— Есть в этом деле одна улика, и вот такая: Некто Цуй Ань, торговец тканями и один из должников Фань Гоуфу, утверждает, что старый Фань обещал просить ему долг, если Цуй Ань, человек, чего уж тут скрывать, уважаемый и влиятельный, станет членом их секты. Богач передал торговцу Цуй Аню свиток с наставлениями об их матушке Ушенлаому, и Цуй Ань тотчас же явился с этим свитком в ближайшую управу. Но чиновник Вень Да, мой непосредственный начальник, услышав этот рассказ, велел посадить его в колодки. Они с Фань Гоуфу наняли свидетелей, которые утверждают, что Цуй Ань будто бы был задержан по дороге в управу. Они вынули из несчастного человека, который виновен только в любви к справедливости, всю душу, и может быть, уже убили его. Главным свидетелем по этому делу является некий трактирщик Шен Хе, и, представьте, мне недавно удалось узнать, что старый Фань дал ему двести лан за такое дело.
Чжу Инсян был человек честный, и сообщение сыщика привело его в страшный гнев. Лицо у него пошло пятнами, и он вскричал:
— Завтра же доставить торговца тканями Цуй Аня ко мне!
На следующий день Цуй Ань и все свидетели, арестованные по этому делу, были доставлены в уездное управление.
Цуй Ань повторил свой рассказ, и на этот раз он утверждал, что пришел в управу к Вень Да и повинился во всем, но Вень Да приказал изобразить дело так, будто Цуй Аня захватили силой, и потом пытками вынудил отречься от своих слов.
Свидетели по делу, видя, что Чжу Инсян относится к показаниям благосклонно, стали ссылаться на незнание и говорить разное. Только младший сын хозяина харчевни, Шен Чжи, кричал, что все это вздор. Смущенный Чжу Инсян велел принести тиски и зажать в них руки тяжущихся. Но ведь Цуй Ань был матерый, много перенесший мужчина, а Шен Чжи был юноша изнеженный, привычный к теплу и холе. Где уж было ему выдержать пытки! Он заплакал и признался во всем, о чем его спрашивали.
Чжу Инсян, страшно рассерженный, велел Цзи Дану взять отряд стражников и немедленно отправиться в поместье старого Фаня, и тут же приказал взять под стражу Вень Да. Он оглянулся и вскричал:
— Но где же Вень Да?
Действительно, начальник куда-то исчез.
А дело было вот в чем. Вень Да, едва увидев, что дело принимает непредвиденный оборот, вышел во двор, вскочил на коня и помчался к усадьбе Фань Гоуфу так резво, словно у его коня было восемь ног вместо четырех.
Старый Фань вышел навстречу неожиданному гостю.
— Что привело вас ко мне в столь поздний час, — с удивлением спросил он, кланяясь.
Но Вень Да был так возбужден, что даже опустил все подобающие встрече приветствия.
— Господин Фань, — вскричал он, — я знаю, что Чжу Инсян нашел способ обвинить вас в сношениях с еретиками, и сейчас, наверняка, уже послан отряд, чтобы захватить вас. Умоляю — спасайтесь!
Это слышал сын Фань Гоуфу, Фань Чжун.
— Нельзя терять ни минуты, — воскликнул юноша, и повернулся, чтобы отдать распоряжения.
Но старый Фань удержал его.
— Куда же мне бежать, — с достоинством возразил он. — Я уже стар, и не желаю кончить свою жизнь врагом государя. Как бы ни были плохи мои отношение с Чжу Инсяном, не верю я, что ученый человек склонит свой слух к словам клеветника, который и думает-то об одном: как бы оставить мое серебро в своем кармане! Возможно, Чжу Инсян колеблется, какое принять решение… Мое бегство послужит доказательством моей виновности, введет в заблуждение правительственного чиновника! Нет, я никуда не уйду отсюда.
Фань Чжун и Вень Да умоляли его изменить решение, но старик остался непреклонен.
— Стар я уже, — говорил он, — чтобы куда-то бежать.
Тогда Фань Чжун и трое его братьев облачились в боевые одежды, собрали всех слуг усадьбы и объяснили им, как обстоят дела.
— Кто хочет, может уйти, — сказали они, — потому что мы останемся с нашим отцом и не окажем никакого сопротивления властям.
Между тем Цзи Дан со своим отрядом подходил к усадьбе. Из расспросов в пути он знал, что его начальник, Вень Да, опередил его, и был этому очень рад. Он рассчитывал найти усадьбу пустой и сгоревшей, и получить место своего начальника. Каково же было его изумление, когда в ночной темноте он увидел над частоколом сотни факелов и услышал дыхание притаившихся людей. По правде говоря, он совсем не думал, что ему предстоит драться, и при мысли о бое душа его затрепетала, как шелковый рукав на ветру.
