– Как ты посмел! – В ее голосе клокотали ярость и боль. – Использовал против меня свою ничтожную, жалкую магию? Я ходила по этой земле тысячу лет. – Она провела по ране рукой и взмахнула окровавленной ладонью.
Капли крови, попавшие на руку Хойта, вспороли кожу, словно нож.
– Лилит! Ты изгнана из этого мира! Лилит, ты побеждена! Моей кровью. – Он извлек из-под плаща кинжал и полоснул себя по ладони. – Кровью богов, которая течет в моих жилах, дарованной мне силой я изгоняю тебя…
Тень пронеслась над землей, и кто-то с яростью отчаяния набросился на него. Сплетясь, они скатились с утеса на плоский выступ под ним. Сквозь волны боли и страха Хойт разглядел лицо противника, почти неотличимое от его собственного. Это лицо когда-то было лицом его брата.
Он чувствовал запах крови и смерти, видел красные глаза зверя, в которого превратился брат. Но в сердце Хойта еще теплились остатки надежды.
– Киан. Помоги мне остановить ее. Прошу тебя, давай попробуем.
– Ты чувствуешь мою силу? – Киан обхватил пальцами горло Хойта и с невероятной силой сжал. – Это только начало. Теперь у меня есть вечность. – Он наклонился и слизнул кровь с лица Хойта почти игриво. – Лилит хочет сама полакомиться тобой, но я тоже голоден. Очень голоден. В конце концов, у нас одна кровь.
Оскалившись, он впился клыками в горло брата, и в эту секунду Хойт вонзил в него кинжал.
Киан с криком отпрянул. Изумление и боль отразились на его лице. Затем он упал, зажимая руками рану. Хойту показалось, что перед ним брат – настоящий. Но через секунду рядом уже никого не было – лишь завывание бури и шум дождя.
Хойт начал карабкаться вверх, на скалу. Скользкие от крови, пота и воды руки с трудом цеплялись за каменные выступы. Вспышки молний освещали его искаженное болью лицо; он медленно поднимался по скале, в кровь сбивая пальцы. Оцарапанная клыками шея горела, словно прижженная раскаленным клеймом. Задыхаясь, он схватился за край утеса.
Если Лилит ждет наверху, ему конец. Магическая сила Хойта иссякла – виной тому безмерная усталость, шок и скорбь. У него не осталось ничего, кроме кинжала, все еще красного от крови брата.
Вскарабкавшись наверх, он перекатился на спину, подставив лицо под колючие струи дождя, и обнаружил, что остался один.
Возможно, его силы хватило, чтобы отправить демонов обратно в ад. И теперь брат – родная плоть и кровь – навеки проклят.
Перевернувшись, он с трудом встал на четвереньки. Все тело пронзила боль, во рту ощущался горький привкус.
Хойт подполз к жезлу и, опираясь на него, поднялся на ноги. Задыхаясь, он поковылял прочь от скал по тропинке, которую мог найти даже с закрытыми глазами. Гроза, как и он сам, выбилась из сил, и теперь просто шел проливной дождь.
Пахло домом – лошадьми, сеном, травами, с помощью которых он отгонял злых духов, и тлеющими в очаге углями. Но не было ни радости, ни наслаждения победой.
Нетвердой походкой он приближался к хижине; дыхание, со свистом вырывавшееся из груди, смешивалось со стонами и уносилось вдаль порывами ветра. Хойт понимал: если та, которая забрала брата, теперь пришла за ним, ему конец. Любая тень, которую отбрасывали растрепанные грозой деревья, могла оказаться его смертью. Нет, это хуже, чем смерть. Ледяные пальцы страха скользили по его коже, и он тратил остатки магической силы на то, чтобы бормотать заклинания – со стороны они больше походили на молитвы.
Лошадь под навесом зашевелилась и фыркнула, почувствовав запах хозяина. Но Хойт, пошатываясь, направился прямо к хижине, подтащил непослушное тело к двери, с трудом переступил порог.
Внутри было тепло, и воздух слегка подрагивал от заклинаний, которые маг произнес перед тем, как отправиться на утес. Хойт запер дверь на засов, оставив на нем следы крови, своей и Киана. Станет ли закрытая дверь преградой для Лилит? Легенда утверждала, что она не может войти без приглашения. Оставалось лишь верить в это, а также в силу заклинания, оберегавшего дом.
