Так я ступил на сходни самоходной баржи 'Волна', принадлежащей купцу Семену Иголкину. Сам купец что–то решал на берегу, поэтому встретил меня его матрос, продемонстрировал надлежащее почтение и отвел в заранее обговоренную каюту. Мой попутчик уже был там–оказался он молодым приказчиком из магазина купца Барановского, который захотел посмотреть на чудеса Гуляй–поля, где ничего запретного нет. Больше всего его интересовали девушки из веселых домов и разные магические снадобья, дающие восхитительные грезы, но не дающие привыкания. Вот по последним я и прошелся, кое–что рассказав и тем разочаровав молодого человека, который действительно поверил, что магия гарантирует отсутствие зависимости. Хе–хе. Пусть утопит свое разочарование в веселом доме. Иголкин прибежал через полчаса и наскоро напомнил всем, что плывут они не в известное место, а в Нижний, Чернолесск, форт Георгиевский и всякие другие города и деревни.
Все об этом помнили и таможне сообщили про свои маршруты только правильную версию. Ко мне вообще таможня не подходила — поглядели таможенники на меня, грозно восседающего на стуле и крутящего вокруг руки голубые искорки, заробели и все что нужно, спросили у купца.
Все закончилось. Сходню убрали. Отданы швартовы, и баржа медленно стала отходить от причала. Я не смотрел на остающуюся позади Тверь, не смотрел и вперед по курсу. Мне не хотелось видеть ни прошлого, ни будущего. Хотелось продлить настоящее и, вновь открыв глаза, увидеть все тоже настоящее, а не что–то иное.
Побыл пару часов на палубе и ушел вниз, где прилег поспать. Спалось хорошо и без сновидений, чему был только рад. Вообще первый день прошел тихо и незаметно. Сосед по каюте нашел других собеседников и разговорами не докучал. Должно, не перенес того, что я разбил его иллюзии. Хотя длительное отсутствие соседа было неплохим. Каюта наша была очень скромного размера — около трех с половиной квадратных метров. И помещаться в ней вдвоем было тяжело, и дышать тоже.
Настал вечер, и началась работа. С наступлением темноты я прошелся по палубе и наложил магические сторожки вдоль всего периметра бортов. Сторожки должны были реагировать на тайное появление чего–то из–за борта. Теперь нужно будет раз в час–два их усиливать. Пока же засел между рубкой и кормовым гнездом для наблюдателя, приготовив карабин и амулеты. Вообще на стрежне Великой нападение чудовищ из–под воды маловероятно. Эта опасность более характерна для ее притоков, протекающих через Дурные болота. Куда вероятнее столкновение с другим судном и ночной абордаж с лодок. Первое — не по моей части, а вот второму постараемся противопоставить сторожки и бдительность. Надеюсь, матросы в кормовом гнезде тоже не будут дрыхнуть. Вот нынешний сидит с дробовиком наизготовку и вертит головой, прислушиваясь и присматриваясь к обстановке. А я его поддерживаю.
Ночь мы караулили бдительно, ничего подозрительного не узрели и не услышали. С рассветом я, утомленный бдением и расходом Силы, ушел с палубы и завалился спать даже без завтрака.
Последующие двое суток прошли аналогично. Днем я отсыпаюсь, ночью предаюсь бдению и поиску супостата. Речное путешествие, когда едешь в интересной компании, рассматриваешь пейзажи Великой, отдыхаешь и развлекаешься — это прелестно. Когда не нужно что–то делать.
Когда ночью ждешь: а не крадется ли кто–то во тьме по твою душу ,то красоты природы несколько менее трогают ту самую душу. Но было и приятное. Приятным был в путешествии послеобеденный отдых в раскладном кресле на палубе, когда уже отпустило напряжение минувшей ночи, а следующему наступать еще рано. Хлебаешь чай, глядишь вдаль, улавливаешь токи Силы над водой и пополняешь свои запасы ее. Как магу Воздуха, мне это доступно. Вот энергия Земли — нет.
При плавании по реке могу только ощутить какое–то прохождение Силы глубоко под водой и все. Может, там находятся рудные жилы, может, что–то еще. Недоступно мне это по определению–не моя Стихия.
