— Мне непонятно, что вы имеете в виду, — отрезала Прунелла. — Я думаю, милорд, что нам с сестрой пора отправляться домой. Говоря это, она встала. В это время в комнату вошли Нанетт и Паско. У них были счастливые лица, и Прунелла подумала, что они только что целовались. Ей было трудно поверить, что ее сестра может вести себя так легкомысленно, тем не менее это подозрение мучило Прунеллу всю дорогу домой. Вместо того чтобы, как обычно, щебетать, Нанетт сидела в углу кареты молча. Ее глаза сияли, на губах блуждала улыбка. Только после того как Прунелла заявила, что они завтра утром отправляются в Лондон, сестра принялась возражать и уговаривать не торопиться с отъездом. Но это было бесполезно.
Приехав в Лондон, сестры отправились в тихий старомодный отель, в котором всегда останавливался их отец, приезжая на встречи полковых друзей по делам графства. Когда Прунелла объяснила, кто они, управляющий радушно приветствовал их и выразил глубокие соболезнования по поводу смерти сэра Родерика. Сестер проводили в большой мрачный номер с мебелью красного дерева и с двумя безликими и довольно унылыми спальнями. Нанетт уселась в кресло и заявила:
— Ладно, мы приехали в Лондон, хотя для меня это стало полной неожиданностью. Я никак не могу понять, что у тебя на уме, Прунелла.
— Почему ты считаешь, что у меня что-то «на уме»? — спросила Прунелла. — Мне это выражение не нравится.
— Потому что я слишком хорошо тебя знаю, — ответила Нанетт. — Ты ненавидишь Лондон и обожаешь сидеть в Мэноре, командуя всеми подряд...
Она неожиданно остановилась.
— Я знаю, почему ты уехала! — воскликнула Нанетт. — Тебя злит, что граф отнял у тебя полномочия и ты больше не можешь изображать из себя «леди Щедрость».
— Это неправда, — возразила Прунелла.
— Конечно, это правда! — не сдавалась Нанетт. — Ты все делала по-своему и управляла в Уинслоу-холле так же, как в Мэноре, и все в поместье низко кланялись и называли тебя «ангел милосердия». Теперь все они подлизываются к графу. Да, бедненькая Прунелла, конечно, тебе это не нравится!
— Ты говоришь глупости, Нанетт! Мне это совершенно безразлично! Все это неправда! Но, говоря это, Прунелла чувствовала, что сестра правильно поняла истинную причину их поспешного отъезда в Лондон.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Как только граф увидел Паско, входящего в столовую, он сразу понял, что произошло что-то неприятное.
— Что случилось? — спросил граф.
— Сегодня утром они уехали в Лондон! — с досадой воскликнул Паско.
—Откуда ты знаешь?
— Я только что получил записку от Нанетт, которую она передала мне с грумом. Нанетт пишет, что сестра неожиданно решила ехать в Лондон. Конечно, это придумано для того, чтобы отделаться от меня.
Граф улыбнулся.
— Думаю, что я тоже внес свой вклад в последний отъезд этих милых сестер из родного гнезда.
— Вы? — удивился Паско.
— Вчера я сказал Прунелле, что ей недурно было бы расширить свой кругозор.
— Меня не интересует, что делает мисс Прунелла, я думаю о ее сестре.
— Это очевидно.
Паско подошел к буфету, где целый ряд серебряных блюд ожидал его. Он рассеянно открывал и закрывал
крышки, затем положил себе немного холодной ветчины и сел за стол.
Затем Паско взглянул на дядю и спросил:
— А что мешает нам тоже поехать в Лондон?
— Лично мне ничего, — ответил граф.
Лицо Паско посветлело.
— Выезжаем немедленно! И первое, что мы сделаем, это обновим ваш гардероб.
Граф засмеялся.
—Я прекрасно понимаю, на что ты намекаешь, Паско.
— Вам необходимо одеться по последней моде! Если вы играете роль блудного сына, то вам следует есть объедки, но не обязательно ходить в обносках.
Граф снова засмеялся.
— Я ношу лучшее из того, что можно было купить в Калькутте, — возразил он.
— Тогда мне жаль всех живущих в Индии, — ответил племянник.
— Я не так серьезно отношусь к одежде, как ты, мой мальчик, но согласен с тобой, что нуждаюсь в новом гардеробе. Я не хочу, чтобы старые друзья стыдились меня.
Паско лукаво посмотрел на него: - Если вы говорите о дамах, за которыми ухаживали когда-то, боюсь, что они уже не первой молодости.
— Я всегда могу переключиться на их дочек, — сказал граф.
Некоторое время Паско в молчании жевал ветчину, затем отодвинул тарелку.
— У меня не было возможности поговорить с вами, дядя Джеральд. Вы знаете, что я хочу жениться на Нанетт?
