Свой собственный. Ну и, конечно, пару фунтов салата, на потом.
Под «потом» я подразумевал еженедельную игру в покер, которой мы самозабвенно отдавались по четвергам с восьми вечера в квартире Сола Пензера.
Лон прошелся по поводу салата, и мы распрощались. Я тут же позвонил по другому, не менее привычному номеру, подозвал Феликса и сказал, что на
сей раз просьба посадить нас наверху, в уединенном кабинетике, исходит лично от меня, а не от Вулфа и что я очень рассчитываю на отборные
бифштексы. Феликс спросил, какими цветами украсить стол, но я ответил, что бифштексы, как ни странно, предназначаются не для женщины, а для
мужчины, из которого я надеюсь выцарапать ценные сведения, поэтому стол лучше украсить самым обыкновенным, растущим на каждом шагу
четырехлистным клевером – на счастье.
Предупреждать Вулфа, чтобы к ужину меня не ждали, мне не требовалось, поскольку по четвергам я всегда провожу вечер у Сола. Вулф садится ужинать
в семь пятнадцать, а покер начинается в восемь.
Когда мы покончили с утренней почтой, я вскользь обронил, что выйду из дома без четверти шесть, до того, как Вулф спустится из оранжереи.
Кеннета Мира я упоминать не стал, молчал про него и Вулф, но в середине дня позвонил Волмер и сказал, что доктор Остроу не выразил желания
узнать настоящее имя Рональда Сивера. Наврал, конечно. Доктор Остроу наверняка возжелал бы знать, как зовут Сивера, но только не после того, как
Волмер наябедничал о том, что Вулф прибег к мошенничеству.
Маленькая комнатка наверху в «Рустермане» хранила для меня множество приятных воспоминаний о тех днях, когда еще был жив Марко Вукчич, благодаря
которому ресторан снискал славу лучшего во всем Нью Йорке. Сам Ниро Вулф высоко ценил кухню «Рустермана», в который частенько захаживал посидеть
со своим старым другом. Кухня и сейчас оставалась отменной, как заметил Лон Коэн, проглотив третью ложку десерта; не поскупился он на похвалу и
позднее, когда запустил зубы в сочнейший бифштекс, запив его изрядным глотком фирменного кларета.
Примерно после четвертого глотка Лон сказал:
– Я чувствовал бы себя куда лучше – или хуже, кто знает, – если бы знал цену. Ясное дело – тебе что то понадобилось. Или Ниро Вулфу. Что?
Я проглотил кусочек мяса.
– Не Ниро Вулфу. Мне. Он даже об этом не подозревает, и я не хочу, чтобы он узнал. Мне нужны кое какие сведения. Сегодня утром я потратил два
часа, читая подряд все, что напечатали две великие газеты про убийство Питера Д. Оделла, но я все еще не удовлетворен. Вот я и подумал, что не
мешало бы поточить с тобой лясы.
Лон прищурился.
– Без дураков? Вулф и в самом деле не знает, что ты меня угощаешь?
– Клянусь прабабушкой индианкой.
Лон посмотрел примерно на фут выше моей головы, как он поступает всякий раз, когда решает – вскрыть карты или поднять ставку, – подумал, пока я
намазал маслом булочку, потом посмотрел мне в глаза.
– Что ж, – произнес он. – Пожалуй, тебе стоит поместить в «Газетт» объявление. Разумеется, под кодовым номером, если Вулф и впрямь не должен
знать о твоих подвигах.
При первом взгляде на Лона, на его мелковатое лицо с черными прилизанными волосами, никто бы не догадался, что он дьявольски хитер. Те же, кто с
ним знакомы, отлично это знают, включая самого издателя «Газетт» – потому то, наверное, кабинет Лона и располагается всего через две двери по
коридору от кабинета издателя.
Я покачал головой.
– Люди, которые меня интересуют, не читают объявления в «Газетт».