Вульф огляделся:
– Кто-нибудь из вас знает, что у меня дома на крыше устроена оранжерея, где растут тысячи прекрасных орхидей, и среди них – новые, редкие и исключительно красивые сорта?
Да, об этом знали все – как обычно, кроме Сперлинга.
Вульф кивнул:
– Постараюсь не наводить на вас ужас. Это случилось в третьем часу ночи. Мы с мистером Гудвином беседовали в моем кабинете и вдруг услышали оглушительный грохот. Нанятые Иксом люди поднялись на крышу здания, расположенного напротив, на другой стороне улицы, и расстреляли из пистолетов-пулеметов мою оранжерею. Каков итог, можете себе представить. Не стану описывать картину разрушений. Тридцать человек заняты сейчас тем, что приводят крышу в порядок. Моего садовника не убило по чистой случайности. Ремонт и восстановление утраченного обойдутся мне долларов в четыреста, хотя некоторые из поврежденных и уничтоженных растений уже не вернуть. Стрелявших еще не нашли и, может быть, не найдут никогда, но что, если их все же разыщут? Я допустил неточность, сказав, что они были наняты Иксом. Их наняли D, С или В (скорее всего – С). Безусловно, Икс не знаком ни с кем из непосредственных исполнителей; я сомневаюсь, что и D их знает. В любом…
– Вы говорите, – перебил его Сперлинг, – это случилось только что? Прошлой ночью?
– Да, сэр. Я упомянул стоимость предполагаемого ущерба, потому что оплатить его придется вам. Я включу его в счет.
Сперлинг взвился:
– Можете включать куда угодно, не буду я платить. С чего это вдруг?
– Потому что вы обязаны покрыть издержки, возникшие в связи с вашим делом. Моя оранжерея была уничтожена из-за того, что я отклонил ультиматум Икса и его требование отозвать мистера Гудвина из вашего поместья, а также прекратить сбор сведений о деятельности и личности Луиса Рони. Вы пожелали, чтобы я доказал, что мистер Рони – коммунист. Я не могу этого сделать, зато могу доказать, что он один из людей Икса – либо С, либо D, а следовательно, является опасным профессиональным преступником.
Быстрее всех отреагировала Мэдлин. Не успел Вульф закончить, как она воскликнула: «О господи!», вскочила с места, подбежала к Гвен, невежливо повернувшись спиной к остальным, и положила руку сестре на плечо. Тогда миссис Сперлинг тоже вскочила, но, секунду поколебавшись, снова села на место. Джимми с осуждением посмотрел на Вульфа, а потом перевел сердитый взгляд на отца.
Мгновение председатель правления ошарашенно смотрел на Вульфа, потом уставился на младшую дочь, наконец, поднялся на ноги, подошел к ней и сказал:
– Он говорит, что может это доказать, Гвен.
Нельзя сказать, что я соображаю быстрее прочих, однако до меня давно дошло, что истинной мишенью Вульфа была Гвен, поэтому я с самого начала внимательно наблюдал за ней. Когда Вульф приступил к повествованию, скептическая усмешка на ее губах и упрямство, которым светились ее глаза, отчетливо демонстрировали, что она не намерена верить ни единому его слову. Но пока он рассказывал о загадочном Иксе, в котором явно нельзя было признать ее драгоценного Луиса, она немного расслабилась и даже начала интересоваться всей этой историей. Вдруг, как гром среди ясного неба, прозвучало имя Рони и раздался выстрел, метивший прямо в нее. Ощутив на своем плече руку Мэдлин, она накрыла ее своей ладонью и тихо проговорила:
– Всё в порядке, Мэд.
Затем, уже громче, обратилась к Вульфу:
– Что за чушь вы несете!
Подойдя к дочери, Сперлинг загородил ее собой от нас с Вульфом. Вульф произнес, обращаясь к спине Сперлинга:
– Я не договорил, знаете ли. Такова подоплека событий. Теперь я должен перейти к сути.
Гвен, мигом очутившись на ногах, твердо заявила:
– А это, пожалуйста, без меня. Суть я уже ухватила.
Тут все заговорили разом. Мэдлин по-прежнему держала Гвен за руку. Миссис Сперлинг ничего не понимала, однако стрекотала без умолку. На Джимми никто не обращал внимания, но он не сдавался. Вульф выждал пару минут, а потом резко пресек гвалт:
– Умолкните, вы, олухи несчастные!
