Кавалькада въехала в город через Восточные ворота.
На краю ячменного поля царская свора покончила с убитым быком, и псари увели отяжелевших от мяса собак.
Только тогда трое поселян-арендаторов вышли из своего тростникового домика, чтобы оплакать горькие плоды царской охоты. Но они тут же спрятались вновь, потому что, едва поле опустело, из лесу выехал всадник. Хорошего роста и сложения, полностью вооруженный, он восседал на жеребце редкой в Карнагрии самерийской породы.
Звали всадника Карашшер.
Подъехав точно к тому месту, где с Императором Карнагрии случилось досадное происшествие, Карашшер свесился с седла и подхватил с земли глиняную фигурку всадника. Кожаный ремешок оплетал ноги лошадки и завершался петлей на шее человечка. Всадник положил фигурку в суму – не в седельную, а в ту, что была приторочена к его поясу, собранному из серебряных с насечкой пластин. Из сумы же Карашшер достал ограненный прозрачный кристалл размером с куриное яйцо. Держа кристалл на уровне глаз, всадник уставился в сердцевину кристалла. Взгляд воина на некоторое время обессмыслился. Потом губы Карашшера зашевелились, а через несколько мгновений глаза вновь обрели прежнюю остроту. Бережно спрятав кристалл, Карашшер повернул коня и рысью въехал в лес.
Войдя в столицу через Восточные ворота, чаще называвшиеся Рыбными, царская кавалькада пересекла Нижний город кварталами кожевников и кузнецов. Вонь дубилен предпочли многолюдию и жадному любопытству квартала торговцев. Следовало сохранить в тайне ранение царя. По крайней мере до тех пор, пока он не поправится. К тому же путь через ремесленные кварталы был короче.
Ехали по восьмеро в ряд, окружив царские носилки так плотно, что только с плоских крыш можно было углядеть хоть что-то. Но в такую жару на крышах никого не было.
Дома ремесленных кварталов, сложенные из коричневого обожженного кирпича, окнами обращались к тенистым внутренним дворам. На улицу выходили лишенные окон голые стены, лишь изредка украшенные рисунком или родовым именем хозяина.
Почти все здания закладывались еще восемь веков назад, во времена Шаркара-Победителя.
Младший принц соседнего государства, Эгерина, Шаркар, удачливый завоеватель, воссел на престол Карнагрии обычным путем – силой. Заручившись поддержкой карнитских родов и помощью магов-жрецов Аша, Шаркар перешел реку Карн, естественную границу Карнагрии и Эгерина.
Поддержанный мятежными Владыками земель, принц почти беспрепятственно достиг Великондара. Город встретил его запертыми воротами, изрядно обветшавшими из-за нерадивости трех последних Императоров.
Тараны Шаркара разбили ворота за два часа. Но треть войска принца полегла, пробиваясь через закоулки Нижнего города к кварталам аристократии. Взяв Великондар, в отместку завоеватель снес Нижний город до основания. И спустя несколько лет отстроил заново, разделив на ремесленные кварталы и определив ширину улиц в восемь и в двенадцать шагов взрослого мужчины.
Верхний город Шаркар сохранил в целости. Но, чтобы пересчитать дворцы и особняки, не сменившие владельцев, хватило бы пальцев одной руки. Что же до храма Ашшура, то он избежал разграбления лишь благодаря чуду.
Пред храмом был установлен Божественный Жребий – огромное Копье на шесте. Говорят, Копье принадлежало самому Верховному богу Ашшуру. Если так, то ростом Верховный бог был отнюдь не под облака, а всего лишь в сорок—пятьдесят локтей.
Тот, на кого, поворачиваясь, указывало острие Копья, подлежал немедленной казни.
Когда всадники Эгерина вместе с союзниками-карнитами вырвались на Судную площадь перед храмом, Копье, впервые после двухвековой неподвижности, повернулось. И указало на принца Шаркара.
Завоеватель, не раз бывавший в Великондаре, знал, что велит Жребий. И знал, что, выступив против Ашшура, потеряет не только союзников, но и голову. Шаркар был неглуп. Он оглянулся и увидел позади собственного мага, жреца Змеебога Аша.
Может, Жребий и впрямь указал на мага, поскольку тот, позабыв все свое чародейское искусство, безропотно позволил наколоть себя на Божественное Копье и скончался, даже не произнеся прощального проклятия.
Копье же Шаркар приказал силой развернуть в сторону моря и закрепить. Чтобы отвести беду от своей новой Империи.
