– Вам парня надо было брать, – сказал как-то папа, когда Соня и Акела уехали в клуб, а мы с ним остались дома одни. – Ты глянь, как твой паленый увлекся. Жаль, что Соня – девочка.
– Мы не выбирали, если ты помнишь. Мы ее увидели и поняли – она наша. Сашка любит ее не меньше, чем если бы она была мальчиком.
– Да так-то оно так. Но учит девку черт-те чему.
– Ой, прекрати! А ты чему меня учил? Кто меня в секцию стрельбы отвел? Не ты ли? – улыбнулась я, но папа шутку не принял:
– Я, Саня, просто не знал, как тебя воспитывать. Славка с Семкой были пацанами – тут просто вроде. А ты… И когда мать ваша ушла, я растерялся. Что я мог знать об этих ваших бабских тонкостях? А потом увидел, как ты пистолет держишь, и подумал – а чего? Стреляют же бабы в тире. А ты к тому же еще и способная оказалась. Вспомни, как с тобой тренер-то носился!
Еще бы ему было не носиться со мной, когда я в тринадцать лет выполнила норматив на второй взрослый разряд! Рука и глаз у меня были верными, оружие я любила и управляться с ним умела. До сих пор самым желанным подарком для меня остаются не цветы, шубы или бриллианты, а хорошая оптика или новая модель винтовки, хотя мужу, конечно, это не особенно нравится.
Вечером с тренировки вернулись Акела и Соня, и на лице мужа я вдруг заметила тень недовольства.
– Что-то случилось? – спросила я, когда дочь убежала в душ.
– Звонил Карепанов.
У меня что-то ухнуло вниз – фамилию этого опера я буду помнить до смерти, потому что именно из-за него чуть было не сел в тюрьму пару лет назад Акела. Это с его легкой руки моего мужа обвинили в серии убийств только за то, что у него в квартире обнаружилась огромная коллекция старинного самурайского оружия, из которой был похищен меч, ставший орудием убийства несчастных бомжей. Я лезла из шкуры вон, чтобы доказать – Акела не делал этого, не мог в силу разных обстоятельств. Но Карепанов заранее был уверен в том, что человек, исповедующий самурайский кодекс бусидо, не кто иной, как хладнокровный убийца, способный ради проверки остроты меча отсечь голову так называемому неприкасаемому. Мне все-таки удалось доказать, что меч был похищен из квартиры, я даже сумела найти похитителя и предотвратить еще одно убийство, но это едва не стоило жизни и мне, и моей подруге Ольге Паршинцевой. Ольга отделалась испугом, а я потом долго болела, дойдя до нервного истощения. Меч нам вернули, Карепанов приезжал с извинениями, но что это меняет? Разве можно словом «извините» вернуть назад тот месяц, что Акела провел в СИЗО? Или стереть те эмоции, что испытала я, обнаружив в подвале одного из гаражей полку с пятью отрубленными человеческими головами? И вот теперь этот самый Карепанов снова лезет в нашу жизнь.
– Что ему нужно опять?! – враждебно спросила я. – В городе кого-то режут, и ты под подозрением?
– Аля, что за тон? – чуть удивленно поинтересовался муж. – Может, ты сперва выслушаешь, а потом будешь делать выводы?
– Да, прости. – Я поправила пояс-оби своего домашнего кимоно и щелкнула кнопкой чайника. – Рассказывай.
Акела сел напротив меня за стол и сложил руки на столешнице.
– Карепанов ведет дело об убийстве коллекционера и попросил проконсультировать его.
– А почему тебя?
– Потому что в квартире убитого обнаружена коллекция самурайских мечей. Как ты понимаешь, первая ассоциация у Карепанова была со мной.
– Разумеется! Как только в деле появляется самурайский меч, так к делу тут же подшивают Александра Сайгачева, – с сарказмом отозвалась я, насыпая в широкий глиняный чайник зеленый чай из большой жестяной банки.
– По-моему, это вполне логично.
– Слушай, а я и не знала, что в городе еще у кого-то есть коллекция мечей. Думала, что ты уникален, – поддела я, и Акела рассмеялся, поправив кожаный кружок, закрывавший отсутствующий глаз:
– Прости, малышка, я тебя обманул. Есть увлеченные люди. Возможно, Карепанов преувеличил или принял за старинное оружие обычные китайские имитации, каких сейчас в любом магазине пруд пруди. Для этого и зовет – чтобы разобраться, что к чему.