А вот в следующую ночь пришла работа. Ближе к полуночи, когда пассажиры уже спали, я очередной раз прослушал пространство за кормой заклинанием 'Волчье ухо'. Оно усиливает слух использующего его мага, и, может, даже до уровня волчьего. И услышал при его помощи мерный стук мотора. Держать такое заклинание долго нельзя, оно сильно истощает, но все пять минут, что я держал, звук приближался. Это еще ни о чем не говорит — мало ли судов плывет по Великой с большей, чем у нас, скоростью. Так что пока его я имел в виду, но особо на нем внимание не заострял.
Если нас догоняет другое судно, то мы вскоре увидим его ходовые огни. Если же звук будет приближаться, а огни не появятся… ну, надеюсь, понятно, кто это будет и для чего. Минут через десять ходовые огни не появились. Тут я проделал следующее: взял специально выделенный мне хозяином бинокль, активировал заклинание 'Кошачий глаз' и попытался рассмотреть догоняющего. Заклинание это позволяет видеть в темноте почти как на свету и совместимо с биноклем или другой оптикой. И меньше Силы требует, его держать и по полчаса подряд можно. Глядел, глядел и разобрал, что догоняет нас небольшая моторная лодка или катер.
Без огней, естественно. К этому моменту звук мотора иногда и так можно было услышать, без заклинания. Я метнулся за рубку, и, обойдя ее, постучал в стенку рубки чуть ниже окошка. Из него выглянула бородатая физиономия матроса Федора. Я быстро сказал, что нас преследует лодка без огней, и на четвереньках, прикрываясь капом машинного отделения, двинулся к кормовому гнезду. Почему я прятался за рубку и сейчас не пожалел поясницы, ползая по палубе? На лодке мог тоже оказаться человек с Даром Силы. И тоже активировать 'Кошачий глаз'. Матрос в кормовом гнезде (забыл, как его зовут) на посту не спал и обернулся на мое кряхтение.
— Готовься к абордажу с кормы. Нас догоняет лодка без огней.
— А сколько их там?
— Не знаю, лодка низкая и плохо видно их.
Я активировал оба амулета, снял карабин с предохранителя, пристроился поудобнее за капом и направил ствол в сторону уже слышного звука мотора. За рубкой были слышны осторожные шаги, звяканье, ругательства полушепотом, но я не отвлекался на это. Еще через некоторое время вновь активировал 'Кошачий глаз'. Они были уже близко и заходили с левого борта. Вообще мы с Иголкиным забыли обсудить такой важный вопрос: когда начинать стрелять? Ждать ли, когда пираты полезут на баржу или расстрелять их еще на подходе? Пожалуй, лучше ждать попытки абордажа или иных однозначно враждебных действий. Тогда у нас неоспоримое право защиты. А стрелять в судно без огней–вдруг они напились и забыли включить ходовые огни? А нам брать на себя убийство невиновных остолопов!? Ну, а коль Иголкин команды не подает — ждем абордажа.
И дождались — по фальшборту с легким скрежетом прошелся абордажный крюк, потом второй. Но звук не сильно громкий, и, если бы вахтенный в гнезде расслабился и погрузился в думы о приятном, то он мог и не услышать. Над фальшбортом вырос темный силуэт, в который и всадили две пули я и матрос заряд картечи. От рубки тоже прозвучал выстрел. Силуэт исчез. Матрос Тихон (вспомнил я его имя), как пружиной подброшенный, подлетел к борту и, широко размахнувшись, метнул что–то вниз. Секунды через три грохнул сильный взрыв — наверное, еще в воздухе. Стрельба продолжалась еще недолгое время и затихла по команде Иголкина. Я опять активировал 'Кошачий глаз' и попытался рассмотреть лодку в темноте. Ничего не увидел. Что стало с лодкой речных пиратов, знают только демоны: может, и затонула, может, и нет. Признаков магических действий с той стороны тоже не было.
На барже включили палубное освещение и стали изучать 'поле боя'. На фальшборте и палубе пятна крови, хотя и ее не особенно много. Имеется два зацепленных абордажных крюка–кошки с веревками. В фальшборте застряла также картечина Тихона. Есть пулевые попадания в рубку, борт и одну из палаток — пираты с лодки огрызались огнем. Раненых и убитых на барже нет. В ватервейс закатился стилет с отпечатками зубов на деревянной ручке. Видимо, первый абордажник держал его в зубах и прикусил от боли, получив пулю.