Чего хочет женщина - Полякова Татьяна Викторовна

Мы с мужем совершали ритуал: чаепитие перед спектаклем. Муж просматривал газету, прихлебывал чай из огромной чашки и сообщал мне последние театральные новости. Рассказчик он хороший, чего не скажешь о его игре. Я пила чай из чашки поменьше, с удовольствием смотрела на его красивое лицо и жалела, что он мой муж. Услышав звонок в дверь, я досадливо поморщилась – по четвергам, а был четверг, мы предпочитали проводить день вдвоем. Муж посмотрел на меня поверх газеты.

– Кто бы это?

– Понятия не имею, – ответила я и хотела подняться, но он опередил меня.

– Сиди, дорогая, я открою, – муж у меня джентльмен.

Звонок надоедливо трещал, затем хлопнула дверь, и я услышала голос моей подруги Таньки, при звуках которого меня всегда пробирает дрожь. Болтать она начала с порога, муж довел ее под руку до кухни.

– Привет, – буркнула она и тут же добавила: – Я влюбилась.

– Чудесно, – без иронии заметил муж. – Присутствовать можно?

– Оставайся, – разрешила Танька. – Тебе полезно послушать. Что-то ты больно спокоен, друг мой, а с такой женой, как у тебя, всегда надо быть начеку.

– Приму к сведению. Так что там за новый возлюбленный?

Танька влюблялась, как правило, четырежды в год, вспышки приходились на средний месяц каждого сезона, она объясняла это особыми токами в крови.

– Ну, так что за любовник? – подала я голос. – Что он, красив, умен?

Танька подозрительно покосилась на меня.

– Что-то ты бледная сегодня.

– Это освещение.

– Может, и освещение, а по мне, ты слишком много пялишься на своего красавца мужа. Кстати, мужчине вовсе не обязательно быть красивым, а ум ему уж точно ни к чему.

– Значит, твой любовник безобразен и глуп?

Танька стала сверлить меня взглядом, силясь понять, говорю ли я серьезно или дразню ее. Наверняка лицо у меня сейчас довольно глупое, зато непроницаемое. Я пользуюсь своим лицом как ширмой. Не обнаружив ничего похожего на насмешку, Танька улыбнулась.

– Он чудо.

– Прошу прощения, леди, – встрял муж. – Пикантные подробности будут?

– Разумеется, – ответила Танька.

– Тогда я удаляюсь. Терпеть не могу, когда хвалят других.

Муж поднялся и, одарив меня самым нежным взглядом из своего арсенала (в театре он играет преимущественно любовников), скрылся в гостиной.

– Хорош, черт, – вздохнула Танька.

– Хорош, – отозвалась я. – Ну, что там с любовником?

– Он из Сан-Франциско.

– А где это?

– Не прикидывайся. В Америке.

– Серьезно? А здесь-то ему что надо?

– Контракт приехал заключать. Мост будут строить.

– Через нашу канавку, что ли?

– Ты чего сегодня вредная такая, женские недомогания?

– Да я так просто, выясняю, – мирно сказала я. – Контракт заключили?

– Нет. Думаем. Уж больно круто.

– Так ведь из Сан-Франциско люди едут.

– Вообще-то он грузин.

– Но из Сан-Франциско. Любопытно.

Танька опять стала сверлить меня взглядом.

– Не вредничай, родители у него эмигрировали. – Тут она лучезарно улыбнулась и спросила: – Доброе дело сделать хочешь?

– Хочу, если это не дорого.

– Не дорого. Пойдем в ресторан. Он меня поужинать пригласил. Но ведь как-то неудобно, верно?

– Отчего ж неудобно?

– Ну, у нас же вроде деловые отношения. А тут вдвоем.

– Так вы ж любовники.

– Да нет еще. В общем, я сказала, что приду с тобой, а он там какого-то хмыря притащит.

– Ты уверена, что получится приличней?

– Уверена. В шесть часов встречаемся.

– Не пойдет. Сегодня в театр иду.

– Что там делать-то? На мужа смотреть… Он тебе и так целыми днями глаза мозолит. Между прочим, не так уж часто я обращаюсь к тебе с просьбами.

Действительно, за последнюю неделю это случилось всего каких-нибудь пять раз.

– Не пойду.

– Вот только попробуй, – сурово сказала Танька. – Может, от этого ужина моя судьба зависит. Позвоню.

Танька отбыла, крикнув мужу:

– Валерочка, котик, пока.

Валера, стоя перед зеркалом, пытался завязать галстук. Он морщился и время от времени стонал:

– Черт, это невыносимо.

Зрелище устрашающее. Я не умею завязывать галстуки. Все, чем могу помочь в этом процессе, так это напряженно морщить лоб и повторять:

– Спокойнее, милый.

Наконец с галстуком было покончено. Муж довольно улыбнулся, я помогла ему надеть пиджак, стряхнула с плеча несуществующие пылинки.

– Ты чудо, – сказал он и поцеловал меня в нос.

Я довольно улыбнулась. Прощальный взгляд в зеркало: в профиль Валера просто бесподобен.

– Какие у тебя планы на вечер? – спросил он.

– Вообще-то я собиралась в театр, говорят, ты превзошел самого себя. Должна же я это видеть.

Лицо любимого чуть вытянулось. Чего-то я с планами намудрила. Свинство, конечно, с моей стороны, сообщать ему об этом за два часа до спектакля. Я поспешно отвернулась и начала перебирать ноты на фортепиано – надо дать возможность человеку опомниться. В мужа я верю, он молодчина. Несколько лет назад ему присвоили «заслуженного», не зря присвоили: когда я, сосчитав до шестидесяти, повернулась, на лице его сияла самая ослепительная из улыбок.

– Как это мило, что ты решила посмотреть спектакль, – бодрым голосом заявил он и поцеловал меня. Несколько минут мы о чем-то поболтали, но взгляд у него был ищущий, значит, плохи дела у человека. Я проводила его до двери и чмокнула на прощание, потом вернулась в гостиную, прихватив из прихожей телефон. Выждав сорок минут, позвонила в театр. Меня попросили подождать, а когда муж взял трубку, я чуть не плача сказала:

– Валерочка, прости меня ради бога, я не смогу прийти. Мне самой страшно жаль… Я сожгла бордовое платье, да, забыла утюг… И у тебя еще хватает совести острить?.. Нет, в другом платье не могу, к тому же настроение безнадежно испорчено.

Я повесила трубку. Бордовое платье придется на время спрятать, через месяц Валера все равно о нем забудет. Тут как раз позвонила Танька:

– Ты мне подруга или кто?

– Подруга, подруга, сейчас подъеду.

Надо полагать, это судьба.

Танька, пританцовывая, ждала на остановке. Я открыла дверцу машины, и она плюхнулась рядом.

– Мать моя, холод какой. Лето хочу. Дай гляну, что надела.