От него ждали чего угодно, но только не этого.
С передка соскочил влево и оказался перед успевшим развернуться круглолицым. Тот махнул мечом, Олен присел, пропуская лезвие над собой. Обрушил топор на не защищенную кольчугой ногу. Тяжелое лезвие пропороло кожу, раздался хруст, брызнула кровь.
Круглолицый воин завопил, рухнул на землю, брошенный клинок упал рядом.
– Я не просто убью тебя, а буду долго мучить! – голубоглазый оскалился, залез на телегу и пошел по ней, поводя лезвием из стороны в сторону.
Олен ушел от направленного вниз удара. Скакнул вперед и вверх, прямо на голубоглазого, собственным телом сшибая того с телеги. Ощутил, как врезался во что-то тяжелое, звенящее. Увидел мелькнувшие сапоги, а потом сам упал на борт телеги так, что вышибло дыхание, а ребра затрещали.
На мгновение все померкло перед глазами. Когда Олен чуть отдышался, то обнаружил, что лежит брюхом на телеге, весь мокрый от пота, бока судорожно вздымаются, а в трясущихся руках зажат топор. Круглолицый чужак перестал орать, только поскуливал, а голубоглазого не было видно и слышно.
– Что же я наделал, помилуй меня Селита, – судя по лязгу зубов, дрожали и челюсти, и вообще все тело.
Олен с трудом распрямился, осторожно выглянул из-за телеги: голубоглазый лежал на обочине, и шея его была вывернута таким образом, как ее никогда не выгнет живой человек. Желудок сотряс болезненный спазм, и Рендалл едва успел отвернуться от телеги, как его вырвало.
Прямо в лужицу, оставшуюся от вчерашнего дождя, в коричневую от грязи воду, на плавающие в ней иголки.
Произошедшее только что не укладывалось в голове – он сумел выстоять в схватке с двумя настоящими воинами, и не просто выстоять, а убить одного из них! Для простого человека это так же маловероятно, как жениться на наследнице графства или вычерпать Дейн.
Драться Олену приходилось не раз, чаще для забавы, единожды – по серьезному поводу, но оружия он в руках никогда не держал. Раз в год в Заячий Скок являлся старый и беззубый баронский вербовщик, чтобы подучить обращению с копьем и щитом годных к войне молодых парней. Но в первый же день его напаивали так, что он утром третьего с трудом влезал на лошадь и отправлялся восвояси.
И, тем не менее, один из чужаков оказался мертв, а другой лишился возможности ходить.
– Нет… этого не может быть… – Олен зашвырнул топор в телегу, подобрал вожжи и принялся разворачивать нервно стригущего ушами Серко. На убитого и раненого он старался не смотреть. – Нужно вернуться в деревню… все рассказать… наверное, это разбойники…
Руки по-прежнему тряслись, а мысли путались: на лесных душегубов эти парни никак не походили – одинаково вооружены и хорошо одеты; суд барона никогда не оправдает простолюдина, совершившего убийство таристера – выходца из благородного сословия; может быть, лучше добить второго, уничтожить следы и спрятать тела в лесу?
Но даже эта судорожная идея зачахла и отдала концы, когда Олен подъехал к опушке и увидел между стволов Заячий Скок. Сердце застыло, будто пронзенное ледяным шипом, потом заколотилось с такой силой, что едва не проломило ребра. Язык примерз к гортани.
По улице и вокруг домов скакали всадники в черных плащах, блестело в их руках оружие. Ветер доносил крики, визг, собачий лай, а от сарая тетушки Ралиты поднимался густой черный дым.
Один из всадников погнался за убегающей женщиной, рубанул с седла. Кровь брызнула настоящим шлейфом, женщина неловко упала, а всадник помчался дальше, вскинув обагренный клинок. Под копыта бросился один из деревенских псов, отлетел в сторону от удара копытом и остался лежать.
Глаза Олена защипало, он одновременно захотел броситься вперед, к родному дому, и отступить в лес, бежать прочь от места, где убивают. Ладони, сжимающие топор, вспотели. Он даже сделал шаг, чтобы ринуться в деревню, где в этот момент неизвестно что происходит с родителями, Алирной, но удержал себя…
Та победа в лесу, если сказать честно – случайность. Выскочи Олен на открытое место, одного конного воина хватит, чтобы покончить с деревенским увальнем. И какой будет прок от такой глупой гибели?
