егор хотел приподняться, но рухнул обратно. Подростки переглянулись.
— Что будем с ним делать? — спросил парень в черном.
— Возьмем за руки и за ноги и бросим в кусты, — ответил другой. — Пусть там дрыхнет.
— А если я захочу отлить? Подойду к кусту, расстегну «молнию», а там — он!
Парень в белой куртке ухмыльнулся:
— Боишься, что схватит за струйку?
— А че — вдруг сможет!
Парни заржали.
— Хватит вам, дураки! — оборвала их девушка. — Вдруг ему плохо? Вдруг он болен?
— Да ты посмотри на него! Он же здоровее нас, вместе взятых!
Егор застонал и попытался встать, но не смог. Парни оборвали смех.
— У него кровь на виске, — встревоженно проговорила девушка. — Давайте позовем кого-нибудь на помощь!
— А если он откопытится? — с сомнением возразил парень в белой куртке. — Нас же потом и посадят. Скажут, что это мы его.
— Но надо же что-то делать!
— Да что делать-то? — вспылил парень в белой куртке. — Посмотри на него — это же бомжара!
— Точно — бомжара, — подтвердил парень в черном. — А бомжи знаешь какие живучие? Мой батя одного такого машиной переехал, а тот вскочил и дал деру.
Егор задрожал, по телу его заходили судороги.
— О, Боже! — выдохнула девушка. — Да он совсем плох!
— Щас сдохнет, — сказал парень в белой куртке.
— Может, ему помочь? — со смехом предложил парень в свитере.
И в этот миг терпение Егора лопнуло. В глазах его вспыхнул желтый звериный огонь, клыки удлинились и заострились. Он резко приподнял голову и, обнажив огромные клыки, рыкнул на подростков.
Пару секунд они стояли неподвижно, оцепенев от ужаса, потом повернулись и, ни слова не говоря, пустились наутек. Вскоре вся троица скрылась из вида.
Волна боли отступила. Егор перевел дух.
«Чертов мегаполис! — подумал он. — Даже ночью негде скрыться от людских глаз!»
Превозмогая боль, он сел. Посидел немного, собираясь с духом, потом поднялся на ноги и, пошатываясь, побрел прочь. Время от времени боль отступала, и тогда он пытался сосредоточиться на своих мыслях, но мысли путались, словно у пьяного. Егору все время казалось, будто что-то важное ускользает от него. Какое-то воспоминание, связанное с кем-то, кто был ему близок и дорог. Неужели этот «кто-то» — профессор Терехов?..
Тоска, кольцом сжавшая сердце, показала, что это не так. Вновь от него ускользало что-то важное. На мгновение Егору показалось, что он смутно припомнил чье-то лицо — зеленые глаза, нежный абрис скул, светлые волосы…
Воспоминание ускользнуло так же внезапно, как появилось — кольцо тоски, сжимающее сердце, ослабло.
Часа полтора Волчок бродил по окраине города, подыскивая место, где можно отдохнуть и собраться с мыслями. Наконец ноги занесли его на какой-то пустырь, заваленный деревянными ящиками, мусорными баками и проржавевшими до дыр коробками гаражей-«ракушек».