- Из чего следует, - подхватила Голда, - что неважно, кто ты есть на самом деле, а важно, кем ты желаешь быть.
- Не совсем так, - мягко сказал раби Акива.
- И даже совсем не так, - резко возразил Бен-Гурион.
- Короче говоря, - завершил спор Маймонид, - если новый оле из России или Узбекистана называет себя евреем, значит, он еврей, что бы там ни было написано в его теуде.
- И вообще, - вмешался Дизраэли, слушавший наш разговор с иронической улыбкой на том месте своей пространственно-временной структуры, где у обычного человека располагаются губы, - и вообще, если уж говорить о генетике, то евреями следует признать всех без исключения жителей Европы, большей части Азии и даже Африки. Поскольку за две с лишним тысячи лет галута было вполне достаточно перекрестных браков и внебрачных связей уверяю вас, в жилах даже самого господина Геббельса была хотя бы капля еврейской крови.
- Только не предлагайте эту идею нашему кнессету! - воскликнул я. Не дай Бог им услышать такое!
И только упомянув это имя всуе, я подумал, что нахожусь теперь во владениях, коими, по идее, управляет Он, и почему же тогда я, никогда не веривший в Создателя Вселенной, не испытываю мрачных неудобств и бесконечных мук?
Видимо, мои мысли не остались скрытыми от собеседников, потому что Рамбам сказал:
- Он слишком занят, чтобы заниматься тобой лично. В настоящий момент, к примеру, Он занят сотворением очередной Вселенной с порядковым номером сто тринадцать миллиардов и не знаю уж сколько миллионов. На каждую у него уходит по шесть дней, а на седьмой Он отдыхает, и ты можешь записаться к Нему на аудиенцию, но, боюсь, твоя очередь дойдет лет этак... не могу сказать сколько, поскольку не знаю чисел больше ста миллиардов.
Честно говоря, я испытал облегчение, поскольку совершенно не представлял, что сказать Ему при встрече.
Я всегда думал, что сто политиков в одном месте - это кошмар. Сто двадцать - просто конец света. Если бы в кнессете было меньше депутатов, возможно, судьба Израиля сложилась бы иначе.
Но миллионы политиков сразу... Да еще из разных времен... Я прогуливался, скажем, с Макиавелли, и он запросто склонял меня к мысли о том, что Израиль как государство не имеет права на существование. И система его умозаключений была столь совершенна, что, даже понимая ее вздорность, я не мог возразить ни слова. А потом к нам подходил (или, точнее сказать, подлетал?) Наполеон Первый, и мне становилось ясно, что Израиль должен был быть создан еще в конце восемнадцатого века, ибо тогда у Франции появился бы могучий союзник в борьбе с арабами и прочими египтянами, а поход на Александрию закончился бы куда успешнее.
А было еще так. Беседую я, допустим, с министром Громыко, и он мне доказывает, что Сталин был, безусловно, прав, когда хотел сослать всех евреев на Дальний Восток. Потому что, кто же еще мог поднять культуру и науку в этой области Советского Союза? Я говорю, что для евреев это была бы погибель, на что Громыко возражает мягко, что история требует жертв, и кто же должен жертвовать во имя будущего, как не евреи, которые жертвовали всегда, пусть и не всегда по своей воле... И тут Громыко вдруг понижает голос, а мгновение спустя и вовсе переходит на мыслепередачу. И говорит такое:
- А вообще-то, Арон, Сталин, конечно, большая сволочь. И евреи до места не доехали бы. Вблизи от Байкала всех бы в расход пустили. Это я тебе по секрету говорю, только ты, когда Иосифа встретишь, меня не выдавай. И Бен-Гуриону с Вейцманом ничего об этом не говори, славные люди, обидятся...
А как-то подваливает ко мне Лейба Троцкий и представляется:
- Политическая проститутка. Давайте поговорим о том, стоило ли отдаваться коммунистической партии или было бы лучше пофлиртовать с Бундом?
Нет, господа, как же меняются люди, лишаясь своего материального тела!
Могут ли политики обходиться без парламента? Нет, конечно. Самое интересное, что в парламент тут избирали по безальтернативным спискам. Безальтернативным в том смысле, что избирали всех без исключения.
Я прошел, придумав сам для себя партию "Движение за чистоту облачного слоя". Жорж Помпиду и Авраам Линкольн убеждали меня поменять название, потому что есть уже партия "Правые - за чистоту облачного слоя". Но я остался при своем, доказав великим политикам, что имел в виду совсем даже иной облачный слой, нежели мои политические противники.
Но до чего же это скучное дело - политика, - если не можешь во время заседания вскочить и сдернуть докладчика с трибуны или врезать по уху представителю оппозиции!..
