Почти все оборотни в тот же день были усланы в разные стороны. Все они отправлялись в Пекло: по его окраинам и дальним потайным норам выискивать тех, кто жаждал убивать и крушить все, что попадется под руку.
Ее дом — с первого взгляда настоящий терем, но только каменный и наполовину вросший в скалу — стоял на дальних границах Пекла, куда не достигала власть князя. Всего два входа было в нем снаружи — то самое крыльцо, через которое внесли Кощея, и маленькая дверка для оборотней и рабов, — но изнутри в подземелья вело несколько ходов, тайных и явных. Они открывались в пещеры, где могли заблудиться даже местные жители. Именно через эти двери в дом чародейки стали прибывать первые гонцы.
Это были уродливые твари, от которых с презрением отворачивалась даже нежить. Среди них часто попадались вполне похожие на людей — плод связи человека и нежити. Эти полукровки ненавидели всех и каждого и при случае были готовы перебить друг друга — столько было в них злобы. Почти человеческая внешность, вводившая в заблуждение их жертвы, и разум сочетались с выносливостью и силой нежити, делая полукровок опасными тварями. Они наполнили дом и двор Марены, и число их прибывало с каждым днем.
* * *Именно из них Кощей сколотил первые отряды своей гвардии. Обещание Черного Змея исполнилось — каждая тварь слушалась его с первого слова. Натаскав первую сотню воинов, Кощей вместе с ними отправился на север, к Макоши.
Никто не знал, откуда пришла эта чародейка и волхва, где была ее родина. Вроде совсем недавно поселилась она в горах у берега моря, на самой южной границе Ирия, как раз посередине между ним и землями невров, но слава о ее умении предсказывать будущее и гадать об изменениях судьбы гремела уже далеко. Она удивительно точно указывала ответы на любые вопросы, и редко кто не заезжал к ней, если требовалось получить совет. Сама Марена посоветовала Кощею навестить Макошь, признавая, что та была лучшей чародейкой. Кощей не посмел ослушаться — ведь Макошь могла раскрыть ему, как следует поступить, с чего начать покорять мир.
В Невриде все знали, где живет пророчица и чародейка, как когда‑то любой житель Мил ограда мог и среди ночи верно указать дорогу до священных холмов Святогоровых пещер. Марена тоже отлично знала, где ее искать.
Тонкая безымянная речушка обвилась вокруг высоких крутобоких холмов, до вершин покрытых лесами. С их макушек хорошо было видно близкое отсюда море, но от их подножия, из‑под сени непроходимых лесов, оно казалось недостижимо далеким.
Осень окрасила листву в цвета пожара. Толстым слоем лежали на земле опавшие листья. В прохладном осеннем воздухе было видно и слышно четко и далеко — казалось, в такую пору любой поневоле становится пророком.
Неподалеку от жилья чародейки с гор бежал ручей. Его звонкая песенка пробивалась сквозь шорох листвы и скрежет ветвей на ветру. На этот звон и шел отряд Кощея.
Деревья расступились внезапно и открыли небольшую поляну, перечеркнутую тропинкой. Стена горы возвышалась над нею. К ней лепилась избушка, больше похожая на навес перед входом в пещеру. Плющ оплетал ее до крыши, делая мало отличимой от скалы. Подле росло два дерева — на их протянутых к небу ветках болтались на ветру расшитые узорами ткани и венки из высохших цветов.
Под деревьями играли две девочки. Старшей было около пяти лет, младшей — не больше двух. Увидев чужих людей, они остолбенели, потом разом пронзительно завизжали и ринулись в дом. Кощей поморщился. Старшая добежала первой и остановилась на пороге, а меньшая споткнулась, упала и разразилась плачем.
На ее крик вышла женщина в длинной рубахе грубого холста, со звериной шкурой на плечах. Ни оберегов, ни заговорного шитья на ней не было, но она строго взглянула на воинство Кощея — и полукровки разом попятились с поляны. Взгляд ее золотисто–карих, чуть раскосых глаз леденил кровь в жилах, заставлял согнуться и самую гордую спину, Макоши испугалась бы и сама Марена, особенно сейчас, когда она без колебаний двинулась на пришельцев, загораживая девочку собой.
— Пошли прочь, — сквозь зубы процедила она, и воины поспешили ретироваться.
Попятился и сам Кощей.
Взглянув сквозь него невидящими страшными глазами, Макошь подняла девочку на руки и понесла в дом, тихо уговаривая и лаская. На гостей она больше не обращала внимания.
