Вайдекр, или темная страсть - Грегори Филиппа

Филиппа Грегори

Вайдекр

ГЛАВА 1

Вайдекр Холл был обращен фасадом на юг, и солнце весь день освещало желтые камни его стен, пока к вечеру они не становились теплыми и шероховатыми на ощупь. В течение дня солнце путешествовало от одного ската крыши до другого, и фасад дома никогда не оставался в тени. Когда я была маленькой, я часто собирала лепестки цветов в розовом саду, либо слонялась без дела по конному двору. Тогда мне казалось, что Вайдекр — это центр Вселенной, и солнце по утрам всходит на востоке только для того, чтобы ало-розовым вечером упасть в наши западные холмы. Свод небес мне тоже казался вполне подходящей границей наших владений. Вселенной управляли Бог и ангелы, менее грозным, но гораздо более значительным был мой отец, сквайр[1].

Не помню, чтобы когда-либо я не обожала его, моего чудесного отца, светловолосого, меднолицего, громкоголосого англичанина. Разумеется, когда я маленькая лежала в своей белой кружевной колыбельке в детской, я не подозревала о его существовании. Предполагаю, что и свои первые шаги я сделала не к нему, а к рукам моей матери. Но моя память не сохранила детских воспоминаний о ней. Вайдекр заполнял мое сознание, а сквайр Вайдекра представлялся мне Правителем мира.

Одно из моих первых, самых ранних воспоминаний хранит тот день, когда кто-то подал меня отцу, а он поднял меня над седлом своего громадного каурого жеребца. Мои маленькие ножки беспомощно болтались в воздухе, пока меня, наконец, не усадили в большое, лоснящееся седло. Руки отца бережно придерживали меня. В одну руку он дал мне вожжи и велел придерживаться другой за луку седла. Мой взор оказался прикованным к грубой, красновато-коричневой гриве и блестящей спине животного. Чудовище подо мной задвигалось, и я уцепилась еще крепче. Его шаги казались мне чуть ли не приключившимся вдруг землетрясением, а длинные паузы между цоканьем копыт заставали меня каждый раз врасплох. Но руки отца крепко держали меня, и я смогла, наконец, поднять глаза от мускулистой, гладкой спины лошади, сначала к его длинной шее, затем к чутко прядающим ушам… И вдруг предо мной предстала дивная панорама Вайдекра.

Наша лошадь скакала длинной аллеей из буков и дубов, ведущей от крыльца нашего дома. Кружевные тени деревьев лежали на весенней траве и испещренной колеями дороге. На обочинах аллеи виднелись бледно-желтые звездочки первоцвета и более яркие, солнечные цветы чистотела. Запах сырой от дождя земли, темный и влажный, наполнял воздух подобно пению птиц.

Вдоль аллеи проходила дренажная канава, ее желтые камешки и белого цвета песок казались чисто промытыми журчащей водой. С такой замечательной высоты я могла видеть всю ее, даже крошечные, острые следы оленя, побывавшего на ее берегу ночью.

— Все в порядке, Беатрис? — Голос моего отца прозвучал за моей спиной подобно грому. Я кивнула. Видеть деревья Вайдекра, ощущать запах его земли, дуновение его ветра, ехать без шляпки, без коляски и даже без мамы было высшим наслаждением.

— Хочешь попробовать поскакать? — спросил он.

Я опять утвердительно кивнула, уцепившись маленькими пальчиками за седло. Поступь коня сразу же изменилась, и деревья вокруг меня резко накренились и заплясали, а горизонт задвигался странными, болезненными прыжками. Я подпрыгивала, как щепочка на воде, наклоняясь то в одну, то в другую сторону и с трудом выпрямляясь. Отец сказал что-то лошади, и ее шаги удлинились. К моему удивлению, горизонт вдруг выровнялся, хотя деревья продолжали мелькать так же быстро. Я немножко расслабилась и смогла перевести дух и оглядеться. Уцепившись за седло, как блоха, и подставив лицо ветру, я почувствовала, как тени и солнечные блики скользят по мне и по гриве лошади, как сияет мир вокруг меня, и радость переполнила мою душу, и крик восторга вырвался, казалось, изсамой груди.

