Покидая школу, она часто представляла себя на балах и приемах, и сейчас у нее щемило сердце от мысли, что она будет лишена всего этого.
В шкафу висели платья, купленные ей матерью. Все они были великолепны и, очевидно, очень пойдут ей.
И Паола в эту минуту утешилась тем, что все-таки сможет носить светлую одежду в Лукке. Поскольку она будет там инкогнито, никто не узнает, что она не носит траура по своей дорогой бабушке.
Правда, ее несколько обескуражило предположение, что друзья графини Рауло окажутся хоть и милыми людьми, но намного старше ее. Среди них не найдется ни одного молодого мужчины, который будет говорить ей комплименты, как предсказывал Хьюго.
О том, что она не будет использовать свой титул, дабы избежать внимания маркиза, она не вспоминала до тех пор, пока не села в поезд, направляющийся в Дувр, — напрочь забыла об этом, когда Хьюго попросил ее передать маркизу бриллиант.
Теперь она была совершенно уверена: узнай об этой просьбе ее мать, она бы подумала, что Паола с закрытыми глазами направляется прямо в пасть к тигру.
Некоторое время девушка пыталась придумать, каким образом, не знакомясь с маркизом, передать бриллиант в его руки.
«Как это сделать? — вопрошала она себя. — Если я отправлю в его дом слугу, то, вне всякого сомнения, графиня Рауло узнает о моем поручении и найдет это весьма странным, особенно после того как предупреждала маму, что мне не следует с ним знакомиться».
Она неотступно думала об этом в течение всего путешествия, пока они переправлялись через Ла-Манш, пересекали Францию и ехали по Италии.
Путь был долгим, они несколько раз пересаживались из поезда в поезд, но Паола занимала себя тем, что глядела в окно на места, по которым они проезжали. Ма остановках ей нравилось слушать, как носильщики и пассажиры говорят между собой — сперва по-французски, а потом по-итальянски.
Итальянский был ей ближе и понятнее, что объяснялось довольно просто: ее бабушка, красавица, настояла, чтобы Паола овладела этим языком, раз в ее жилах течет итальянская кровь. И хотя отец девочки протестовал, бабушка стала давать ей уроки итальянского даже раньше, чем она начала учить английский.
Конечно, изучала она и французский. В школе он был обязательным предметом, и преподавательница постоянно восхищалась успехами Паолы.
Графиня Рауло была поражена легкостью, с которой Паола говорит на итальянском и французском.
— Я никогда не могла понять, — как-то сказала графиня, — почему, приезжая за границу, англичане продолжают говорить по-английски, да к тому же более громко, вместо того чтобы учить язык страны, которую они посетили.
Паола засмеялась.
— Думаю, англичанину трудно представить, что какой-то другой язык может быть более важным, чем его собственный. Девочки в школе обычно посмеивались надо мной, видя, как я совершенствую свой итальянский и французский.
— Они об этом пожалеют, когда станут старше, — молвила графиня Рауло. — Ты сама убедишься, что гораздо легче оценить древние шедевры Лукки, когда о них рассказывают по-итальянски. В английском языке не хватает соответствующих прилагательных.
Паола снова засмеялась.
— Что вы, мадам, это просто ваше предубеждение!
— Пожалуй… да»— согласилась графиня. — По я очень горжусь своей страной и особенно городом, в котором живу.
И это графиня Рауло подтвердила, описывая ей улицы и площади Лукки, здания, построенные в стиле эпохи Возрождения и готики, рассказывая о городской крепостной стене, возводившейся в шестнадцатом и семнадцатом веках. Но когда после нескончаемого и утомительного путешествия они наконец прибыли в Лукку, город буквально заворожил Паолу.