Сидя у костра среди бодрствующих и — что там говорить! — дрожавших от только что перенесенного кошмара пиратов, Конан никак не мог забыть свое пророческое ночное видение. Неожиданно мысли его получили подкрепление — ночную тьму снова разорвал дикий вопль ужаса и боли.
В который раз за эту ночь помянув Нергала и остальных темных богов, киммериец, обнажив клинок, вскочил на ноги. На фоне звездного неба он разглядел, что со стороны джунглей к лагерю стремительно приближается какой–то темный силуэт.
Когда он поравнялся с Конаном, тот облегченно вздохнул: на сей раз это был не загадочный незнакомец с крыльями и острыми когтями, а аргосец Фабио, стоявший на страже недалеко от лагеря. Но парень был бледен, как мертвец, и не мог выговорить ни слова, а лишь указывал дрожащей рукой в ту сторону, откуда сам появился.
Сообразив, что произошло что–то неладное, киммериец последовал за часовым по тропе, которую они прорубили сегодня вечером. Мрачная стена тропического леса и тревожные ночные запахи таили в себе неведомую и страшную опасность. Все чувства Конана были напряжены и обострены — словно у тигра, крадущегося за добычей. Наконец, Фабио остановился и снова вытянул вперед трясущуюся руку.
Призрачный лунный свет озарял тела двух человек; они лежали на земле навзничь, уткнувшись лицами в густую и влажную траву. Конан нагнулся, но, даже не перворачивая трупы, он уже знал о причине смерти людей — как и о том, кто они. Это были те два матроса, которых Гонзаго послал на «Ястреб» за инструментами и продовольствием. Видимо, не ведавший жалости монстр подстерег их на обратной дороге, так как рядом с ними валялись наполненные чем–то тяжелым мешки. Прикоснувшись рукой к трупам, киммериец понял, что убийство произошло совсем недавно: тела были еще теплыми. Кровь, хлещущая из страшных ран, не успела свернуться — и, судя по перерезанным глоткам несчастных, они погибли от той же руки или чудовищной лапы, что и две предыдущие жертвы.
7. Крылатая тварь
Конан вместе с Фабио вернулся к костру, где их поджидали товарищи. Аргосец видел, как произошло нападение и смог рассмотреть убийцу; все еще дрожа, как в лихорадке, он прерывающимся голосом рассказывал:
— Я видел, как это случилось, видел! Мне показалось, что к ним подкрадывается человек — высокий, с голым черепом, глаза кошачьи такие, сверкающие, огромные… Лицо только было странным — челюсти выдавались вперед, как у шакала. Сперва я подумал, что он закутан в широкий плащ, а потом он поднял руки, я пригляделся и понял, что это не плащ, а крылья — большие крылья, точь–в–точь как у летучей мыши.
— А роста он был какого? — спросил Конан.
— Огромный! Исполин, даже выше тебя!
— И что случилось потом? Не дрожи, парень, рассказывай!
— У этой твари были длинные острые когти, она взмахнула лапой и перерезала парням глотки — обоим, одним махом… Потом подпрыгнула, взмахнула крыльями и испарилась, — облизывая пересохшие губы, завершил свой рассказ Фабио.
Конан не произнес ни слова; молчали, подавленные случившимся, и остальные пираты. Они впервые в жизни столкнулись с огромной крылатой тварью, способной в единый миг перерезать горло своей жертве.
— Как ты считаешь, Конан, это был сам Сиптах или же подвластный ему демон — дрожащим голосом спросил кто–то.
— Если верить тому, что я слышал о Сиптахе, — тряхнув черной гривой волос, ответил киммериец, — он по виду обыкновенный человек, как мы с вами. Вот разве что колдовать за долгие годы выучился неплохо… Поэтому зверюга эта, скорее всего, один из его демонов, которых он вызвал с Серых Равнин или из стигийских подземелий, чтоб охранять свой остров. Или не из подземелий, а из очень древних времен. Он, говорят, и на такое способен! Только откуда бы эта тварь ни взялась, мне кажется, состоит она все равно из плоти и крови, а значит, и можно прикончить. И заняться этим придется сейчас, иначе она перережет глотки нам всем, одному за другим, пока мы не унесем ноги с острова проклятого колдуна.
— Но как нам подстеречь эту летучую мышь, если мы даже не знаем, где она прячется? — спросил смуглый невысокий шемит Абимаэль.
— Пока не знаю! Но разыскать ее логово нам так или иначе придется, другого выхода нет, — ответил Конан.
Какое–то время киммериец молча смотрел на пламя костра, обдумывая какую–то идею. Наконец он произнес:
— Похоже, что самое подходящее место для этой твари — башня Сиптаха. Ей–то как раз удобно обходиться без окон и дверей!