Старшая девочка встретила ее у крыльца и уцепилась за подол. Она была некрасива — маленькие бесцветные глазки, большой рот, острые грубоватые черты лица, растрепанные грязно–рыжеватые волосы топорщатся в стороны. Она напоминала дитя водяного или болотной нежити, и улыбка ее казалась одновременно и пугающей и жалкой. Зато младшая, синеглазая, румяная, уже сейчас казалась настоящей красавицей. Но Макошь приласкала обеих девочек с одинаковой нежностью.
Младшая успокоилась, и Кощей решил, что настала пора обратить внимание чародейки на себя. Он шагнул вперед и кашлянул.
Макошь не подняла на него глаза, воркуя с дочерьми, но девочки обернулись на гостя. Подле матери они ничего не боялись, а потому старшая с любопытством уставилась на Кощея, посасывая палец, а младшая только крепче вцепилась в мать, как зверек блестя глазенками.
— Сделай милость, матушка, — заговорил Кощей как можно почтительнее. — Нужда у меня до тебя.
Марена предупреждала — Макошь не станет иначе вообще разговаривать или скажет что-нибудь такое, что потом и сама, даже если захочет, не изменит. Скажет, что ты умрешь через полдня, — и исполнится.
Но чародейка услышала его слова и подняла глаза.
— Чего тебе?
— Хочу будущее свое вызнать, — ответил Кощей. — Дело есть у меня, так хотелось бы выведать, чем оно кончится — сделаю ли все, что задумал…
— Сказать тебе? — Макошь хмыкнула, раздумывая. — Ты ворвался как дикий зверь, дочерей моих напугал, а теперь хочешь, чтобы я тебе помогла?..
По счастью, Кощей знал от Марены, чем нужно умаслить Макошь. По его знаку несколько воинов бочком вышли вперед, поднося к крыльцу корзины с дарами: плодами урожая и набитой по дороге дичины. Отдельно положили свернутый холст, шкуры двух волков и кое–какую утварь.
Заметив приближение Кощеевых слуг, младшая девочка опять зашлась плачем, вырываясь из рук матери, а старшая, по–прежнему не выпуская материнского подола, шагнула вперед, с любопытством вытягивая тонкую шейку. Макошь внимательно посмотрела на обеих дочерей и встала, спуская младшую с рук. Девочка тут же убежала в дом.
— Ну, — чародейка встала перед Кощеем, скрестив руки на груди, — говори, с чем пожаловал!
На дары она не смотрела, но голос ее смягчился.
— Я хотел узнать, смогу ли я… — начал Кощей.
— Мир покорить? — докончила за него Макошь свысока. — Так, что ли?
— Да, но я все подготовил и рассчитал, — воинственно заявил Кощей, которому совсем не понравилось, каким голосом разговаривает с ним Макошь. — Я начну покорять мир с небольшого куска — завоюю его, обложу данью, а потом…
— Завоюешь? — перебила Макошь. — Как?
— У меня есть армия, — подбоченился Кощей.
— Армия! — фыркнула Макошь и небрежно кивнула за его. спину: — Эти, что ль?
Кощей обернулся — его воины топтались у края поляны, не смея сделать и шагу. Видно было, Что они хотят подойти к нему, но сила чародейки надежно удерживала их на месте. Вид у них был встревоженный, но никак не испуганный.
— Да, эти, — гордо кивнул Кощей.
— А ну, покажи мне их, — негромко приказала Макошь, отступая к краю поляны.
От ее суждения могло зависеть и предсказание — судьба всего мира, все будущее, ибо исполнялось только то, что предсказывала Макошь. А потому Кощей обрадованно бросился к своему воинству, желая представить его в лучшем виде и молясь только об одном — чтобы Макошь не ушла в дом, пока он будет объяснять воинам, что от них требуется. Беда, если пророчица не станет ждать — ее молчаливый уход лучше всяких слов предскажет провал дела.
Но она дождалась и стояла на пороге дома, скрестив руки на груди и словно не замечая, что ее старшая, некрасивая дочка осталась подле нее, а меньшая, красавица, не показывается на глаза.
У Кощея все дрожало внутри, и он стискивал зубы, чтобы не выдать своих чувств. Но отряд не подвел — шаг воинов был четок, движения верны и отточены, лица спокойны и решительны, оружие и доспехи сверкали чистотой — большинство воинов были когда‑то в личной гвардии Черного Змея и не забыли его уроков.
Довольный своими воинами, Кощей успокоился и принялся исподтишка наблюдать за Макошью, которая следила за воинами Кощея с непроницаемым лицом. Грубоватое, мужественное, оно не слишком понравилось Кощею, как и сама чародейка. Ей больше подошли бы кольчуга и меч, чем женская одежда, — а еще обрезать эту толстую косу, что висела аж ниже пояса золотисто–серой змеей. Глядя на воинов, Макошь не шевелилась, и только ее дочка удивленно блестела глазенками — ей все было в диковинку.