А на вратах Царского дворца высечь:
«Вот этот город!
Я его открыл!
Я повернул кровоточащий Жребий к востоку.
Бог спускается с горы
Для того, чтоб проявить не жестокость,
Но – Власть!»
Правда ли сие или легенда, но правил Шаркар двадцать девять лет и умер в своей опочивальне, окруженный любящими детьми. Наследнику он оставил крепкое государство и лучшую в Четырех Империях армию. Всадников же эгерини, Шаркарову гвардию, чьими руками и было развернуто Копье, именовали с тех пор – Алыми. И традиция эта сохранилась. Вот почему доспехи воинов стражи, окружавшей носилки Фаргала, алели, как свежепролитая кровь.
Миновав ремесленные кварталы, кавалькада достигла Верхнего города.
Некогда он был огражден стеной. Но войны и время сокрушили стену, и фундамент ее превратился в подобие террасы высотой в два человеческих роста. Прорезая руины стены, широкая дорога поднималась вверх, напрямик, через площадь Согласия к Судной, от которой начинался Царский дворец, из-за размеров своих называемый Дивным городом.
Западной стороной Дивный город переходил прямо в городскую стену. Настолько мощную и огромную, что ни одному из завоевателей не приходило в голову подступиться к Великондару со стороны заката. Впрочем, несмотря на крепость стен, за последние сто лет Дивный город завоевывался одиннадцать раз. Но всегда – изнутри.
Без помех раненый был доставлен во дворец, где лекарь немедленно обработал рану и напоил Императора успокаивающим снадобьем. После этого Фаргал уснул и спокойно проспал до утра следующего дня. Если бы Император знал, кто виновен в его падении, вряд ли его сон был бы столь безмятежен.
3
– Повесить!
Маленький алобородый законник [1] икнул, нюхнул с запястья щепоть толченой коры дерева биб, зажмурился.
Два стражника, подхватив одетого в лохмотья мужчину со скрученными за спиной руками, втащили его на один из помостов.
Раньше чем законник открыл затуманенные глаза, ноги осужденного уже сучили над выскобленными досками помоста.
– Следующего! – пробормотал законник.
Морщины на его лице разгладились.
Старшина ткнул пальцем, и стражники выдернули из кучки ожидавших приговора женщину. Средних лет, одетая по чину ремесленного сословия, держалась она вызывающе.
Собравшаяся вокруг небольшая толпа оживилась.
Законник прищурился. Как всегда бывало сразу после приема коры биб, глаза его застилала дымка.
– Говори! – велел он старшине.
– Избила соседку! – сообщил старшина.– Оскорбляла слух непотребными возгласами. Оскорбляла стражу.
– Каков характер оскорблений? – привычно поинтересовался законник.– Упоминались ли власти, боги – в недостойном или непристойном смысле?
– Нет, справедливый!
– Повреждены ли у пострадавшей безвозвратно: рука, нога, ухо, глаз…
– Нет, справедливый! Только волосы и кожа!
– Угу-м-м…
Законник прикрыл глаза, порылся в памяти, вмещавшей тысячелетний свод законов Карнагрии, выискал соответствующий пункт. Приняв подобающий вид, изрек:
– Именем Императора Фаргала, справедливого, единственного, великолепного! Объявляется: выдать преступнице шесть плетей! Наложить на нее штраф: в пользу государя – шесть малых серебряных монет; в пользу суда – две малые…
– А не засунуть их тебе в…– завопила женщина.
Один из стражников с удовольствием треснул ее кулаком по спине, и вопль оборвался.
– …серебряные монеты,– невозмутимо продолжал законник,– а также, в пользу пострадавшей,– одна малая серебряная монета! Старшина! Следующего!
Зрение законника прояснилось, и очередного преступника он разглядел хорошо.
Молодой, можно сказать – мальчишка. Лет шестнадцати, не больше, а то и пятнадцати. Тощий, хотя широкий в кости. Из таких вырастают сильные мужи.
«Да только не будет мужа»,– подумал законник, узнав – по жестокости, с которой обращалась с преступником стража: пред ним – убийца.
У преступника было узкое, довольно красивое лицо с ястребиным носом и серыми нахальными глазами.
Взгляд законника задержался на спутанных белокурых волосах юноши.
«Года три назад, на рынке, я дал бы за него хорошую цену,– подумал он.– И кожа такая нежная!»
– В чем его вина?
– Воровство! – рявкнул старшина.– Убийство стражника!
Законник, уже без всякой симпатии, оглядел юношу: