Андрей Алексеевич Кокоулин Реальность Капитонова
В парке было уже темно, редкие фонари освещали скамейки и указывали путь к закрытому на зиму павильону. Снег с дорожек за день сгребли, сформировав брустверы у деревьев. Правда, и урны всё заодно засыпали.
Димка поискал глазами, куда бросить окурок, но не нашёл и просто воткнул его в сугроб, помеченный какой-то пробегавшей мимо собаченцией. Сунул руки в карманы утеплённой куртки. К вечеру несмотря на глобальное потепление похолодало. Вообще с этим потеплением было много вопросов.
За оградой мелькнул автомобиль — зализанный профиль, огоньки светодиодов. Далеко впереди сквозь ветви деревьев всплыла и потянулась к небу громада многоквартирного дома, похожая на многоглазое чудище. Дагон? Ктулху? Окна-глаза светились жёлтым и синим. Одно над другим, справа, слева, выше.
Периодически Димке казалось, что чудовище озирает мир и ждёт предназначенной жертвы, и, возможно, этой жертвой должен быть он, но на счастье переулок всякий раз благоразумно уводил его в сторону, к трёхэтажному старому дому и маленькой однокомнатной квартирке, купленной родителями ещё до распада Союза.
На выходе из парка висела натянутая между вязов растяжка "С Новым Годом!", тусклые лампочки подсвечивали буквы "Н" и "Г". За коваными, распахнутыми настежь воротами на расчищенном асфальте с книгой под мышкой топтался высокий парень в мохнатой шапке и тёмном пальто. Ему, видимо, здесь назначили свидание. И не жалко какой-то недалёкой девчонке кавалера. Замёрзнет ведь кавалер.
Димка уже шагнул на белеющую "зебру", как парень его окликнул:
— Эй, Капитонов.
Димка повернул голову:
— Ну.
Парень замер, словно не ожидал ответа.
— Чёрт! — сказал он вдруг и, шагнув, протянул руку: — Шалыков, Павел, Пашка. Десятый класс. Не помнишь?
Димка автоматически пожал ладонь.
— Пашка?
— Ну!
Откровенно говоря, никакого Пашки он не помнил. То есть, он вообще мало кого помнил. Год перед окончанием школы прошёл кувырком. Бабушка, Элька из художественной студии, отец со своими причудами. На выпускной фотографии он, скорее всего, опознал бы большую часть одноклассников, но по именам сейчас назовёт едва ли пять человек.
— А ты где сидел? — спросил Димка.
— На "камчатке", у окна, у плаката анатомического, — ответил парень. — А ты через стол, а впереди — Ленка Масальская и Настя Матоева.
Лицо у него было непримечательное, худое. Брови тёмные, глаза тёмные. Нос — прямой.
— И чего? — спросил Димка.
— Что, совсем не помнишь? Может, бассейн на Липовой…
— Я в бассейн не ходил.
— Но ты ведь где-то здесь живёшь?
— Рядом, — уклончиво ответил Димка.
Собеседник стал казаться ему назойливым. Сейчас, наверное, скажет, что жить негде, и попросится переночевать.
— Нет-нет, ты не подумай, — торопливо сказал парень, словно угадывая его мысли, — я не к тому, что адрес знаю. Не знаю. Мне важно…
— Я в школе мало с кем общался, — сказал Димка.
— А футбол? Площадка за забором. Ворота без сеток. Мы осенью там почти каждый день играли. Ты приходил три или четыре раза.
— Возможно.
— Я против тебя играл, на воротах стоял.
Димка пожал плечами. В голове пронеслась картинка: низкое солнце, тени, скачущие по вытоптанной траве, сваленные в кучу куртки. Пас. Пас! Назад. Мяч, с шелестом уходящий мимо штанги. Оу-у, мазила!
Был же там кто-то на воротах.
— Рыжий такой?
— Ага, я красился, — сказал парень и приподнял шапку.
Синие и зелёные волосы рванули из-под неё, как заключённые в побег. Правда, со свободой им вышел полный облом, потому что шапка быстро вернулась на место.
— Ну, кажется, помню.
— Замечательно. Слушай, — парень потёр ладони, — может, в кафешку какую? А то я околею, чесс слово. Мне помощь твоя нужна.
— Какая? — насторожился Димка.
— Я объясню, — парень поправил книгу под мышкой. — Это быстро. Так как?
— У меня денег нет, — сказал Димка. — И потом — тебя ждут, наверное.
— Кто?
— Ну, ты же здесь не ради меня.
— А, ты в этом смысле, — парень оглянулся. Перекрёсток был пуст, в свете фонарей бугрились сугробы. — Не, в этом смысле все сроки вышли.
— Тогда туда, — кивнул в синь переулка Димка.
