— Догадываюсь, что произошло что-то из того, что невозможно было знать заранее. Я прежде никогда не теряла чувство контакта с теми, кто был жив, — добавила она.
— А я не уверен, что я сейчас до конца жив, — ответил я. — Вернее, понимаю, что жив, но, сколько это будет продолжаться ещё, сказать трудно. У нас полностью отключилось всё оборудование, нет даже возможности включить фонарь.
— Да, я уже поняла, что дело крайне сложное, — сказала она, — ваши нейтринные датчики не обнаруживаются даже с орбиты, хотя и должны. Им ведь даже внутреннего питания не надо, они полностью пассивны.
— Так я и думал, — с сожалением сказал я. — Теперь остаётся только пользоваться связью с тобой, чтобы рассказать всё то, что с нами тут произошло…
В этот момент я почувствовал, что что-то изменилось. В коридоре дул ветер. Да-да, самый натуральный ветер, который был явно теплее, чем воздух в земной глубине. "Это выход", — понял я, и мы, все трое разведчиков, одновременно вскочили на ноги и побежали навстречу этому ветру, держась друг за друга. Моя связь с Осс оборвалась как-то сама собой, буквально исчезнув в одну секунду. Подувший ветер сдул её одним махом. Коридор расширился, и мы оказались в какой-то большой полости, судя по эху, которое отзывалось на наши шаги. Тут ветер стих, но это было уже не важно. Слабая точка света виднелась где-то вдалеке. Мы неуверенно пошли ей на встречу, не чувствуя стен. Да, это была расщелина, ведущая на поверхность. Та самая светлая точка оказалась прозрачным камнем, на который падал слабый свет, проходящий с поверхности, и который так удачно преломлял его, что был заметен с большого расстояния. Я почувствовал настоящий восторг и большое облегчение. Кто бы что не говорил, но у нас получилось! Я, правда, пока не знал, что у нас получилось, но теперь был точно уверен, что в этот раз мы выбрались.
Когда мы вышли на поверхность, я не понял, где мы оказались. Вернее, я понял, что мы оказались где-то очень далеко от места, где вошли. Та бескрайняя зелёная долина, которая простиралась во все стороны относительно возвышенности, на которой мы сейчас стояли, была совершенно не похожа на ту долину, где располагалась наша станция. Та была достаточно небольшая, со всех сторон окруженная видневшимися скальными выступами, а эта практически ровная с большим пологим холмом в центре. "Да", — подумал я с сожалением, — "теперь ещё обратный путь придётся искать". Но это оказалось не нужным. За нами летел транспортный челнок с базы. Он был ещё очень далеко, но не заметить его в этом безоблачном небе разведчику с его профессиональным вниманием было крайне сложно. Нас таки обнаружили со станции, а это значило, что у них там всё хорошо, и скоро мы будем отдыхать от всего того, что с нами приключилось.
Как только челнок завис над нами и открыл входной люк, я вдруг обнаружил, что пилота, который обычно всегда должен быть в подобной ситуации, нет. Челнок управлялся дистанционно, и это было совсем неспроста. Однако терять нам всё равно нечего, так что, несмотря на закравшиеся подозрения, мы залезли внутрь и откинулись к окнам, чтобы посмотреть с высоты, куда нас закинула пещерная тропа. Летели мы на удивление долго. Тот, кто управлял челноком, явно не торопился доставить нас на базу. А может быть, он просто решил показать нам расстояние, на котором мы оказались от нашей станции, я не знаю. Я был точно уверен, что как бы мы не старались, пройти такое расстояние в глубине, за те двое суток, что мы там были, было просто невозможно. Что-то здесь было не так, но вот что, я себе пока представить не мог. Примерно через два часа полёта, челнок опустился рядом с базой. Она выглядела совершенно иначе, чем сразу после посадки — была укреплена по всему периметру и полностью закрыта куполом из силового поля, через которое, по идее, ничто не может проникнуть просто так.
Нас встречали мои ребята разведчики, но встречали они нас по ту сторону силового поля, знаками показывая, куда нам надо иди. Мы прошли вокруг периметра защиты станции и оказались перед странным сооружением. Его назначение мне сразу стало понятным, хотя я не припоминал, чтобы всё это изначально бралось на базу при спуске с орбиты. Это была система полной биологической диагностики и деактивации, через которую нам требовалось пройти, чтобы оказаться внутри купола. Да, мало сказать, что приятной эту процедуру назвать сложно. Я был в некоторой растерянности, почему всё это потребовалось. Все биологические опасности для нас, людей, были проверены ещё задолго до нашего спуска. Здесь была какая-то загадка для меня. Но, увы, не я здесь решаю, что нужно, а что нет. И с этой мыслью я погрузился в полевой субстрат, который находился внутри диагностической системы.