Насквозь промокший плащ соскользнул с его плеч и сырой грудой остался лежать на полу. Хойт с трудом заставил себя не улечься рядом. Нужно сварить волшебное зелье, которое поможет ему исцелиться, вернет силу. Нужно всю ночь сидеть у очага, поддерживая огонь. Ждать рассвета.
Хойт сделал все, что мог, для своих родителей, для сестер и их семей. И хотел бы верить, что этого достаточно.
Киан мертв, а тот, кто пришел в его обличье, уничтожен и уже не принесет им вреда – просто не сможет. Но злой дух, чьим порождением он стал, по-прежнему опасен.
Хойт все время думал о том, что нужно еще как-то обезопасить своих родных, защитить их. А потом снова отправиться на охоту за демоном. Теперь вся его жизнь – он поклялся – будет посвящена борьбе с Лилит.
Его руки с длинными пальцами и широкими ладонями дрожали, перебирая горшки и склянки со снадобьями. В ярко-синих глазах отражалась боль – физическая и моральная. Чувство вины свинцовым покрывалом давило на плечи. Внутри бушевали демоны.
Он не спас брата, а лишь проклял и изгнал того, кто принял его обличье, из этого мира. И как ему удалось одержать эту горькую победу? Киан всегда был физически крепче. А чудовище, в которого он превратился, обладало ужасающей силой.
Значит, именно магия уничтожила того, кого он когда-то любил. Его вторую половину, яркую и импульсивную. Его самого можно было бы назвать рассудительным и скучноватым. Он всегда больше интересовался науками и своим даром.
А Киан предпочитал развлечения, таверны, девчонок и хорошую шутку.
– Во всем виновата любовь к жизни, – пробормотал Хойт, продолжая колдовать над склянками. – Его убила любовь к жизни. Я лишь уничтожил то, что удерживало его в зверином обличье.
Он должен в это верить.
Морщась от боли, Хойт стащил рубаху. Синяки уже проступили на груди, черными пятнами расползались по коже – подобно тому, как скорбь и чувство вины постепенно наполняли сердце. Пора применить свои знания, напомнил он себе, накладывая целебную мазь. Потом – со стонами и проклятиями – стянул ребра повязкой. Два ребра сломаны, и Хойт понимал, что путешествие верхом, которое придется совершить утром, чтобы добраться домой, будет крайне мучительным.
Он выпил настой и, прихрамывая, направился к очагу. Подбросил торф, и пламя вспыхнуло ярче. Заварил чай на огне. Затем завернулся в одеяло и, согреваясь горячим чаем, погрузился в размышления.
Боги наделили Хойта особым даром, и он с раннего детства относился к нему со всей серьезностью и ответственностью. Учился, нередко в одиночестве, практиковался в своем искусстве, выясняя его возможности.
Киан не мог похвастаться такими же способностями, да Хойт и не помнил, чтобы брат практиковался с таким же усердием или так же самозабвенно учился. Тем не менее Киан забавлялся с магией. Развлекал себя и других.
Иногда он втягивал в свои проказы и Хойта, преодолевая сопротивление брата, и они вдвоем совершали какую-нибудь глупость. Однажды превратили в уродливого длинноухого осла мальчишку, который толкнул в грязь младшую сестру.
Как же тогда смеялся Киан! Хойт целых три дня, паникуя и упорно трудясь, снимал заклятие, а брат и бровью не повел.
Он же родился ослом. Мы просто вернули ему его истинный облик.
С двенадцати лет Киан больше интересовался мечами, чем заклинаниями. И слава богу, подумал Хойт, потягивая горький напиток. Он безответственно обращался с магией, но был настоящим волшебником меча.
Сталь не спасла его – да и магия тоже.
Хойт откинулся назад; он промерз до костей, несмотря на пылавший в очаге торф. Немного притихший дождь барабанил по крыше, а ветер завывал в лесу, окружавшем хижину.
Больше он ничего не слышал: ни звериного крика, ни угрозы. Хойт остался один на один со своими воспоминаниями и раскаянием.
В тот вечер ему нужно было пойти в деревню вместе с Кианом. Но он работал, ему не хотелось ни эля, ни звуков и запахов таверны, ни людей.
Ему не хотелось женщины – в отличие от Киана, которого всегда тянуло к противоположному полу.