— У меня уже сложилось такое впечатление, — спокойно ответил граф.
— Все дело в том, что ее сестра, которая, по-моему, является еще и ее опекуном, настроена почему-то против меня. Я старался заслужить ее расположение изо всех сил, но сомневаюсь, что мне удалось хоть немного поколебать ее убеждение, что я не кто иной, как вульгарный «охотник за приданым».
Граф откинулся на спинку кресла:
— Это и в самом деле так?
— Сначала так и было, — честно признался Паско. — С тех самых пор как я окончил Итон, и отец, и мать прожужжали мне все уши, что, если я хочу поправить дела имения и жить в Кастле, я должен жениться на богатой невесте.
— И теперь ты собираешься это сделать?
— Я хочу жениться на Нанетт, и деньги здесь ни при чем, — объяснил Паско. — Никто мне не поверит, а меньше всего ее сестра, но я бы все равно женился на ней, даже если бы у нее не было ни пенса. Я люблю ее! Такой очаровательной девушки я не встречал никогда в жизни.
Граф на минуту задумался, затем сказал:
— Если это так, то тебе придется ждать до тех пор, пока Нанетт не исполнится I двадцать один год.
— Я готов на это, но для нас обоих это будет адом, — ответил Паско, — а особенно для меня. Я буду знать, что все это время сестра будет настраивать ее против меня, да и вы, наверное, тоже.
— Я тебя не осуждаю, — мягко сказал граф. — Как я могу тебя осуждать? Я был очень похож на тебя в этом возрасте.
— Правда? — оживился Паско. — У вас действительно была репутация ловеласа, но вас никогда не называли «охотником за приданым».
— Мне кажется, все дело в том, что мой отец был достаточно богат, поэтому я и избежал этого клейма, — объяснил граф, — но я вел веселую жизнь и наслаждался этим.
— И в результате стали своего рода изгнанником на четырнадцать лет, — сказал Паско. — Мне бы не хотелось, чтобы подобное случилось со мной.
— Тебе может понравиться в Индии, — усмехнулся граф.
— Нет! Я хочу жить в Англии, часть времени в Лондоне, а часть — в поместье, если я смогу позволить себе держать лошадей для охоты и скачек и развлекаться.
Но Паско сразу же разочарованно добавил:
— Но что толку попусту рассуждать об этом? Я в долгах и ничего не могу предложить Нанетт, кроме моего сердца, которое, конечно, на рынке будет стоить недорого.
— Я думаю, что оно будет стоить столько, во сколько его оценит сама Нанетт, — спокойно заметил граф.
Паско поднялся из-за стола и заходил по комнате.
— Если бы я мог уговорить ее проклятую сестру дать мне шанс, мы могли бы пожениться на Рождество, и я клянусь вам, что был бы Нанетт прекрасным мужем.
Граф наблюдал за племянником, думая, что он мог бы понять любую молодую девушку, увлекшуюся Паско.
Паско был, без сомнения, хорош собой, но, что еще важнее, у него было честное и открытое лицо, и когда он улыбался, доброта светилась в его глазах.
Граф хорошо разбирался в людях. Он решил, что его племянник, хотя и немного испорченный излишним вниманием представительниц прекрасного пола, обладает всеми качествами, необходимыми настоящему мужчине.
Вслух же он произнес:
— Я хочу сказать тебе, что если ты действительно любишь Нанетт, то должен бороться за нее. Если ты не готов к борьбе, оставь ее и найди себе другую девушку.
— Мне никто больше не нужен, — вскинул голову Паско.
— Тогда ты должен бороться!
— Но как? Как я могу жениться на Нанетт, когда между нами стоит этот дракон в юбке?
Паско снова сел за стол и обратился к дяде:
— Помогите мне, дядя Джеральд. У вас такой опыт общения с женщинами! Убедите мисс Прунеллу, что я не так плох, как
обо мне говорят. Может быть, я прошу слишком много?
— Когда ты приехал сюда, я думал, что ты собираешься просить денег, — признался граф.
Паско успокаивающе улыбнулся.
— Я сначала подумал об этом, когда узнал, что вы вернулись из Индии. Но когда я увидел ваш гардероб и услышал о состоянии поместья Уинслоу, то понял, что о финансовой помощи лучше забыть.
И он снова наклонился к графу:
— Но вы можете помочь мне по-другому и в гораздо более важном деле. Вы попробуете?
— Я должен обратить твое внимание на то, что дама, о которой идет речь, питает ко мне глубоко укоренившееся отвращение, — ответил граф. — Всю жизнь ее шокировало то обстоятельство, что я покинул эту страну в обществе чужой жены. Кроме того, она обвиняет меня в том, что наше имение пришло в упадок, а теперь еще и подозревает в продаже картин Ван Дейка.