Гномка в помощь, или Ося из Ллося - Ардмир Мари

Я Осока, коротко Ося. Миловидная, домовитая и очень экономная гномка двадцати четырех неполных лет. Вернее, полугномка, или даже четверть-гномка, хотя по маминым и бабушкиным заверениям, во мне и десятины нет от горного народа. И только нос-картошка от прадедов достался, а может, ещё и рыжинка, что прячется в темных косах и выглядывает лишь в солнечный день. Так это или нет, но саму себя я ощущала гномкой, приземистой, тяжелой и, чего греха таить, страшной. Особенно на фоне теток, бабушки, мамы, сестер, как родных, так и дальних. Все они высокие и либо стройные-звонкие, либо фигуристые, пышностью тела манящие. А я, видимо, пошла в родню деда или прадеда, и от них же характер взяла под стать фигуре, тяжелый — говорила родня, мужской — успокаивал папа, отвратный — шептались наши ллосевцы, и были правы. Сватов я разворачивала задолго до родного дома, перегородив дорогу собой и палицей, с коей знакома с детских лет.

Хватило трех таких от ворот поворотов, чтоб ко мне охладели все любители вдовьей благодарности. Пусть в несчастливом браке я, стараниями покойного поганца-мужа, провела лишь год, три недели и два часа, этого хватило, чтобы отбить мне всякое желание повторного замужества. А коли жить хочу свободно и легко, должна жизнь начать заново. Именно так я решила спустя почти пять лет вдовства в одно июньское утро. Решила и ушла из родного Ллося в направлении столицы.

Августовские ветра, излюбленно воспеваемые в королевстве Дагатии, я встретила в самом большом из шести промышленных городов, а первые холодные дожди — уже в столице. Осень обещала быть промозглой, зима снежной, весна мерзопакостной, именно поэтому я искала работу не в цехах или на пристани, а в теплых домах горожан — прачкой, кухаркой, служанкой или нянечкой. В отличие от прочих, на нянечек спрос был большой, отбор нешуточный и до внешности скрупулезный. Порой казалось, что надсмотр и опека не детям нужны, а их отцам, ибо на службу брали лишь хорошеньких. А я гномка.

И долго бы я ещё по агентствам трудоустройств побиралась, деньги на проезд впустую тратила и спала в дешевой таверне на тюфяке, если бы один господин меня не приметил. Тощий как жердь, осунувшийся и желтоглазый, он мне сразу неприятен стал, а как тростью в меня ткнул и заявил: «Вот эту мне отрядите», так и вовсе стал омерзителен.

— А чего это тебе? И кем отрядить-то? — я оттолкнула ярко-красную трость от своей груди и уперла руки в бока. — Ты, задохлик, может, не знаешь, но в королевстве нашем народ свободный. И если надо чего, то скажи чего, а затем спроси, согласна я или нет. А не тыкай, понимаешь ли, зубочисткой своей на предмет твердости…

И пока я говорила, у визитера бровь медленно ползла вверх, а у агентши, ответственной за нянечек, так же медленно падало давление. Бледная как полотно, она пыталась на знаках что-то объяснить, что именно — я не видела и видеть не собиралась, пока выскажусь. А потому весьма удивилась, когда остальные претендентки выскочили за дверь, а с виду робкая мадам Турри выпрыгнула из-за стола, одной рукой схватила меня за шиворот, второй закрыла мне рот.

— Простите, Ваше превосходительство!

— Не прощу. Кто это? — ледяным тоном поинтересовался, по-видимому, высокородный гость.

— Это?.. — секундная заминка, и агентша, что за два месяца выучила мою анкету назубок, вдруг заявила: — А я не знаю. Право слово, вижу в первый раз!

Мои глаза явно стали больше, а дыхание и вовсе оборвалось, когда я услышала последующую ложь:

— Эта хамка, простите за прямоту, явно из деревни пожаловала… пробралась в мой кабинет… И подсунула анкету!

— Так, значит, прошла мимо вооруженной охраны? Предварительно получив форму нянечек вашего агентства? Вот это наглость! — сыронизировал задохлик и обратился ко мне, в очередной раз ткнув в мою грудь фигурным набалдашником трости: — И как же вас зовут, хамочка?