Нет, надо действовать хитрее.
Молясь всем богам, чтобы его не заметили, Олен отвел телегу в сторону, под прикрытие густого ельника. Потрепал Серко по загривку, привязал вожжи к толстому морщинистому стволу. Перехватил топор поудобнее и пошел на восток, собираясь выйти к домам сбоку, со стороны огородов.
Шел бесшумно, тем охотничьим шагом, каким привык подкрадываться к диким гусям и тетеревам. Земли около Заячьего Скока были не самые плодородные, неурожай случался. Поэтому частенько от успеха на охоте зависело то, насколько сытым будет следующий день и даже год.
Олен миновал неглубокий овражек, прошел через покрывающую его дно крапиву. Поднялся по склону, оставив ряд вмятин в мягкой коричневой глине. Раздвинув стебли бурьяна, осторожно выглянул. Глазам предстали огороды, голые, если не считать зеленых стрелок чеснока и лука, а за ними – заборы задних дворов усадьбы Рендаллов и соседней, принадлежащей семейству Астинсов.
Всадников в черных плащах видно не было, хотя из-за домов все еще доносились крики.
Мысли вернулись к Алирне, Олен заскрипел зубами, борясь с черной тоской и яростью. Решил, что сначала нужно узнать, что и как с родителями, а затем можно будет подумать и о невесте, у которой есть отец и двое братьев, способных защитить собственный дом.
Выбравшись из зарослей, Олен рывком перебежал до забора и затаился под ним. Прислушался и, не уловив никаких звуков на заднем дворе, осторожно толкнул калитку. Та качнулась, но не скрипнула, и он проскочил в открывшуюся щель. Через мгновение оказался у задней стены дома, где и замер, пытаясь совладать с шумным, как ураган, дыханием.
Услышав шаги, дернулся и принялся озираться в поисках укрытия, и только потом вспомнил про зажатый в руках топор. Вскинул его для удара, но приближающийся со стороны улицы человек остановился, не дойдя до угла совсем немного. Послышалось шуршание, а затем мягкий щелчок.
– Мессен, – прозвучал хриплый голос. – Мессен, ответьте мне!
Последовал звук, какой издают суетящиеся в улье пчелы или метущая за стенами дома вьюга – мягкое, переливчатое жужжание. А потом заговорил кто-то еще, хотя Олен не слышал больше шагов.
– Слушаю тебя, Цастин, – голос странным образом плыл, то становился громче, то тише, звучал ревом, затем обращался в писк.
– Мессен, мы убили всех, кого нашли в этой проклятой деревушке, – истово сообщил хриплый.
«Всех?» – это слово колоколом отдалось в голове Олена. Земля закачалась под ногами, дыхание стало прерывистым и частым. Душу чуть не разорвали на куски необычно сильные чувства – желание немедленно броситься на обладателя сиплого голоса и обрушить на него топор так, чтобы мозги плеснули в стороны, и страх собственной гибели…
– Убили всех? – усомнился тем временем меняющийся голос. – Судя по Камню Памяти, щенок жив. Ищи его, используя след крови. Надеюсь, ты помнишь, как задействовать талисман?
– Да, мессен.
– Очень хорошо, Цастин. Не забудьте уничтожить трупы и саму деревню. Сожгите все дотла. И еще…
В этот момент немного пришедший в себя Олен совершил невероятно глупый поступок. Движимый непонятно чем, то ли любопытством, то ли безрассудством, он выглянул из-за угла.
Высокий мужчина в черном плаще стоял вполоборота, и крылышки на его шлеме отливали позолотой. В руке держал круглый медальон, и от него шел поток розового, искрящегося света, падал на лицо, высвечивая длинный прямой нос и уродливый шрам, идущий от виска к углу челюсти.
И именно из света шел принадлежащий «мессену» голос!
Олен отшатнулся, кляня себя за то, что высунулся. Магия! В том, что дело связано с ней, можно было догадаться, только услышав слово «талисман». Лишь маги, овладевшие секретами Истинного Алфавита, могут изготавливать подобные вещи для самых разных целей.
Но при чем тут он – Олен Рендалл из Заячьего Скока, в жизни не ездивший дальше городка Танненг?