— Что, съели?! — воскликнула Ма. — Пусть знают, кто здесь хозяин.
Но затем Пол Массимо и двое старших сыновей вышли на край пирса. Один из них — высокий красивый парень в футболке для регби — имел при себе ту сраную трубу, которая висела в чехле на его поясе. Они помахали нам, и старик что-то выдал каждому парню. Они протянули руки, чтобы он смог зажечь фитили. Ребята метнули заряды, они полетели над озером и… о Боже! Не «бах!», а «ба-бах!» Два взрыва, громких, словно от динамита, и большие белые вспышки.
— Это не вишневые бомбы, — размышлял я. — Это М-80.
— Где они их взяли? — спросила Ма. — Дед такими не торгует.
Мы взглянули друг на друга, и нам даже не нужно было произносить этого вслух: Род-Айленд. Видимо, в Род-Айленде можно все достать. По крайней мере, если тебя зовут Массимо.
Старик раздал парням еще по заряду и снова их поджег. А потом и сам взял один. Три «ба-баха», таких громких, что, вероятно, распугали всю рыбу до северного берега Абенаки. Пол махнул нам рукой, парень с трубой достал инструмент из кобуры, словно револьвер, и протрубил три длинные ноты: «Уааа… Уааа… Уааа». Как будто хотел сказать: «Жаль, что так получилось, голопузые янки, удачи вам в следующем году».
С этим мы уже ничего не могли поделать. У нас еще оставалась упаковка «Черных кошек», но после тех М-80 они бы выглядели блекло. На противоположном берегу, компания даго хлопала в ладоши, а вокруг них прыгали девушки в бикини. Вскоре они затянули «Боже, благослови Америку».
Ма посмотрела на меня, а я — на Ма. Она покачала головой, и я тоже. А потом она сказала:
— В следующем году.
— Да, — повторил я. — В следующем году.
Она подняла свой бокал (насколько я помню, в тот вечер мы угощались «Ведрами счастья»), а я — свой. Мы выпили за победу в тринадцатом году. Так начались Гонки вооружений Четвертого июля. А все из-за этой сраной трубы.
Простите за мой французский.
В следующем июне я пошел к Деду и описал свою ситуацию: сказал, что надо отстоять честь всех жителей западного берега Абенаки.
— Ну, Алден, — ответил он, — не знаю, каким боком кучка пороха касается чести, но бизнес есть бизнес, поэтому, если ты вернешься где-то через неделю, я попробую что-нибудь для тебя подыскать.
Так я и сделал. Он повел меня в свой кабинет и выставил на стол коробку. На ней виднелись какие-то китайские иероглифы.
— Обычно я таким не торгую, — объяснил Дед, — но мы с твоей Ма ходили вместе в среднюю школу, и на переменах, сидя у дровяной печи, она учила меня таблице умножения. Поэтому я принес тебе хорошие бомбочки под названием М-120 — самые громкие в своем роде, если только тебе не захочется кидаться динамитом. А есть еще дюжина таких.
Он достал цилиндр, прикрепленный к красной палочке.
— Смахивает на высотную ракету, — заметил я, — только побольше.
— Ага, такая себе модель класса люкс. Называется «китайским пионом». Поднимаются вдвое выше и пускают замечательный салют красный, пурпурный, желтый. Вставляешь палочку в бутылку из-под колы или пива, как обычную ракету, но надо отойти как можно дальше, потому что на взлете искры летят по сторонам. Лучше иметь под рукой полотенце, если загорится трава.
— Вот и хорошо. Они точно бросят дуть в свою трубу, когда это увидят,
— Я отдам тебе всю коробку за тридцать баксов. Понимаю, что это дороговато, но я докинул еще пару «Черных кошек» и несколько бенгальских огней. Можно воткнуть их в кусок дерева и пустить по воде. Страх, какая красота.
— Ни слова больше, — решил я. — Я бы не прогадал, даже если бы заплатил за коробку в два раза дороже.
— Алден, никогда не говори такое людям моей профессии.
Я привез покупки на озеро, и Ма так обрадовалась, что сразу же захотела пустить по одной М-120 и «пиону». Я обычно не спорю с Ма, она может и больно укусить, но в тот раз я ей не позволил:
— Дай тем Массимо хоть один шанс, и они достанут что-нибудь получше. Она поразмышляла над этим, поцеловала меня в щеку:
— А ты ничо, сообразительный, как для парня, который едва закончил школу.
Приближалось Славное Четвертое июля. Как всегда, весь клан Массимо — дюжины две человек, а то и больше — собрался в Двенадцати соснах. Мы с Ма сидели в своих складных стульях на причале, у самой воды. Между нами стояла коробка с игрушками, а еще большой жбан «Оранжевой отвертки».