Слева лес поредел, склон холма уходил вниз, и я увидела поля, уже покрытые ярко-зелеными весенними всходами. На одном из них заяц, громадный, как щенок гончей, стоял на задних лапках и следил за нами, темные кончики его ушек двигались в такт цоканью копыт нашего коня. На другом поле женщины, выстроившиеся в темную однообразную линию, согнулись над бороздой и, казалось, клевали в ней что-то, как воробьи на широкой черной спине коровы, перед севом очищая землю от сорняков.

Ровный бег коня замедлился, перейдя опять в зубодробительное подскакивание, и мы остановились у закрытых ворот. Из задней двери сторожки выбежала женщина и, торопливо пройдя мимо стайки кур, поспешила открыть ворота.

— Какая очаровательная молодая леди сопровождает вас сегодня, — приветливо сказала она. — Вам понравилась прогулка, мисс Беатрис?

Сзади меня раздался смешок отца, но я, находясь на верху гордости и блаженства, только кивнула в ответ, подражая высокомерному снобизму матери.

— Сейчас же поздоровайся с миссис Ходжетт, — сурово приказал мне отец.

Миссис Ходжетт весело рассмеялась.

— Оставьте. Малышка сегодня такая важная. Я получу ее улыбку в тот день, когда испеку для нее пирожок.

Послышался тот же смешок, и я, наконец смягчившись, улыбнулась миссис Ходжетт. Отец тронул поводья, и мы поскакали прочь.

Мы не стали сворачивать налево, на дорогу в Экр, как я ожидала, а устремились вперед, туда, где я не была прежде. До сих пор мои экскурсии проходили либо в коляске с мамой, либо в сопровождении няни, в повозке, запряженной пони, но никогда еще я не бывала там, куда можно добраться только верхом. Эта тропинка повела нас мимо полей, не гладко-однообразных, как наши, а словно испещренных заплатками. Здесь располагались наделы всех крестьян Экра. До нас донесся запах плохо прокопанной дренажной канавы, по краям которой буйно цвел чертополох. Отец поморщился, и лошадь, повинуясь его знаку, поскакала быстрей. Ее легкие шаги уносили нас все выше и выше, мимо полянок с полевыми цветами и заманчиво выглядящих домиков, окруженных изгородями из шиповника и вьющегося терновника.

Затем и полянки, и домики, все осталось позади и мы достигли буковой рощи на вершине холма. Прямые, стройные серые стволы возвышались, как колонны кафедрального собора. Ореховый древесный запах щекотал мои ноздри, марево впереди казалось входом в какую-то сияющую пещеру за мили и мили отсюда. Лошадь с разбегу вырвалась из рощи, и мы после ее сумрака окунулись в солнечный свет, очутившись на самой высокой точке Южных Холмов, на вершине целого мира.

Я оглянулась назад, и весь Вайдекр открылся мне, как впервые увиденная страница волшебной книги.

Прямо из-под ног лошади круто уходили вниз склоны холма. Легкий ветер доносил до нас запахи молодых побегов и свежевспаханных полей. Под его дуновениями трава клонилась то в одну, то в другую сторону, как волнуемые течением реки водоросли.

На буковую рощу, через которую мы только что скакали, я теперь смотрела сверху, как жаворонок, и видела только густые кроны деревьев, покрытые блестящими изумрудными листочками и крохотными, влажными почками каштанов. Серебряные березки дрожали на ветру, как язычки пламени.

Справа от нас Экр разбросал дюжину своих беленьких, опрятных коттеджей. Дом викария, церковь, деревенские грядки располагались вокруг огромного, стоящего в самом центре деревушки, каштана. Позади них, отсюда казавшиеся миниатюрными, как коробочки, виднелись лачуги сквоттеров[2], арендовавших клочки общественной земли. Эти лачужки, крышей которым служила солома, а иногда просто остов сломанной телеги, даже издалека резали глаз своей бедностью. Зато к западу от Экра, подобно желтой жемчужине, лежащей на зеленом бархате, среди высоких гордых деревьев и просторного парка, возвышался Вайдекр Холл.

Отец вынул поводья из моих пальцев, и большая голова лошади склонилась низко к траве.

— Замечательное место, — сказал он как бы про себя. — Не думаю, что во всем Суссексе найдется что-нибудь более красивое.