Потолочины оказались коротковатыми, и пришлось снимать почти весь потолок в сарае, чтобы сбивать половые доски встык. Вот будет сюрприз наблюдателю, когда он вернется на чердак: сидеть придется на поперечной балке, как петуху на насесте! Да ничего, такова уж планида, чей бы он ни был.
Когда дед Мазай сбросил последнюю плаху, начало смеркаться, и потому он взвалил на спину две потолочины и понес в дом, намереваясь засветло приготовить ужин. На пенсии вредно трудиться, как на войне. Спрятанный в потайной карман куртки мультитон помалкивал — значит, никаких гостей не ожидалось. Лестница в мансарду была широкая, красивая, с не украденными еще точеными балясинами, однако невероятно скрипучая. Каждая ступень пела по-своему, и если запомнить их ноты, можно было точно определять весовую категорию идущего и скорость движения. Это была своеобразная охранная сигнализация. Генерал поставил новенькую плитку и водрузил на нее кастрюлю с домашними щами — не возить же посуду пустой! Кроме того, были еще мясные тефтели, картофельный гарнир с чесночком и много-много копченого краснодарского сала. Пока нет холодильника, это самый удобный продукт — хоть суп с ним сварить, хоть картошку заправить, а хоть и так, с хлебом, вместо «сникерса». Дед Мазай любил хозяйничать на кухне, особенно всю прошедшую зиму, когда, по сути, превратился в кухарку: жена на работе, дочь в университете. Пришли — накормил, и все довольны. Кулинар был, конечно, не ахти, но знал один секрет: любое блюдо делать наваристым и не жалеть продуктов.
Покуда готовил ужин, ходил по мансарде и насвистывал, тем самым подавая сигнал «ореликам», что он дома и в хорошем расположении духа. «Клопа» они засадили довольно искусно: раздвинули лицевую сетчатую ткань на репродукторе и опустили туда приборчик. Репродуктор был старый, доставшийся по наследству от бывших хозяев дома и имел счастливую судьбу. На него ни разу не покушались воры, и он все время стоял на кафельной печной полке под самым потолком, покрытый слоем пыли, как защитной сеткой. Так вот эти «орелики» не смахнули ни пылинки, запуская «клопа», а в том месте, где раздвигали нити ткани и стряхнули ее, аккуратно припудрили снова. Но если смотреть в косом свете, эта «заплаточка» слегка выделялась по тону. И все равно в доме у генерала работал неплохой специалист по литерным мероприятиям, прошедший подготовку в системе КГБ. А вот радиомаяк под крыло машины засадили дилетанты либо спецы, имеющие какую-то другую школу. Прибор был импортного производства, на магнитной присоске, однако на русских дорогах он немедленно оброс грязью, отяжелел и стал медленно сползать. Хороший трясок на яме, и — привет! Отвязался «хвост»… Но, возможно, хотели и перемудрить генерала, зная, что он уж никак не станет искать маяк под крылом.
Дед Мазай собрал на стол, разложив пищу в тарелочки, чтобы не дичать с первого дня, достал бутылку армянского коньяка — все-таки начало дачного сезона! — и только опрокинул рюмку, как услышал внизу осторожный стук в дверь. А мультитон молчал себе и молчал! Он отключил на приборе звуковой сигнал, дослал патрон в патронник и, спрятав пистолет в задний карман брюк, пошел открывать.
— Ну у кого-то и нюх, — нарочито громко заворчал он. — Только сел выпить в одиночку — вот тебе и гости… Кто там?
— А вот открывай, так увидишь! — раздался за дверью веселый и благодушный голос. — Открывай, дед Мазай, обниматься будем!
Полковник Сыч так бы не врывался, да и голос был не его… Генерал включил свет в передней и повернул ключ в замке. На пороге стоял и улыбался человек лет пятидесяти, седоватый, чисто выбритый, слегка скуластый, большие черные глаза, брови слегка вразлет, похож одновременно и на обрусевшего кавказца, и на еврея, и на хохла с Южной Украины.
— Зашиби Бог лаптем — не узнаю, — откровенно признался генерал. — Но все равно заходи, признавайся.
— Так я и думал! — засмеялся гость, расстегивая белый плащ. — Значит, богатым буду, Сергей Федорович… Ладно, так и быть, напомню!
Он снял с шеи белоснежное шелковое кашне, обмотал им голову, соорудив чалму, и сделал взгляд оловянно-тяжелым. Не хватало лишь черной двухнедельной щетины на щеках и подбородке…
Актер он был великолепный, от природы, от крутого замеса кровей…
— Кархан?.. Аллах акбар! Ты с того света сразу ко мне? Мой коньячок почуял?
