– Я все понял, – хмуро отозвался Клим, забирая у нее бархатную коробочку. Он встал с колен, засунул подарок в карман и направился к выходу.
– Клим! Подожди! – Она бросилась следом и повисла у него на шее, пытаясь удержать. Клим мягко отстранил ее. Лера забежала вперед и преградила ему дорогу к двери. – Клим, куда ты? – Ее голос срывался от волнения. – Там же гости внизу! Все ожидают нас. Они ждут, что мы спустимся и объявим о помолвке. Клим! Папочка будет недоволен. Сегодня такой день! Пожалуйста! – Она умоляюще смотрела ему в глаза, встревоженная, смущенная, растерянная.
Он стоял совсем близко, на расстоянии вытянутой руки, и чувствовал запах ее духов: утонченный, изысканный, самый модный в этом сезоне. Она дышала глубоко и часто, тонкая бретелька платья соскользнула с идеально загорелого плеча, ее кожа казалась бархатной, и ему вдруг захотелось прикоснуться губами к ее ключице и голубоватой пульсирующей жилке на шее. Глупо было обижаться на нее. Он должен был предусмотреть ее реакцию… Избалованная девочка из богатой семьи. Яркий образец «золотой молодежи нашего времени». Холеная капризная красавица, зависимая от мнения себе подобных, считающих себя элитой общества, презирающих всех, кто не подходил под их эталон. По сути, Лера была не виновата. Она просто не могла отреагировать иначе. Чего еще можно было ожидать от девушки, с детства воспитанной в мире, где людей оценивают по положению в обществе и кошельку? Он и сам такой же, заносчивый сноб, эгоист, только, в отличие от Леры, вырос в обычной семье и свои миллионы заработал упорным трудом. А ведь он был другим, и даже когда заработал свой первый миллион, по-прежнему оставался скромным веселым парнем. Что же произошло? Почему и когда он изменился и стал прожженным, надменным циником? Не тогда ли, когда амбиции поманили его еще дальше, и ему захотелось пробиться в круг избранных? Для этого недостаточно было иметь сумасшедшие деньги, нужно было стать таким, как они. И он постарался и почти стал, и был почти принят. Остался один шаг.
Клим смягчился, подошел к Лере и обнял ее.
– Завтра куплю тебе колечко от Тиффани, – пообещал он, нежно целуя ее обнаженное плечо, шею, ушко, прохладные полураскрытые губы. – Хочешь, поедем вместе, и ты выберешь то, что будет тебе по душе?
– Хочу, – млея от его ласки, проворковала Лера.
Она так и не поняла, насколько сильно обидела его. А он, страстно сжимая в объятьях эту обворожительную девушку – свою будущую жену, гнал пугающие мысли, что она всегда будет ему чужой и до конца стать своим в узком кругу избранных у него никогда не получится, как бы сильно он к этому ни стремился.
– Клим, у меня идея, – высвобождаясь из его объятий, сказала Лера. – Сейчас мы спустимся к гостям, объявим о помолвке и сообщим всем, что кольцо от Тиффани, которое ты собирался сегодня мне преподнести, не успели доставить из магазина ко мне домой. Что как будто ты заказал его по каталогу из Америки, но вышла небольшая накладка. Ты ждал целый вечер, не выдержал и на свой страх и риск попросил меня стать твоей женой, объяснив ситуацию. Я, конечно же, тебя простила и согласилась выйти за тебя замуж без этих глупых формальностей. По-моему, это будет очень романтично! Как ты считаешь, Клим?
– Тебе видней, дорогая, – кисло улыбнулся Клим, неприятный осадок в душе мешал ему расслабиться.
– Ты совершенно прав, мне видней. Ой, Климушка, я так волнуюсь! Пошли, – деловито скомандовала Лера и открыла дверь, увлекая его за собой.
Яркий свет хрустальных люстр зала гостиной, глянец дорогого паркета, блеск бриллиантов и роскошных туалетов светских дам – все это на мгновение ослепило его. О помолвке объявила Лера – аплодисменты, поздравления, суета, мелькание нанятых на вечер официантов во фраках, живая музыка, рукопожатия, широкие улыбки, громкие тосты, звон хрусталя, шампанское «Дом Периньон» – рекой. Клим Щедрин, официальный жених Валерии – светской красавицы, дочки самого Берушина Антона Бенедиктовича, одного из самых богатых и влиятельных бизнесменов России. Кажется, он сошел с ума, что сомневался. Все искренне рады, его приняли в круг избранных на равных, он стал совсем своим. Он, Клим Щедрин, простой парень из бедной рабоче-крестьянской семьи, провинциал из российской глубинки, трудоголик, успешный молодой бизнесмен, миллионер, только что навсегда простился со своим прошлым.