— Господин Чжу Инсян, — раздался сверху голос, — мой отец смущен, что вы осчастливили его дом своим посещением, и он будет рад принять вас.
Но тут заговорил другой голос:
— Во главе отряда вовсе не Чжу Инсян! Да это мой подчиненный, Цзи Дан!
— Все равно, — возразил Фань Чжун из темноты, — мой отец будет рад принять и его, если он теперь начальник.
— Берегитесь, — воскликнул Вень Да, — Цзи Дан — человек ненадежный и злобный!
От этаких слов у Цзи Дана душа ушла в землю. Только что ему не хотелось сражаться, но теперь одна мысль о том, что Фань Гоуфу сдастся и со всей семьей приедет к Чжу Инсяну, наполняла его сердце ужасом. А что, если Фань Гоуфу удастся разубедить Чжу Инсяна? А что, если Чжу Инсян пожелает лично осмотреть усадьбу и не найдет в ней никаких следов деятельности секты?
И тогда Цзи Дан закричал:
— Они заманивают нас в ловушку! Вперед!
Ударил гонг, и по этому сигналу солдаты принялись осыпать зажженными стрелами стены и надворные постройки. Усадьба загорелась. Защитники ее заметались внутри, а солдаты Цзи Дана стали у ворот и убивали всякого, кто выскакивал наружу.
На следующий день Цзи Дан доложил начальнику уезда:
— Преступники, во главе с Фань Чжуном и начальником Вень Да, оказали нам сопротивление. Все они, видимо, погибли в огне, но Фань Чжун, с необыкновенной силой действуя мечом, сумел прорваться через наши ряды и пропал.
— Странно, — сказал в раздумье Чжу Инсян, — почему же они не бежали в горы?
— Дело в том, — объяснил сыщик, что вожди еретических сект убеждены в своей способности творить чудеса! Когда я явился к усадьбе, я увидел, как старый Фань стоял на стене, потрясая тыквой-горлянкой! Он думал наслать на нас из нее бумажных тигров и огненных драконов, но у него ничего не вышло.
Эти слова вполне убедили Чжу Инсяна. Он покачал головой и промолвил:
— Это большое счастье, что главари этих сект сами верят в колдовство и прочую чертовщину. Если бы они не верили в собственные бредни, а просто обманывали народ, справиться с ними было гораздо труднее.
Чжу Инсян был очень раздосадован, узнав, что Фань Чжун отбился и ушел. Ведь именно молодой Фань оскорбил его. Он велел вывесить везде объявления с приметами Фань Чжуна и обещал за его поимку награду в пятьсот лан серебра. Цзи Дана он назначил начальником отряда по борьбе с разбойниками.
Между тем Фань Чжун, которому удалось спастись, скитался в лесах, погруженный в горькие размышления. Да уж что и говорить, вряд ли кто-нибудь из вас согласился бы быть на его месте! Вчера еще его окружали роскошные вещи, в сундуках отца громоздились горы крашеного и простого шелка, балки были расписаны прихотливыми узорами, одеяло, котором он накрывался, было сшито из собольих шкурок. Сапожки он носил из кожи серны, с двойными подошвами, подбитыми узорчатым шелком. Стоило ему захотеть напиться — и вот уже бегут десятки слуг с кувшинами, стоило ему пожелать отправиться на охоту, — и вот уже седлают коней, готовят экипажи, открытые и с верхом.
У отца Фань Чжуна было немало друзей в столице, и у юноши осталась одна надежда: добраться до столицы и принести жалобу на самоуправство Чжу Инсяна. «Быть того не может, — думал он, — чтобы бесчинства чиновника не возбудили справедливого гнева. Истинно — каков господин, таков и слуга. Что же следует ожидать от этого Чжу Инсяна, если он послан в наши края самим Ван Аньши? Этот человек, говорят, никогда не моется, и он погубил своего лучшего друга. Быть может, если я подам жалобу, это поможет Су Ши и другим уважаемым людям убедить Сына Неба в неправильности действий Ван Аньши.»
И Фань Чжун пробирался узкими тропами, повторяя про себя замечательные строки великого Су Ши:
Эти строки Су Ши написал, пребывая в ссылке вследствие своей вражды с Ван Аньши. Он еще не знал, что в конце концов все переменится, и он доберется до нефритового дворца и он станет начальником Ведомства Наказаний.
На пятый день Фань пришел в небольшую деревню у горного перевала. Перед деревней он миновал городок, где на столбе висело объявление с указанием его примет.
Он зашел в придорожную харчевню, и хозяйка ему сказала:
— Ах, молодой человек, лучше бы вам заночевать тут. Говорят, в часовне у перевала в ночную пору злобствует всякая нечисть.