В сущности, делать всё равно было нечего. А полчаса завиральной истории он как-нибудь вытерпит. С отцом и больше терпел. Тот уж ездить по ушам был большой мастер и, наверное, на международных соревнованиях отхватил бы гран-при.
Они пересекли улицу и, одинаково ёжась, соприкасаясь плечами, зашаркали по дорожке. Аптека, арка, закрытая чугунным листом с прорезью двери, наледь под водосточной трубой и ещё одна арка с густой темнотой в глубине, из которой как обещание большего выглядывал пакет с мусором.
Кафе называлось "Посиделкино".
Три ступеньки вниз, тугая пружина на двери. И тепло — застоявшееся, густое, мгновенно обнимающее, затекающее за ворот и в рукава.
— О, хорошо, — сказал бывший одноклассник.
Горели подвешенные под потолком светильники. Стояла миниатюрная ёлка. По стенам ползли мохнатые серебристые змеи мишуры. Из восьми столиков был занят всего один — у дальней стены под сенью повешенной шубы сидели женщина и ребёнок. Ребёнок азартно сосал через трубочку молочный коктейль и болтал ногами. Женщина одним пальцем что-то набирала в смартфоне.
— Здравствуйте.
Девчонка за стойкой улыбнулась отогревающимся после морозной улицы посетителям.
— Да, здравствуйте, нам два кофе, если можно, — сказал Димка.
— Не-не, я сам, — сказал парень. — Ты место пока займи.
Димка фыркнул. Ну, да, тут очередь…
Он выбрал столик у окна, снял куртку и повесил её на спинку стула, сдвинул в сторону солонку и пластиковую подставку с салфетками. На салфетках румяный Дед Мороз ехал в беспилотных санях.
От батареи за экраном дышал в колено горячий воздух.
— Давай ещё один коктейль! — попросил мальчишка.
— Горло заболит, — ответила женщина.
— У вас курить можно? — вскинул голову Димка.
— Извините, нет, — ответила девчонка из-за стойки.
Звонко пробил чек кассовый аппарат, одноклассник подошёл к столу с чашечкой кофе на блюдце и стаканом сока.
— Кофе, — он подвинул блюдце Димке и сел напротив.
— Спасибо.
Одноклассник расстегнул пальто, стянул его и повесил на вешалку в простенке, оставшись в тонком свитере и джинсах. Мохнатая шапка отправилась в рукав. Освобождённые сине-зелёные волосы лохмами упали на глаза, и парень пятернёй небрежно зачесал их на лоб. Книгу спрятал на коленях.
С минуту они окончательно отогревались. Димка нашёл на блюдце порционный пакетик с сахаром и высыпал его в чашечку, размешал, отпил.
Горячо. То, что надо.
— Так что за история? — спросил он.
— История? — парень глотнул сока и отвернул голову, разглядывая щиты с меню на стене за стойкой. — Тут, Капитонов, другое.
Глаза у него были красные, больные, вокруг них темнели круги. Наркоман? У парка-то поди под шапкой рассмотри.
— Вообще-то у меня нет времени болтать… — начал Димка.
— Это понятно. Вот, — одноклассник выложил на стол книгу, оказавшуюся фотоальбомом. — Хочешь на себя посмотреть?
Почему-то Димка сразу подумал о шантаже.
Хрен этот, как его… Шалыков не кого-то другого ждал. Его он ждал, Димку. Притоптывал в засаде штиблетами.
Хитро. Только что там может быть? Напивался до потери сознания Димка всего два раза, и то один раз — в одиночестве. Один раз курнул марихуаны. Ничего криминального за собой не помнил. Лет десять назад балок, правда, чуть не сожгли, так сами и потушили.
— Узнаешь себя?
Парень пролистнул несколько упругих, глянцевых снимков и повернул альбом к Димке.
— Что это? — спросил Димка, вглядываясь.
— Наш десятый класс.
На фотографии действительно был десятый "а" класс средней городской школы номер семь. Весь выпуск. По верхнему краю — чёрно-белое изображение школьного здания с длинным козырьком парадного входа на кирпичных колоннах, под ним — в больших рамках — директор школы, завуч и классный руководитель.
А ниже — в рамках поменьше — двадцать шесть выпускников.
Аверьянов. Кашутин. Ласточкина. Пейе. Фангин. Чужимский. Кто в галстуке. Кто без галстука. Кто в пиджаке. Кто просто в рубашке. Девчонки в платьях и блузках. Где-то банты, где-то косички. Где-то вполне стильные причёски. Себя Димка нашёл во втором снизу ряду третьим с правого края.
Капитонов.
Серьёзный молодой человек смотрел прямо в объектив. На лацкане пиджака — значок. Жилет. Рубашка.
Стоп!
Димка точно помнил, что никакого жилета у него отродясь не было. У деда имелся шерстяной, вязаный, растянутый со временем почти до колен. Но у него-то откуда? Мама, конечно, могла для снимка у кого-нибудь одолжить.