— Ну! Слышу — наливает, — веселился гость. — Дай, думаю, составлю компанию начальнику. Всякому «зайцу» не грех выпить с дедушкой Мазаем!
— Пошли наверх, — пригласил генерал. — Внизу у меня вид не жилой, ворье одолело. А наверху обустроился!
— Да уж вижу, — скрипя ступенями, вздохнул Кархан. — Нора, а не дача. Сакля Хасбулата была побогаче.
Это был подполковник Муртазин, профессиональный разведчик из ГРУ, прикрепленный в восемьдесят первом году к «Молнии», когда ее обкатывали в Афганистане. Дрыгин в то время был начальником штаба в спецподразделении и работал в непосредственном контакте с ним. У Муртазина была прекрасная легенда «детей лейтенанта Шмидта», самая удачная. Он был якобы сыном одного известного пуштунского вождя, находящегося в Пакистане, имел иммунитет во многих душманских бандах и проходил контролируемые ими районы как нож сквозь масло. Под именем Кархан он был известен полевым командирам как некий посредник между афганцами и советскими войсками, когда первые искали возможностей сложить оружие.
Разведчика Муртазина погубили свои. Он склонил к миру банду численностью до ста человек, которая с полным вооружением шла сдаваться советскому командованию к назначенному Карханом месту и имела от него пропуск. На пути банды, в ущелье, устроили засаду и всю положили. Кархан среди полевых командиров был объявлен провокатором, и скоро его обезображенный труп подбросили к блок-посту у Кандагара. Эти сведения генерал Дрыгин получил в восемьдесят седьмом году уже в Армении.
Помнится, отправляясь в свои походы, Муртазин привешивал в паху специальную пластиковую мину, а когда потерял ее — гранату «Ф-1», которая вечно растирала ему мошонку до крови. Захватить живым его было невозможно…
А вот поди ж ты, оказывается, живой, здоровый и цветущий! И кроме всего — именно он гость, принять и приветить которого просил полковник Сыч. Другого просто быть не может! Но знает ли об этом сам Сыч? Знает ли, что за гостенек должен наведаться?! Известно ли ему о воскрешении Кархана?
— Глазам своим не верю, — усаживая гостя, балагурил дед Мазай. — Какими судьбами? Из каких краев?.. Впрочем, давай сначала выпьем!
— Так будет правильно, — заметил Муртазин. — Как в сказке: напои, накорми, в баньке вымой, а потом и спрашивай.
— Ну, баньки у меня нет, — генерал налил коньяку. — Все остальное будет.
— Но лучше не спрашивай, — поправился он, пригубив рюмку. — Должно быть, слышал, меня в Афгане подставили. Вся последующая жизнь отсюда и вытекает… Живу сейчас в Саудовской Аравии, женат, служу в крупной нефтяной компании, занимаюсь бизнесом. Хорошо живу, в России теперь бываю часто, подолгу, так что и ностальгией не страдаю.
Кажется, он говорил правду: самоуверенность и спокойствие были тому доказательством. Значит, следовало вести себя с «обратным знаком» чувств…
— А не боишься, что кто-нибудь из-за угла, из кривого ружья, с контрольным выстрелом в затылок? Или в собственном доме, под пальмой, альпенштоком?
Муртазин тихо улыбнулся, устраиваясь на ящике, поставленном вместо стула.
— Некому, Сергей Федорович. Руки стали короткие. Сами себе отрубили. Твои бы ребята смогли, да где они ныне?.. И ты сидишь на даче, в селе Дубки. Эх, начальнички, пальцем деланные! — Он искренне озлился. — «Вымпел» сжечь, «Молнию» погасить!.. Да лучше бы пару танковых дивизий под автоген пустили, идиоты!
— Ну, ты преувеличиваешь, Кархан! — заметил дед Мазай. — Конечно, мне приятно слышать… Но не переоценивай наших скромных возможностей.
Муртазин пропустил это как бы мимо ушей, задумчиво подвигал рюмку с коньяком по новенькой клеенке.
— Я тогда во Франции был, — без всяких прелюдий начал вспоминать он. — Целый день возле телевизора просидел… Смотрел и, как ты сейчас, глазам не верил. Танки в центре Москвы бьют по Дому Советов! Вертолеты кружатся с ракетными подвесками! Голливуд бы такого не потянул… А потом слышу: «Альфа» проявила потрясающую самостоятельность! Наплевала на все приказы! Пошла спасать русских людей! Остановила огонь такой армады, всем начальничкам рот заткнула. Ну, думаю, где матушка «Альфа», там и ее детки. Но про вас — ни слова. А я ждал, может, хоть название промелькнет. Тебя вспомнил…