— Может, оно и так, — сказал Абимаэль, — но у нас ведь нет крыльев, и взлететь на галерею мы не сможем. А по–другому в башню попасть, похоже, нельзя.
Конан потянулся, словно огромный кот, по–волчьи оскалил в усмешке белые зубы; отблески пляшущих пламенных языков сверкали в его глазах.
— Если мы не сможем забраться в башню, значит, придется эту зверюгу оттуда выкурить.
8. Схватка у башни
Остаток ночи был посвящен кипучей деятельности, и когда над морем забрезжил рассвет, работа была завершена. К подножью башни пираты натащили большое количество пальмовых веток и стволов, а также выброшенных на берег и хорошо просохших больших коряг, из которых сложили что–то вроде сплошной насыпи высотой примерно в человеческий рост. Конан посчитал, что если развести такой костер и не жалеть хвороста, вряд ли какое бы то ни было живое существо сможет долго оставаться в башне — сильный жар и клубы дыма рано или поздно заставят его покинуть свою каменную берлогу.
А если крылатая тварь вылезет из убежища, при свете солнца ее можно достать оружием, стрелой или копьем.
А потому киммериец предусмотрительно расставил вокруг башни стрелков — так, чтобы ее вершина находилась под постоянным прицелом. Монотонный шелест набегающих на берег волн словно приветствовал восход светила. Вскоре на горизонте показался край солнечного диска и, поднимаясь над морем, светлое око Митры окрасило остров в золотые и пурпурные тона. Затем первые рассветные лучи коснулись верха башни.
Конан подал знак рукой, и пираты со всех сторон подожгли сложенную ими стену из дерева. Сухие сучья вспыхнули, и довольно скоро от кругового костра повеяло невыносимым жаром; вверх, окутывая башню и поднимаясь еще выше, в голубое небо, поползли густые клуб дыма.
— Тащите еще дров! — крикнул киммериец. — Побольше и посуше!
— Ну, сейчас эта тварь начнет поджариваться! — плотоядно ухмыльнулся Абимаэль, с усилием забрасывая в костер целый пальмовый ствол.
— Не торопи события, — охладил его восторг Конан. — У башни очень толстые стены, и чтобы прокалить их как следует, надо гораздо больше времени. Но вот дым может сделать свое дело…
В этот момент один из стоявших невдалеке лучников окликнул киммерийца, показывая рукой на вершину башни. Конан поднял глаза — на галерее показалась знакомая зловещая фигура. Летучая тварь, склонившись над парапетом, вперила в собравшихся внизу людей полный ненависти взгляд желтых звериных глаз. Киммериец удовлетворенно перевел дух: его план сработал! Дело оставалось за немногим — отомстить за погибших, прикончу отвратительного монстра.
— Цельтесь! — приказал он лучникам.
Но в этот момент пронесся всеобщий возглас изумления: чудовище на галерее расправило свои огромные крылья и взмыло в воздух.
Просвистели выпущенные из луков стрелы, но цели ни одна из них не достигла: крылатая тварь, резко вильнув в сторону, сменила направление полета и камней бросилась вниз.
Конан, прикрыв рукой глаза от солнца, вглядывался в пикирующее на них невиданное существо. Тело чудовища не было покрыто ни шерстью, ни перьями, ни чешуей — сухощавое длинное туловище туго обтягивала гладкая, как пергамент, синевато–бледная кожа. На груди выдавалось вперед что–то вроде киля, широкие крылья соединялись с этим треугольным наростом мощными мускулами, Череп монстра был заостренным и вытянутым, как у гадюки, а огромные кожистые крылья поднимались длинными конечностями, лишенными ладоней — из запястий торчали по три пальца, которые заканчивались острыми, похожими на стальные крюки, когтями.
Упав, как охотничий сокол, на одного из матросов, тварь вцепилась несчастному в грудь, раздирая ее чудовищными когтями. Конан, издав боевой вопль, подскочил к страшному противнику и, вложив в замах как можно больше силы, рубанул его по голове клинком. От этого молодецкого удара черепу монстра полагалось разлететься на куски, однако, надежный меч киммерийца, встретившись с невероятно твердой черепной костью, переломился у рукоятки. Чудовище мотнуло головой и, оставив обливавшегося кровью пирата, развернулось к Конану.
Первый удар когтистой лапы киммерийцу удалось отбить, и он ткнул обломком лезвия под сердце крылатому монстру — но без всякого результата; видимо, сталь опять встретилась на своем пути с твердой костью. Чудовищный противник Конана в мгновение ока разодрал когтями его плотную кожаную куртку и глубокими ранами располосовал ему грудь и руки. Один из взмахов лапы пришелся по лбу киммерийца, и из длинных порезов, заливая глаза, обильно потекла кровь.