Штауфен сидел в избе Захар Захарыча, размышляя над картой своего княжества. Его власть признали в Кобыльем городище, Таборах, Замошье, и Чудской Руднице. Это было почти двадцать крестьянских семей с детьми и хозяйством. Деревенька Остров при подходе рыцарей Трюггви — внезапно вымерла, так что, переговорить со старостой не получилось, но щит с гербом на пустой избушке закрепили. Гологляк, Козлово, Луг и Чудские Заходы придерживались нейтралитета, ссылаясь на псковских бояр, за которыми были закреплены данные населённые пункты. Однако, когда легитимной власти подолгу не видно, хочешь — не хочешь, а задашься вопросом — а зачем такая власть? В распоряжении Гюнтера были: дюжина датчан, девять новгородских ушкуйников под предводительством Федота, Воинот и оруженосец Павлик. Жену Нюру тоже нельзя было списывать со счетов, ибо драться умела почти не хуже любого рыцаря.
— Слушай меня внимательно, — обратился Гюнтер к жене, — На тебе остаётся оборона Самолвы. Если что-то со мной случится, то даже стены недостроенного замка смогут сдержать неприятеля. Захар соберёт ополчение, выдашь ему всё оружие, что у нас есть. Новгородцы, когда рыли подземный лаз, наткнулись на старинную галерею. Она ведёт к реке. Там, кстати, наш хитрющий Захар Захарыч хранит запасы мёда. Так что, знай.
— А если случится самое плохое?
— Тогда к дяде, на остров.
— Гюнтик, может, я лучше с тобой, а Воинот останется здесь.
— Нет. Если люди будут защищать свою княжну, то они будут драться. За Воинотом не пойдут.
Сидящий у печки Захар кивнул головой, соглашаясь с князем. Староста откровенно был рад, что местных жителей не исполчили в поход. Штауфен принял решение: не дожидаясь прихода карателей, двинуться навстречу и подкараулить неприятеля возле двух хуторов, именовавших себя деревенькой Луг. Место было хорошее, особенно для рыцарской конницы. Захарыч ещё зимой регулярно посылал туда своего сына за сеном для лошадок, да и сам недавно ездил, подговаривать главу семейства признать новую власть. Вот и получалось, что князь вроде как соседей защищает, живота своего не жалея. А псковские бояре ни сном, ни духом, что творится в отдалённых весях, бросив смердов на произвол судьбы.
Сам же Гюнтер, специально нагнетал обстановку, поощряя вылазки Трюггви. Рано или поздно, пришлось бы держать ответ, а зная, что ливонцы трясутся от страха после победоносного шествия кочевников, одновременно пытаясь потушить разгоревшееся восстание покорённых Балтийцев, и не располагают серьёзными силами для наказания обнаглевшего князька — творил всё, что душе угодно. Но в данный момент, швабец перехитрил сам себя, пощипал не тех купцов. Потерпевшие ганзейцы обратились с жалобой к епископу, подкрепив прошение звонкой монетой, и получили добро на карательную экспедицию, с целью привести на суд Гюнтера Штауфена.
Два отряда по тридцать человек, жаждущих обогащения, двинулись двумя путями к Самолве. Первый пошёл следом за уведённым живым товаром через Пнёво, а второй отправился по воде, на большой купеческой шнеке из Дерпта. Преодолев тридцать вёрст по реке Эмайыге, судно с ливонскими наёмниками вошло в воды Чудского озера, и должно было оказаться на восточном побережье примерно в то же время, что и первый отряд.
Но вышло так, что шторм, в который чудом не угодил Игнат, прибил шнеку к острову Городец. Ливонцы переждали непогоду на берегу, а утром, промокшие до нитки и злые на весь белый свет, стали заделывать образовавшуюся течь в корпусе судна. Требовалось растопить смолу, и пока было время, наёмники стали шастать по острову, случайно выйдя к Волховой косе. Тут-то и наткнулись они на сложенные поддоны и ящики под брезентом.
Наличие такого огромного количества досок уже являлось целым сокровищем, не говоря о шестидесяти сундуках. Наёмники моментально позабыли цель похода, бросившись осматривать, не иначе, Богом посланную добычу. В первое мгновенье разум отказывался служить ливонским кнехтам, приняв гвозди за серебро. Их черпали руками, кололись и пересыпали, наслаждаясь глухим звоном металла. Потом кто-то сообразил, что это отнюдь не серебро, а самое настоящее железо, отчего ценность находки немного снизилась, но всё ещё оставалась запредельной. Части плуга, детали разобранной бороны, косы и топоры, чугунная посуда стали складываться обратно в открытые ящики. В сложенных отдельно тюках оказалась новая одежда, сапоги и одеяла. Обновки пытались было растащить, но на радостные крики нашедших сокровища людей, прибежал оруженосец Оттона и прекратил мародёрство. Залатанную шнеку перегнали к косе и к трём часам дня, погрузив всё, даже расколотый поддон, отчалили к Самолве. Впопыхах, когда судно было уже в полуверсте от острова, кормчий Рудольф обратил внимание на слишком правильную форму белой скалы, но никому не сказал о том, что он увидел. Взгляды же остальных были прикованы к добыче.