— Никак! Она уже уходит. Охрана… — возопила мадам-предательница кадров, и была оборвана моим локтем. Прямо под дых, чтоб неповадно было.

Она мягко шлепнулась на стул, я же представилась некоторым желтоглазым.

— Я Ося из Ллося, — тросточка гостя приятно хрустнула в моих руках и разлетелась на щепки. — А ты, хиляк, сейчас поплатишься за «хамочку»!

— Сомневаюсь, — улыбнулся он, в оскале показав увеличенные клыки.

— Святые угодники… — шепнула я. И палица, выуженная из-под формы, с тихим «хрясь» упала на Турри.

С магами в нашем добром королевстве законодательно приказано не связываться. Осененные божественной искрой, они и без того физически слабы, а после подавления восстаний в кланах двуликих ещё и потрепаны, считай, покусаны. С покусанными магами и, как не редко бывает, одержимыми зверем рекомендовано не сталкиваться взглядами. А самых буйных из них, красной тростью отмеченных, надлежит обходить стороной.

Мне повезло нарушить все пункты личной безопасности граждан Дагатии, в том числе и закон о неприкосновенности чужого имущества. Задохлик, он же граф Лофре и многоуважаемый оружейный мастер Вардо Регген, оказался покусанным и ныне одержимым магом с пометкой «буйный», а ещё мстительной сволочью, не простившей мне тросточки. Именно это нарушение судья и двое присяжных посчитали недопустимым и в высшей мере наказуемым. По прошествии недолгого совещания, они обязали меня в течение полугода добросовестно отработать у графа стоимость обычной палки с набалдашником и наконечником. На резонный вопрос, а не многовато ли изделие стоит, мне ответили:

— Трость была бесценной, из сверхпрочного терракотового дерева и латунных вставок, она являла собой…

— Да какой там! Я ж ее собственными руками расщепила. Кусок изъеденной жуками сосны и самый обычный чугун. Такая трость за четвертину серебрушки продается в столице на каждом шагу, — я поднялась со скамьи подсудимых и уверенно продолжила: — Да мне проще деньгами отдать, чем собственными временем и трудом… Вы хоть представляете, что можно сделать за шесть месяцев жизни?

— Убрать весь дом, отремонтировать конюшню, застеклить оранжерею, покрасить скамейки в саду, — начал перечислять присутствующий здесь же граф-задохлик-маг-хиляк.

Члены суда внимали ему со священным ужасом на лицах, уперев взгляды в пол.

— Чего?! Да ты меня из нянечек выбрал. Домашняя работа — не моя забота… — возопила я, и на полуслове была перебита.

— Что ж, добавим готовку, стирку и присмотр за зверьем. Понянчитесь вдоволь. — Так называемый наниматель улыбнулся мне, сверкнув не только клыками, но и желтым взглядом, спросил: — Что скажете?

— Ничего.

В гробовом молчании я опустилась на скамью, и слово взял прокурор.

— Думаю, со всем списком дел она справится за десять месяцев, — постановил этот мрачный пучеглазый злыдень. — Ваша честь, ваше слово.

— Год, — решил судья, тучная черноволосая свинья со шрамом на подбородке.

— Согласны, — поддакнули присяжные, два стручка-сморчка. Стук молотка лишил всяческих надежд одну не в пример строптивую гномку.

И чего хорошего я ожидала от кучки негодяев в изъеденных молью париках? Зачем искала поддержку в их глазах, а главное, ждала защиты? От кого?! От тех, кто, увидев задохлика, мгновенно сдулись и, забыв о собственной важности, чуть не полезли под столы! Нужно было сразу уходить, глядишь, не попала бы на целый год в услужение к одержимому магу.

В обвинительном безмолвии меня вывели в узкий коридор, оттуда по шаткой деревянной лестнице — к скрипучей двери бокового входа. На улице нас ожидала наемный экипаж и тучный возничий.

— Ну и зачем ты настаивала на суде, — полюбопытствовал одержимый маг, когда сопровождавшие нас стражи закона ушли, а мы сели в карету. Ему легко удалось перейти на «ты», принятое у господ со слугами, в то время как я с трудом вспомнила о надлежащем «вы» в обращении к господам.

— Справедливости хотела.