– Клим! – Антон Бенедиктович одобряюще похлопал его по плечу, дружелюбно улыбнулся и кивком попросил следовать за ним.
Клим невольно вжал голову в плечи и покорно пошел вслед за будущим тестем в кабинет. Этот высокий, подтянутый и моложавый не по годам человек с холодными голубыми глазами и волевым подбородком наводил на Клима необъяснимый страх. И проблема была даже не в том, что Берушин принадлежал к разряду тех людей, властных диктаторов, которым невольно начинаешь поклоняться. Клима пугало другое: в обществе Берушина он подсознательно ощущал необъяснимую опасность и угрозу для себя лично, но какую именно – понять не мог, и потому чувствовал себя неуверенно, неспокойно. Возможно, поведением Антона Бенедиктовича руководила банальная ревность отца ко всем, кто покусился на его собственность – родную дочь. Берушин обожал Леру, она была похожа на отца не только внешне – та же стать, та же красота, только более утонченная, женственная, – но и по характеру: властная, надменная, своенравная. Несколько раз Лера уже пыталась показывать свои коготки, но это нисколько не волновало Клима, он быстро ставил ее на место без особых усилий и проблем и рассчитывал в первый же год брака согнать с нее спесь и усмирить. Совершенно иной фигурой в семье Берушиных была мать Леры – Изольда Валентиновна, тихая, незаметная, интеллигентная женщина без права голоса. Лера вскользь упоминала, что ее мать в молодости была не то знаменитой на весь мир оперной певицей, не то пианисткой, но, выйдя замуж за Антона Бенедиктовича, сына члена ЦК КПСС, оставила карьеру и посвятила себя семье. Как это часто бывает, «спасибо» за это ей никто не сказал. Лерочка презирала мать за малодушие, слабохарактерность и располневшую фигуру, Берушин жену в упор не видел и понукал ею, как домработницей. Изольда Валентиновна, похоже, смирилась со своей судьбой и безропотно сносила подобное обращение. Климу было искренне жаль женщину, но вмешиваться в отношения Леры с матерью он не собирался. Ему было выгодно, что хотя бы Изольда Берушина ведет себя по отношению к нему нейтрально, и наводить мосты придется только с Лериным отцом.
– Ну, будущий зятек, проходи, садись. Коньяк будешь? – фальшиво-задушевно спросил Берушин.
Клим кивнул. Антон Бенедиктович достал из кармана ключ, открыл бар, извлек оттуда бутылку коллекционного коньяка «Людовик ХIII» и два пузатых бокала. «Две тысячи зеленых за бутылочку», – прикинул в уме Клим, это определенно был хороший знак: стал бы Берушин поить его одним из самых дорогих коллекционных коньяков, если бы был настроен враждебно! Берушин уселся за свой массивный письменный стол из красного дерева, поставил бокалы на стол, плеснул в каждый немного янтарной жидкости, один протянул Климу. Взял свой бокал, глубоко вдохнул аромат, с удовлетворением крякнул и поставил бокал на стол, так и не пригубив напиток. Клим в замешательстве уставился на тестя. Антон Бенедиктович поймал его взгляд и засмеялся:
– Нельзя мне. Врачи строго-настрого запретили, – объяснил он. – А ты пей, пока молодой и здоровый. Сигару? У меня свежие, пару дней назад с Кубы доставили.
– Спасибо, я не курю, – вежливо отказался Клим, немного согрел коньяк теплом ладони, осторожно покачал бокал, наблюдая за игрой света, сделал небольшой глоток. Берушин внимательно наблюдал за ним и ждал, вероятно, щедрой порции похвалы и восхищения. – Чудесный коньяк, – широко улыбнулся Клим, – настоящая вещь!
– Естественно, а ты что думал? – сухо усмехнулся Антон Бенедиктович, продолжая сверлить Клима глазами. – Это не какое-нибудь говно из московского магазина, которое ты покупаешь. Его мне из самой Франции регулярно доставляют. Ты пей, пей, а я, с твоего позволения, закурю. От алкоголя вот себя отучил, а от табака не могу – силы воли не хватает.