Сперлинг повернулся к нему:
– Не надо было этого делать! Вам следовало сначала рассказать все мне! Вам следовало…
– Вздор! Полнейший вздор! Вы месяцами втолковывали своей дочери, что мистер Рони – коммунист, и она вполне справедливо требовала у вас доказательств. А заяви вы, что он преступник? Это ведь тоже надо доказать. И что тогда? Не могли бы вы отойти в сторонку, чтобы я мог ее видеть?.. Спасибо. Мисс Сперлинг, вы не побоялись потребовать доказательства у своего отца. А теперь идете на попятный. Значит, вы боитесь бросить вызов мне? Что ж, я вас не виню.
– Я ничего не боюсь!
– Тогда присядьте и послушайте. И остальные тоже. Будьте любезны.
Все вернулись на свои места. Теперь Гвен заколебалась, ее железобетонная непреклонность дала трещину. Она закусила нижнюю губу и перестала взирать на Вульфа с нарочитым упрямством. Она даже позволила мне поймать ее вопрошающий, растерянный взгляд, будто я мог ей чем-то помочь.
Вульф, обращаясь к ней, продолжил:
– Я потому так подробно изложил подоплеку дела, мисс Сперлинг, что без этого вы не сумеете разобраться, что к чему. Ведь, хотя я работаю на вашего отца, окончательное решение зависит от вас. Необходимо ответить на следующий вопрос: должен ли я продолжить собирать доказательства или нет? Если я…
– Вы сказали, что у вас есть доказательства!
– Нет, я этого не говорил. Я сказал, что могу это доказать. Я действительно могу – и если потребуется, докажу. Но предпочел бы этого не делать. Проще всего будет умыть руки: вернуть аванс, который выплатил мне ваш отец, взять расходы, которые я понес из-за этого дела, на себя и уведомить Икса, что ухожу с его дороги. Несомненно, так было бы разумнее и целесообразнее; признаться, я не могу похвастаться тем, что это ни разу не пришло мне в голову. Но у меня есть слабость, присущая многим людям: непомерное самомнение не позволяет мне прислушиваться к голосу разума. Если уж я взялся работать на вашего отца, то отступать не намерен: это нанесло бы удар по моему самолюбию.
Есть другой способ покончить со всем этим: вы можете допустить, что я не лжец, а даже если и лжец, то по крайней мере не способен подло оклеветать человека, достойного вашей любви, только для того, чтобы выманить у вашего отца положенное мне вознаграждение. Если вы согласитесь с одним из этих допущений, вам придется признать, что мистер Рони – мерзавец, и поскольку вы отнюдь не дура, то расстанетесь с ним. Но…
– Вы сказали, что можете доказать!
Вульф кивнул:
– Могу. Если самолюбие все-таки не позволит мне дезертировать, а вы отвергнете вышеупомянутые допущения, я буду обязан это сделать. Теперь вы понимаете, для чего я так подробно расписывал вам Икса. Нельзя заклеймить мистера Рони, ни словом не обмолвившись об Иксе, а даже если и можно, Икс так или иначе все равно проявится. Доказательством этому – моя разгромленная оранжерея. Вы можете поехать ко мне домой и взглянуть на нее… Кстати, я забыл упомянуть еще об одной возможности.
Вульф бросил взгляд на нашего клиента:
– Вы, сэр, разумеется, можете прямо сейчас оплатить счет и отказаться от моих услуг. В этом случае ваша дочь, вероятно, сочтет мои обвинения в адрес мистера Рони столь же голословными, что и ваши, и решит… Но вот что именно она решит? Этого я сказать не могу. Вам лучше знать. Итак, хотите, чтобы я убрался отсюда?
Сперлинг сидел в кресле, поставив локоть на подлокотник, подперев подбородок костяшками пальцев и переводя взгляд с Гвен на Вульфа и обратно.
– Не сейчас, – тихо проговорил он. – Один вопрос… Что из рассказанного вами – безусловные факты?
– Каждое слово.
– Как зовут Икса?
– С этим придется подождать. Если мы все-таки ввяжемся в это дело и вы не раздумаете сотрудничать со мной, то я, естественно, назову его имя.
– Отлично, продолжайте.
Вульф опять обратился к Гвен:
– Попытка разоблачить Икса (а смысл нашего расследования в итоге сводится именно к этому) сопряжена с одной трудностью: нам не дано знать, когда мы с ним схлестнемся. Я в той или иной степени знаком примерно с тремя тысячами людей, живущих или работающих в Нью-Йорке, но среди них найдется не больше десятка таких, про кого я с уверенностью могу сказать, что они не имеют к деятельности Икса никакого отношения. Быть может, с ним не связан никто из моих знакомых, а может, и все. Если это покажется вам немыслимым, мисс Сперлинг, вспомните, что он плел свою паутину, когда вы еще лежали в колыбельке, и что он чрезвычайно умен.