— Ну, мой милый, чего вы хотите от меня? — спросил собственник лавки, бросив на меня любопытствующий взгляд.
— Ничего, — пробормотал я в ответ, сильно сконфузившись.
— Тогда зачем же вы меня звали? — спросил он.
После мучительного колебания я объяснил ему, что, прочитав его имя на вывеске, я надеялся найти человека, которого зовут так же, как и его, с которым я был знаком в Ирландии и который эмигрировал в Америку.
— Ага! — сказал он, иронически улыбаясь. — Мой прапрадедушка приехал в Америку около 250 лет тому назад. Его звали Джоном Салливэном. Может быть, вы его подразумевали?
Я ничего не ответил на этот вопрос и повернулся, чтобы оставить лавку.
— Постойте, мой милый! — крикнул лавочник. — Я не хочу, чтобы меня беспокоили и заставляли спускаться вниз из-за пустяков. Предположим, что я тот самый Джон Салливэн, которого вы знали; чего же вы бы от него хотели?
— Я бы посоветовался с ним, что мне делать, — ответил я. — Я здесь чужой, не имею ни квартиры, ни друзей, ни денег!
В ответ на это лавочник стал меня подробно расспрашивать обо всем, подвергая меня самому строгому допросу и видимо желая удостовериться, правду ли я говорю или нет.
Выслушав все, он посоветовал мне вернуться на «Надежду», с которой я бежал.
Я сказал, что такой совет не могу исполнить, и что, кроме того, уже около трех дней ничего не ел.
Мой ответ сразу изменил его отношение ко мне.
— Вильям! — сказал он, — не можете ли вы найти какое-нибудь дело для этого мальчика на несколько дней?
Вильям ответил, что может.
Мистер Салливэн ушел наверх, а я, решив, что дело относительно меня покончено, повесил на гвоздь свою шляпу.
Семейство лавочника помещалось в комнатах, расположенных над лавкой, и состояло из его жены и двух детей, из которых старшей девочке было около четырех лет.
Я обедал за одним столом вместе с семейством лавочника и скоро близко сошелся с ними и полюбил их. Ко мне тоже относились все хорошо, по-родственному, как к члену семейства. Маленькая девочка была существом эксцентричным, даже для ребенка; говорила она редко и мало. Когда же ей приходилось говорить, то она к каждой своей фразе прибавляла слова: «Господи, помоги нам!» Этому выражению она выучилась от слуги-ирландца, и никакие наказания не могли отучить маленькую Сару от этой привычки.
— Сара, если ты скажешь еще раз эту фразу, то я посажу тебя в темный погреб, — угрожала ей мать.
— Господи, помоги нам, — отвечала Сара на эту угрозу.
— Опять! — вскрикивала мать, и давала девочке два или три шлепка по спине.
— О мама, мама! Господи, помоги нам! — вскрикивала, плача, маленькая Сара, снова бессознательно совершая свое «преступление».
Прошло уже около пяти недель, как я жил у мистера Салливэна. Однажды, протирая в лавке оконные стекла, я нечаянно разбил большое и дорогое витринное стекло. Тотчас же почувствовал такой испуг, какого не испытывал никогда в жизни. Мистер Салливэн относился ко мне всегда с такой добротой, и вот как я отплатил ему за все его благодеяния. Мое душевное состояние было такое угнетенное, что я ничего не мог сообразить. Единственная мысль овладела мною — это немедленно бежать, чтобы не встретиться с мистером Салливэном, который в это время был наверху. Я схватил свою шляпу и ушел, чтобы не возвращаться. «Господи, помоги нам», — услышал я уходя, обычную фразу маленькой Сары, присутствовавшей при этом.
3. ОПЯТЬ НА МОРЕ
Я не разлюбил морской жизни, а только был не удовлетворен тем положением, которое я занимал на «Надежде», благодаря мистеру Лири.
Убежав от мистера Салливэна, я твердо решил поступить опять на какой-нибудь корабль и поэтому направился к порту.
Я заметил один корабль, приготовлявшийся в скором времени к отплытию, и взошел на него.