Истинный сельский житель первым делом всегда читает свой «местный листок», и поэтому, прежде чем открыть «Таймс», мистер Меткаф терпеливо продирался через колонки, посвященные делам Дамского кружка, и через отчеты о заседании Совета но устройству и ремонту канализации.
Так безоблачно начался этот день гнева!
2
Около одиннадцати мистер Меткаф отложил кроссворд в сторону. В прихожей, подле двери, ведущей в огород, он держал всевозможные садовые инструменты особого образца: специально предназначенные для людей пожилых. Он выбрал тот, что был совсем недавно прислан, не спеша вышел на солнышко и стал расправляться с подорожником нa лужайке перед домом. У инструмента этого был красиво обшитый кожей черенок, плетеная рукоятка и на конце лопаточка нержавеющей стали; работать им было одно удовольствие, и почти безо всяких усилий мистер Меткаф скоро уже изрыл довольно большой участок маленькими аккуратными ямками.
Он остановился и крикнул в сторону дома:
– Софи, Софи, выйди посмотри, что я сделал. Наверху в окне показалась голова жены.
– Очень мило, дорогой, – сказала она.
Ободренный Меткаф вновь принялся за дело. Но тут же окликнул идущего мимо Боггита.
– Отличная штука этот инструмент, Боггит.
– Угу.
– Как по-вашему, в эти ямки стоит что-нибудь посеять?
– Не.
– Думаете, трава все заглушит?
– Не. Подорожник опять вырастет.
– Думаете, я не уничтожил корни?
– Не. У них так вот макушки пообрубаешь, а корни только пуще в рост пойдут.
– Что ж тогда делать?
– А подорожник, его никак не одолеешь. Он все одно опять вырастет.
И Боггит пошел своей дорогой. А мистер Меткаф е внезапным отвращением взглянул на свою новую игрушку, досадливо приткнул ее к солнечным часам и, сунув руки в карманы, уставился вдаль, на другую сторону долины. Даже на таком расстоянии ярко-фиолетовая клумба леди Пибери резала глаз, она никак не сочеталась с окружающим ландшафтом. Потом взгляд Меткафа скользнул вниз, и на лугу, среди коров Уэстмейкота, он заметил незнакомые фигуры и стал с любопытством вглядываться.
Какие-то двое – молодые люди в темных городских костюмах – сосредоточенно занимались чем-то непонятным. С бумагами в руках, поминутно в них заглядывая, они расхаживали большими шагами по лугу, словно бы измеряли его, присаживались на корточки, словно бы на глазок прикидывали уровень, тыкали пальцем в воздух, в землю, в сторону горизонта.
– Боггит, – встревоженно позвал мистер Меткаф, – подите-ка сюда.
– Угу.
– Видите тех двоих на лугу мистера Уэстмейкота?
– Не.
– Не видите?
– Этот луг не Уэстмейкотов. Уэстмейкот его продал, – Продал! Господи! Кому же?
– Кто его знает. Приехал какой-то из Лондона, остановился в «Брейкхерсте». Слыхать, немалые деньги за этот луг отвалил.
– Да на что ж он ему понадобился?
– Кто его знает, а только вроде надумал дом себе строить.
Строить.Это чудовищное слово в Мачмэлкоке решались произносить разве что шепотом. «Проект застройки», «Расчистка леса под строительство», «Закладка фундамента» – эти непристойные слова были вычеркнуты из благовоспитанного словаря здешней округи и лишь изредка со смелостью, дозволенной одним только антропологам, их применяли к диким племенам, обитающим за пределами здешнего прихода. А теперь этот ужас возник и среди них, точно роковой знак чумы на домах в «Декамероне».
Оправившись от первого потрясения, мистер Меткаф приготовился было действовать – мгновение поколебался: не ринуться ли вниз, бросить вызов врагу на его же территории, но решил – нет, не стоит, сейчас требуется осмотрительность. Надо посоветоваться с леди Пибери.