Безобразие, которое произошло на острове, меня просто разозлило. Нажитые непосильным трудом товары уходили на восток, а сделать что-либо, было уже поздно. Пока ливонцы перетаскивали ящики, я находился в Берестье, провожал Снорьку. Свей передал Беньямину горнорудное оборудование, подарки от Данилы в Освенцим и должен был следовать в Смоленск, где его уже поджидал один из подмастерьев кузнечного цеха, готовый к переселению. И каково же было моё удивление, когда выйдя из двери башни, я обозрел отплывающую на вёслах шнеку, а вместо ящиков на косе — голый песок.
— Так дело не пойдёт. — Пробурчал я, заходя обратно в башню.
Через минуту с верхнего этажа я рассмотрел судно в бинокль, посчитал людей, и коварный план созрел в моей голове. Пришлось отправляться в Севастополь.
Руководитель карательной экспедиции, брат-рыцарь Отто, чуть ли не потирая руки от найденного сокровища, с ухмылочкой подошёл к кормчему на корму судна.
— Чего такой грустный, Рудольф? Поход только начался, а мы уже в прибытке.
— Мы ограбили дьявола, господин.
— Не понял!? Причём тут враг человеческий?
— Я его видел, — чуть слышно пробормотал кормчий, — Надо уходить отсюда поскорее, и вообще, забыть про это место.
— Святой крест защитит нас от сатаны. — Сказал рыцарь, и в этот момент сотни птиц, облюбовавшие остров, одновременно взмыли в воздух, пронзительно крича и хлопая крыльями.
Ни на что не похожий рокот пронёсся над гладью озера. Шум, издаваемый двигателем моторной лодки, стал нарастать, эхом отражаясь от водной глади. Гребцы, не дожидаясь команды, навалились на вёсла.
— Пресвятая Дева! Гребите, сучьи дети! — Заорал кормчий, — Он идёт за своими сокровищами!
За кормой шнеки уже отчётливо была видна огромная ревущая оранжевая подушка, двигавшаяся по воде с невероятной скоростью, на которой, с мерцающими красным светом рогами, сидел дьявол, в точности, как его описывали священники. Гонка продлилась несколько минут. Шнека буквально выпрыгивала из воды, вёсла трещали, но подушка из преисподней, испуская сизую струйку дыма, с лёгкостью обогнала деревянный корабль, совершила полукруг и замерла с правого борта. В левой руке дьявола оказалась какая-то палка, внезапно вспыхнувшая ослепительным красным огнём. Струя розоватого дыма столбом повалила в небо, а от подушки раздался непрекращающийся громкий голос.
— Tod! Tod! Tod![12]
Служитель преисподней бросил огненную палку в озеро, причём огонь не погас, а вода забурлила; встал во весь рост, демонстрируя загнутый кверху хвост, и поднёс к своей голове другую палку. Устрашающий лучик красного света прочертил по воде линию и остановился на кормчем.
Многие ливонцы оцепенели от ужаса. Захотелось вернуть сундуки обратно, но ноги отказывали идти. Отто вспомнил, что у него есть с собой святая вода во фляге на поясе. Рыцарь принялся окроплять ею судно, и даже почти вылил половину, как его голова разлетелась на куски. Кто-то сотворил из двух ножей крест и тоже был убит, как и принявшийся молиться по соседству кнехт. Красная точка побежала по людям и тот, кто хоть как-то пытался вспомнить о вере Христовой, падал замертво.
— Вода! Сатана бессилен в воде! — Крикнул Рудольф, бросил бесполезный стир и сиганул в озеро.
За кормчим последовали остальные. Тут уж не о сохранении жизни надо было думать, душу б спасти.
— Ну, Полина, ну голова. — Подумал я.
Идею с маскарадом подсказала Полина. В Севастополе, ближе к полуночи, во время прогулки по Приморскому бульвару, нам постоянно попадались молодые девушки, носящие на голове мигающую гирлянду в виде рожек. Некоторые сопровождающие их кавалеры таскали с собой пластмассовые трезубцы, и об этом можно было не вспоминать, кабы не один забавный случай.
Разместившись за столиком в кафе, дожидаясь нерасторопной официантки, мы стали свидетелями развернувшейся детской драмы. Маленький сорванец с накладными рожками на голове и оружием Нептуна подкрадывался к девочке и колол её в спину, после чего быстро ретировался. Так повторялось несколько раз, пока Полине это не надоело, и она отлучилась на минутку к расположенной неподалёку от заведения торговой палатке. Спустя некоторое время Полина подозвала обижаемую девочку, родители которой не обращали на своё чадо никакого внимания, и прикрепила на спину ребёнка ангельские крылышки. После этого над головой девочки засветился игрушечный нимб, а в руках оказалась волшебная палочка с лампочкой на конце. Короткое наставление, и девчушка, обогнув столики, зашла хулигану за спину и легонько стукнула мальчишку по голове со словами: — Ты заколдован!