Глава 2
Похороны главного технолога Тарского химико-фармацевтического комбината «Заря» оказались заметным событием в жизни столицы небольшой старорусской области на границе «Золотого кольца».
«Заря» был одним из немногих работающих в городе заводов. Уже второй год он обеспечивал не менее десятой части областного бюджета и исправно платил вполне благопристойные зарплаты, а замдиректора Фархад Гаибов и главный технолог Игорь Нетушкин в прошлом году стали депутатами областного законодательного собрания.
О «Заре» довольно много писали в областных газетах, в том числе и без оплаты со стороны «Зари», и губернатор часто поминал ее добром в своих выступлениях. Правда, в последнее время он перестал это делать: через два месяца в области намечались выборы, и, по слухам, генеральный директор Санычев на этих выборах поддерживал не губернатора, а альтернативного кандидата Борщака.
Процветание «Зари» все единодушно приписывали молодой варяжской команде. Года три назад завод не просто лежал: одно название «Заря» заставляло нервно вздрагивать всю областную администрацию.
Секретный завод номер 128 был создан в рамках программы по разработке советского бактериологического оружия и к 1991 году был закрыт. Все произведенное им тихо вывезли куда-то в Сибирь. К 1992 году с завода куда-то рассосалась охрана, а энергетики вырубили ток, пущенный по верху двух бетонных заборов с контрольно-следовой полосой между ними. После этого обесточенный провод немедленно порезали на части и куда-то уперли. Засим на заводе завелись бандиты, а вслед за проводом с завода широкой рекой хлынули цветные металлы, оборудование, кусочки АСУ и даже цинк с крыши цехов — все, что можно было хоть как-то приспособить в хозяйстве.
К 1997 году завод не платил зарплату уже полтора года, а долги в бюджет перевалили за триллион рублей. Где-то в Москве губернатору представили Демьяна Санычева, тоже, кстати, не москвича, а сибиряка. Вместе с Санычевым был еще один человек, его первый зам, Фархад Гаибов, пятидесятилетний химик-производственник, ас своего дела. Губернатор рискнул и отдал Санычеву и Гаибову завод почти за бесценок. Те вывезли из Москвы третьего человека — молодого Игоря Нетушкина, и это трио, по всеобщему мнению, способствовало самой беспрецедентной истории успеха во всей бедной, загибающейся от бескормицы области. Санычев осуществлял общее финансовое руководство, Нетушкин генерировал потрясающие технологические идеи, Гаибов поверял мечты Нетушкина алгеброй и мотался по России, разыскивая необходимые для их воплощения реактивы и налаживая производственные связи.
Вопреки утверждениям доктора Гертцки, завод не производил аспирина вовсе, да и дешевых традиционных лекарств на нем почти не было. Это было б невыгодно: завод был в значительной степени опытный, предназначенный, скорее, для малых и средних объемов производства, и основной его продукцией очень скоро стали дорогостоящие генно-инженерные препараты, субстанции которых выращивались обычно тут же, через дорогу, в Тарском НИИ Биопрепарат, который, собственно, и был базовым для завода в его бактериологическом прошлом.
НИИ, разумеется, теперь тоже принадлежало заводу, точнее, какой-то зарегистрированной на острове Наури фирме «Фармэкспорт», и все сотрудники, выгнанные из НИИ новыми хозяевами, единодушно возмущались тем, что «Фармэкспорт» заплатил за НИИ стоимость примерно двух стульев и одного факса. Те, кто в НИИ остались, не возмущались, потому что по городу ходили слухи, что реальная их зарплата составляет полторы-две тысячи долларов.
Поэтому тело областного депутата Игоря Нетушкина было выставлено в Доме культуры, чтобы с ним мог попрощаться каждый желающий, и в ДК пришли не меньше пяти тысяч человек, большей частью рабочие «Зари». А когда все попрощались, тарский ОМОН вежливо оттеснил толпу от огороженного прохода, и к гостеприимно раскрытым дверям Дома культуры начали подъезжать один за другим солидные автомобили: директора, депутаты, бизнесмены. Последним приехал губернатор на белой «Волге». Шла предвыборная кампания, и любимый губернаторский «мерседес» в агитационных целях пылился в дальнем углу гаража.
На импровизированной наспех трибуне выступала председатель профкома «Зари». Это была пожилая женщина в немодной кофте и длинной выцветшей юбке. Женщина говорила о том, сколько Игорь Нетушкин сделал за два года для комбината. Она привзвизгивала при каждом слове, а в конце концов взяла платочек и прямо на трибуне заплакала.
Многие усмехнулись, а генеральный директор «Зари» Демьян Санычев, стоявший по правую руку приехавшей на похороны матери Нетушкина, ободряюще сжал ей руку и сказал:
— Господи! Вы посмотрите, как все его любили! И у кого только рука поднялась!
По левую руку Виктории Нетушкиной стоял губернатор области со своим начальником охраны. Губернатор тоже приобнял Викторию Львовну, как бы позируя для снимка, и сказал:
— Мы непременно найдем убийц!
А потом почему-то замер и недоуменно повернул голову. И вслед за ним головы повернули все.
По огороженному омоновцами проходу к Дому культуры неторопливо катился широкомордый «хаммер», а за ним, как свита мальков за дельфином, — три одинаковых темно-вишневых «лендкрузера» с белозубым оскалом кенгурятников и с московскими номерами. Внедорожники затормозили у белокаменных колонн, двери их синхронно распахнулись, и наружу вышли крепкие ребята в кожаных куртках и с характерной короткой стрижкой. Последний шагнувший из «хаммера» был худощавый тридцатилетний парень со светло-соломенными, слегка рыжеватыми волосами и темными глазами цвета топленого сахара.
Рыжий неторопливо поднялся по ступеням, пересек зал и направился прямо к гробу с телом покойного. В процессе его перемещения по залу произошла следующая примечательная вещь: несмотря на то, что спутники рыжего шли за ним, а не перед ним, пространство впереди новоприбывшего спешно пустело, как автомобильная полоса, по которой движется снегоуборочный грейдер.
— Боже мой, — сказал губернатор, — это что такое? А? Фархад, это что за морда приехала?