Вышел я из деактиватора куда более выжатым, чем после долгого бега по петляющим пещерам в темноте. Да уж, не всякому человеку дано здоровья пережить процедуру полной диагностики и если надо — дезактивации вредоносных биологических форм. Впрочем, некоторые из них вообще нельзя полностью деактивировать, не убив самого носителя. Некоторых можно только хорошо прижать, чтобы они не размножались слишком быстро и не приносили непосредственного вреда здоровью. Я взглянул на экран своего биологического статуса и немного удивился. На этом экране были представлены списки всех микробиологических форм жизни, которые селились в моём теле. Их было много, но все они были изначально симбиотичны человеческому организму. Я не обнаружил в списке двух десятков разновидностей всякой гадости, которую смог подобрать на разных этапах своей активной жизни, в разных компаниях и от которой невозможно было избавиться с помощью нашей техники. Она не то что бы особо мешала жить, но всё же не была для меня полезной. Так что с ними просто приходилось мириться, постоянно подавляя их активность специальными препаратами. И вот теперь всё это "богатство" куда-то исчезло. Неужели тут применили новое поколение оборудования? Не похоже.
Через некоторое время из поля выбрался Вит, и я также не увидел в его анализах всех тех следов прошлого, что носят в себе практически все бывалые разведчики. Забавно, но наша прогулка по подземельям как-то очистила нас от всего того биологического мусора, что нам не был присущ изначально. Это было ещё одной любопытной новостью, которую, как я понял, уже осознали и на самой станции. Вскоре шлюз прохода внутрь территории станции открылся, и мы смогли пройти. Больше всего в этот момент мне хотелось завалиться на свою жесткую койку и закрыться от всех на несколько часов, уж больно вымотанным я себя сейчас чувствовал. Хотя и знал, что такая возможность мне представится только после подробного отчёта о результатах разведки. Причём не простого отчёта, а отчёта "по полной программе", что подразумевает использование ментального активатора памяти, что тоже особо приятным не назовёшь.
Несколько последующих часов прошли достаточно предсказуемо. Наше оборудование отправили на экспертизу техникам, нас самих разделили и опрашивали, можно сказать — допрашивали, по отдельности. В результате такого опроса с пристрастием, практически невозможно связать всё, что было воспринято и переосмыслить, найти что-то новое, особенно новое понимание. Но от разведчиков, по инструкции, большего и не требовалось. Для этого анализа есть целый отдел специальных аналитиков, которые потом будут долго думать над всем этим и вырабатывать какие-либо рекомендации к руководству экспедиции. Так что из нас буквально вытянули всё, что только было возможно, и отправили, наконец, отдыхать. Я уснул, судя по всему, мгновенно, стоило моей голове коснуться подушки. Мои психические и физические ресурсы в этот раз были на исходе и требовали немедленного восстановления. Просыпался я несколько раз и снова уходил в объятия сна. Снилось мне вспыхивающее озеро, из которого приходили какие-то расплывчатые образы, которые куда-то звали меня. Я никак не мог понять, что они мне предлагают, куда зовут, и стоял на берегу в полной растерянности. Вода озера волновалась световыми всполохами разного цвета и формы, закручивалась в невероятной красоты картины, которые как бы вырастали из воды вверх, и от которых просто невозможно было отвести взгляда. Но желания сделать шаг в сторону этого великолепия у меня так и не возникло.
Окончательно проснулся я от того, что моей щеки кто-то касался. Причём касался самым наглым, невоздержанным образом. Я в одно мгновение вскочил, вернее, вспрыгнул на своей койке, предполагая всё то, ради чего разведчики долгое время тренируют свою реакцию. Но тут же я понял, что всё хорошо, так как это пришла Осс, чем ещё больше озадачила меня.
— Да, я вошла, использовав своё ощущение тебя. Буквально став тобой для этого, — очевидно, читая мои мысли, вслух сказала она. — Дверь твоей каюты опознала меня как тебя и впустила.