Мне стало немного легче: консультировать и быть обвиняемым – все-таки разные вещи. Акела считался хорошим востоковедом, а в оружии разбирался до мельчайших тонкостей и мог на глаз определить, какому мастеру принадлежит меч и в каком веке он был изготовлен. Коллекции, которая теперь хранилась здесь, в загородном доме, мог позавидовать любой музей мира – там было несколько по-настоящему ценных образцов, существовавших в единственном экземпляре. Процесс уборки в этой комнате превращался у моего мужа в ритуал. Он надевал специальные перчатки, вынимал из шкафа особые салфетки и почти весь день, выделенный для этого, проводил за вытиранием пыли с ножен и катана-какэ. В последнее время к нему частенько присоединялась Соня – сидела рядом, подавала салфетки и внимательно слушала и запоминала все, что рассказывал и показывал отец.
Папа, если заставал их за этим занятием, только хмыкал и крутил у виска пальцем:
– Ты чего девке голову морочишь? Зачем ей это все? Хочешь ты, чтоб по-японски она балакала, – ладно, это хотя бы развитие. Но к оружию-то зачем подпускаешь? А если пальцы обрежет?
Акела невозмутимо пропускал эти колкости мимо ушей, а я в который раз напоминала о собственном детстве, проведенном в стрелковом тире и на разнообразных стрельбищах.
– Не бабы в доме, а сплошные амазонки, – ворчал папа, но в душе, я знаю, был горд тем, что его девочки умеют то, что не всегда доступно даже многим мальчикам. А уж когда Соня однажды при Бесо и дяде Моне показала довольно неплохую для ребенка технику владения деревянным мечом, мой папенька просто расплылся от распиравшего его самодовольства.
– Видали? – гордо поглядывая на приятелей, спросил он. – Настоящая самурайка выросла! – и тут же был наказан за безграмотность собственной внучкой:
– Деда, нет слова «самурайка», есть слово «онна-бугэйся».
– … так твою и разэтак, – констатировал грустно папа под смех Бесо и Мони, – лучше б чему полезному ребенка учили.
Но у нас на этот счет было свое мнение, и мы поступали так, как считали правильным. То есть как «мы» – Сашка. Я, правда, перестала возражать, когда увидела одухотворенное личико дочери, сосредоточенно размахивающей деревянным мечом почти в такт с Акелой. Раз ей нравится – пусть.
Ночью, лежа в постели рядом с мужем, я вспомнила почему-то о Карепанове.
– Саш, а ты когда с опером встречаешься?
– На днях. Он позвонит. А что?
– Да так, предчувствие у меня какое-то нехорошее, – призналась я, поглаживая мужа по груди.
Он только усмехнулся чуть слышно и прижал меня к себе:
– Не бойся, малышка. Со мной ничего не случится, я обещаю.
Как будто от его обещания зависели все те случайности, что происходили в нашей жизни.
Глава 3
Ольга
Вместо того чтобы изнурять себя многими мыслями, следуй одной, но позволяй ей меняться от мгновения к мгновению.
Ямомото Цунэтомо. «Хагакурэ. Книга самурая»Ольга Паршинцева проснулась в дурном настроении. Во-первых, за ночь в комнате стало слишком холодно. Ольга хоть и любила спать с открытой форточкой, но сегодня ударил первый морозец, и это мгновенно отразилось на температуре в комнате. Высунув из-под одеяла нос, она оглядела комнату. Так и есть, муж уже куда-то ушел, даже чашку за собой в кухню не вынес. Это тоже не добавило оптимизма, как и найденная чуть позже на столе записка от Саввы: «Уехал в область, встречаюсь с клиентом, буду поздно».
– Как так-то?! – негодовала Ольга, стараясь одновременно попасть одной ногой в штанину спортивных брюк, а второй – в тапочку. – Еще вчера никто никуда не собирался – и здрассьте. Уехал он!
Муж Ольги Савва был владельцем небольшого детективного агентства, где теперь трудилась и сама Паршинцева, в прошлом окончившая медицинскую академию. Карьера судебного медика у нее не задалась, из бюро пришлось уволиться, с кафедры – тоже, и так удачно подвернувшийся с предложением Савва оказался просто находкой. Его брат-близнец Никита был телохранителем Саши Сайгачевой, единственной Ольгиной подруги, приобретенной совершенно странным образом – в ходе расследования, которое Паршинцева задумала провести самостоятельно. Разумеется, все чуть было не обернулось бедой, но маленькая, коротко стриженная Сашка, владевшая пистолетом и снайперской винтовкой, а также лихо гонявшая на мотоцикле, сумела помочь ей выпутаться и остаться в живых. С Саввой их познакомил Никита, и спустя некоторое время они поженились. Сашка была свидетельницей, а ее муж Александр Михайлович – почетным гостем. Когда-то Ольга занималась у него японским языком. Теперь они с Саввой снимали однокомнатную квартиру в центре города, небольшую, но хорошую и уютную, и откладывали деньги на собственную. Жить с мамой Ольги они не захотели – дочь считала, что мама заслужила право на отдельную квартиру, где по утрам не будет сталкиваться с зятем.