Какое-то время спустя (часов здесь никто не наблюдал, и потому, наверное, все были счастливы) я отправился с Ульяновым встречать приходящих.
Ульянов почему-то очень не любил, когда его называли Ленин утверждал, что это гойская кличка, а сам он, еврей по крови и Бонк по фамилии, никогда не любил гоев и революцию в России сделал исключительно для того, чтобы им было плохо.
- Это аморально, - возмутился я, впервые услышав такое объяснение. Там же были миллионы евреев!
На что раби Акива, с которым мы успели подружиться, дал ответ:
- Не слушай ты этого потомка Хама. Я сам слышал, как он недавно, на митинге политиков "Восьмой уровень - за экологическую чистоту!" утверждал, что революция - это его идея фикс, и он, будучи исконно русским, хотел сделать революцию в государстве евреев, чтоб им было плохо. Но поскольку в то время еще не было Израиля, ему пришлось удовольствоваться Россией, поскольку там евреев было больше даже, чем в Америке...
- Фу! - сказал я, и с Ульяновым предпочитал не разговаривать.
Но дежурные пары отбирает генератор случайных чисел, и, в конце концов, получилось, что встречать приходящих отправились мы с Владимиром Ильичом.
Жерло туннеля было хотя и не материальным, но все же и не исключительно астральным созданием. Ведь новая душа, вылетев из тела (это я помнил по себе), еще не успевала освоиться в астральном мире, материальное было ей ближе духовного, и это было учтено Им при конструировании переходного блока. В результате наши возвращались с дежурства с простуженными душами и вынуждены были лечиться настоями из философского камня. Теперь это предстояло и мне, а присутствие Ленина настроения не улучшало.
И кто, вы думаете, вылетел из туннеля первым? Вот игра случая - это оказался Ариэль Бен-Шалом, депутат кнессета от Ликуда.
- Вот так встреча, - сказал я.
- Это ты, Арон! - воскликнул Ариэль. - Не думал встретить тебя здесь!
- А кого ты рассчитывал встретить? - обиделся я.
- Да кого-нибудь из праведников, а не такого закоренелого безбожника, как ты!
- Послушай, - перебил я его, - кто сейчас премьер-министр? Все еще Бродецки?
- Скинули! - захохотал Ариэль Бен-Шалом. - Теперь у власти Ликуд, а премьером стал Борис Финкель. И мы не далее как вчера заново аннексировали Голаны, а на территорию государства Палестина направили новых поселенцев.
- Но ведь будет война! - ужаснулся я.
- И пусть! ЦАХАЛ силен как никогда, и мы нападем превентивно.
Я хотел было схватиться за голову, но вспомнил, что голова есть пережиток материального мира. Вот вам преемственность в политике! Вот вам мирный процесс!
- Надеюсь, - сказал я, - тебя убили депутаты от оппозиции.
- Нет, - с гордостью сказал Ариэль, - меня убил палестинский террорист. Я стал очередной жертвой интифады.
И тут подал голос Ленин, который все это время внимательно изучал пространственно-временную структуру новоприбывшего.
- А вы уверены, батенька, что вас действительно убили? - вкрадчиво спросил он. - Не кажется ли вам, что ваше тело сейчас все еще лежит на столе в операционной, и что клиническая смерть, в состоянии которой вы пребываете, вот-вот завершится? Извините, господин ликудовец, но придется вам поворачивать оглобли и пожить еще какое-то время, пока до вас не доберется - с большим успехом - другой террорист.
Не нужно было быть телепатом, чтобы увидеть - возвращаться в тело Ариэлю вовсе не хотелось. Он наверняка воображал, что здесь покажет себя наилучшим образом и добьется того, чего не добился на том свете. Это был шанс, которым я не преминул воспользоваться.
- Послушай, Арик, - сказал я. - Давай меняться. Ты остаешься здесь вместо меня, а я отправляюсь вниз, в твое тело. Идет?
- В моем теле - представитель оппозиции? Ни за что!
- Обещаю, что буду голосовать за Ликуд.
- Когда это можно было верить твоим словам, Арон Бухмейстер? презрительно сказал Ариэль.
- Если вы собираетесь меняться, - сказал Ленин, - то быстрее. Сердце вот-вот начнет биться.
И тогда, воспользовавшись неосведомленностью Ариэля Бен-Шалома, я бросился в туннель. Как вы понимаете, двигаться мне пришлось в полной темноте - свет остался за спиной. Я услышал возмущенный вопль Ариэля и хохот Ленина. Ничего, разберутся.
Туннель постепенно расширился, и я вывалился из него прямо на операционный стол. Тело было не мое, чувствовал я себя в нем непривычно, я даже не сразу разместился, и потому, когда сердце начало сокращаться, мне пришлось устроить небольшой приступ конвульсий, чтобы расположиться поудобнее.