Вскоре Пол Массимо вышел на пирс со своей коробкой игрушек, которая на вид была чуть больше нашей, но я не волновался. Маленький пес громче лает. Рядом с Массимо встали двое взрослых парней. Они помахали нам, а мы махнули им. Солнце уже садилось, и мы с Ма стали поджигать «Черные кошки», но не по одной, а целыми пачками. Мелкие на другой стороне озера взялись делать то же самое, и когда надоело, то зажгли большие бенгальские огни и стали ими махать. Парень дунул в трубу пару раз, словно настраивал инструмент.
Несколько ребятишек услышали этот сигнал и вышли на пирс Двенадцати сосен, и после переговоров Пол и двое взрослых сыновей вручили каждому мальчику по большому серому шару — я догадался, что это были М-80. Звуки хорошо разносятся над водой, особенно когда нет ветра, и я расслышал, что Пол приказывает малышне быть осторожными, и показывает, как надо бросать бомбы в озеро. Затем Массимо поджег фитили.
Трое мальчиков метнули М-80 высоко, красиво, как надо, но самый маленький (ему, наверное, было не больше семи), такой себе Нолан Райан, кинул витую подачу, и заряд упал на пирс прямо ему под ноги. М-80 отскочил и малой непременно бы остался без носа, если бы Пол не оттянул его. Женщины закричали, но Массимо с сыновьями только прыснули от смеха. К тому времени они уже пропустили не одну рюмку, я так думаю. Хотя, наверное, это было вино, потому что даго любят пить вино.
— Ладно, — сказала Ма, — хватит баловства. Давай покажем им, пока тот здоровяк снова не заиграл на трубе.
Поэтому я достал несколько М-120 — черных и похожих на бомбы, которые рисовали в старых мультиках про воров, когда те подкладывали их под железнодорожные рельсы или бросали в золотые копи.
— Осторожно, Ма, — предостерег я. — Будешь долго держать эту штуку в руках, и тебе оторвет не только пальцы.
— За меня не переживай, давай покажем этим макаронникам.
Я поджигал заряды, и мы подбрасывали их друг за другом вверх — «ка-бум!». Стекла дрожали до самого Уотерфорда, я так думаю. Мистер Трубадур застыл, не успев даже поднести трубу к своему рту. Малышня заплакала. Все женщины выбежали на берег посмотреть, не произошло ли какого-то террористического акта.
— Пусть знают! — сказала Ма и отсалютовала бокалом молодому Трубадуру, который стоял растерянный и ошарашенный, словно в штаны наложил. Образно говоря.
Пол Массимо вместе с двумя старшими сыновьями подошли к краю пирса, сбились в кучку и принялись что-то обсуждать, словно бейсболисты, когда все базы на поле заняты. Затем они двинулись к дому. Я решил, что соревнования закончились, а Ма вообще была в этом убеждена. Поэтому мы зажгли бенгальские огни, чтобы отпраздновать победу. Я нарезал квадратиков из пенопласта, который нашел в помойном ведре за домиком, и мы повтыкали в него огни и пустили по воде. В то время солнце почти закатилось за горизонт и небо стало темно пурпурного цвета — ужас, какая красотища. Зажглась вечерняя Звезда, другие звезды тоже начали просматриваться. Те минуты между ночью и днем всегда самые красивые, я так считаю. А с бенгальскими огнями — еще лучше. Они так красиво плыли — пуская красные и зеленые искры, словно пламя восковых свечей, трепещущих от ветра — и отражались в воде, как в зеркале.
Снова стало тихо — так тихо, что было слышно, как где-то в Бриджтоне запускают праздничный салют, а под берегом заквакали лягушки. Они думали, что на сегодня бардак кончился. Но хрен там, потому что через мгновение на пирс вышел Пол со своими двумя сыновьями и посмотрел в нашу сторону. Старик держал в руке что-то, похожее на мяч для софтбола, а парень без трубы — из-за этого я считал его самым умным из братьев — поджег фитиль. Массимо не терял времени и быстренько подбросил бомбу вверх. Не успел я сказать, чтобы она заткнула уши, как заряд разорвался. Боже, от вспышки все небо заиграло, а взрыв получился таким громким, как от артиллерийского снаряда. В этот раз на берег вышли не только женщины и девушки клана Массимо — чуть ли не все проклятые соседи повысыпали улицу. И хотя большинство из них, наверное, обосрались от испуга, когда бахнула эта сука, они начали хлопать в ладоши! Представьте себе!
Мы с Ма переглянулись, поскольку уже знали, что будет дальше. Так и случилось Капитан Трубадур прижал ко рту свою сраную трубу и выдал одну длинную ноту: «Уааааа!»
Массимо, как и все наши соседи по обе стороны озера, смеялись и хлопали в ладоши. Какое унижение! Ты же понимаешь меня, Энди? Ардель? Нас порвала кучка заезжих макаронников из Род-Айленда. Я и сам не откажусь от тарелки спагетти, но не каждый день это кушать, чур их: