– Потому что в глубине души вы мягкий и отзывчивый? – язвительно уточнила она.
Его пронзило давнее воспоминание, одно из тех, о которых он не позволял себе вспоминать долгие годы. Он попытался выкинуть его из своей головы, но мысли упорно удерживали образ мальчика лет пяти-шести, который сидел возле закрытой двери гардеробной матери, обеспокоенный звуками рыданий, раздававшимися из-за закрытой двери. Он не знал, что заставило её плакать, но несомненно было одно – причиной слёз послужила очередная неудавшаяся любовная интрижка, которых на её счету уже было предостаточно. Его мать была прославленной красавицей, которая за одну ночь могла влюбиться и тут же разлюбить. Его отец, изведённый её капризами и ведомый собственными демонами, очень редко бывал дома. Девон вспомнил то чувство беспомощности, которое душило его, когда он слышал её всхлипывания, но не мог к ней добраться. Он опустился на пол для того, чтобы подсунуть под дверь носовой платок. Он снова и снова умолял мать открыть ему, пытаясь разузнать, что с ней случилось.
– Дев, ты такой милый, – произносила она между всхлипываниями. – Все маленькие мальчики милые. Но потом вы вырастаете в жестоких самовлюблённых эгоистов. Вы рождены разбивать женские сердца.
– Я никогда не стану таким, мамочка, – прокричал он. – Обещаю.
Он услышал, как она горестно расхохоталась, будто он сморозил какую-то глупость:
– Конечно, будешь, малыш. И это даже не будет зависеть от твоего желания.
Похожие сцены повторялись не раз, но эта в памяти Девона была самой чёткой.
И как впоследствии выяснилось, его мать была права. Во всяком случае, его довольно часто обвиняли в том, что он разбивает женские сердца. Но он всегда давал понять, что не намерен жениться. Если бы даже он влюбился, то никогда бы не смог дать такого обещания женщине. Зачем давать обещание, если любое из них может быть нарушено. Он своими глазами видел, какую боль могут причинить любящие друг друга люди, поэтому у него не было никакого желания поступать с кем-то подобным образом.
Его внимание вернулось к женщине стоящей напротив.
– Нет, я не мягкий и не отзывчивый, – сказал он в ответ на её замечание. – Основываясь на своём личном опыте, могу сказать, женщины льют слёзы для того, чтобы манипулировать мужчинами, к тому же выглядят при этом отнюдь не привлекательно.
– Вы, – произнесла она, убеждённая в правдивости своих слов, – самый гнусный мужчина, которого я встречала.
Девона позабавило то, как она выговаривает каждое слово, будто палит из ружья.
– И скольких мужчин вы встречали?
– Достаточно, чтобы распознать подлеца, когда его увижу.
– Очень сомневаюсь, что вы можете много увидеть сквозь эту вуаль. – Он протянул палец к краю чёрного газа. – Вам не может нравиться носить это покрывало.
– На самом деле, я совсем не возражаю против неё.
– Из-за того, что она скрывает ваше лицо, когда вы плачете, – сказал он скорее утвердительно, чем спросил.
– Я никогда не плачу.
Озадаченный, Девон подумал, что неверно её расслышал.
– Вы имели в виду, что после несчастного случая с вашим мужем больше никогда не плакали?
– Нет, я не плакала даже тогда.
Какая из женщин могла сказать такое, даже если это была правда? Девон ухватился за край её вуали и начал поднимать.
– Стойте смирно. – Он перекинул слой крепа через заколку, которой она крепилась. – Нет, не сбрасывайте её обратно. Сейчас мы встретимся лицом к лицу и попытаемся спокойно поговорить. Боже правый! Вы могли бы обеспечить парусами небольшое торговое судно со всеми этими…
Девон оборвал свою речь, когда её лицо оказалось открытым. Он утонул в янтарных глазах с приподнятыми внешними уголками, напоминающими кошачьи глазки. Мгновение он не мог дышать, не мог думать, все его чувства были сосредоточены на том, чтобы сдержаться и не схватить её в свои объятья.
Он никогда не видел никого похожего на неё.
Она была моложе, чем он ожидал, со светлой кожей, тёмно-рыжими волосами, которые казались слишком тяжёлыми для шпилек, что их удерживали. Широкие ярко выраженные скулы и узкая нижняя челюсть придавали её лицу изящную кошачью форму. Её губы были довольно полными, и даже когда она, как сейчас, плотно их сжимала, всё равно выглядели мягкими. Хоть она и не была классической красавицей, но её внешность была такой оригинальной, что вопрос о красоте был просто неуместен.
Её траурный наряд был узким и плотно облегал женщину от шеи до бёдер, затем расширялся в несколько рядов сложных складок. Мужчина может только догадываться, какая фигура скрывается под всеми этими корсетами, кружевами и замысловатыми покроями. Даже её запястья и руки были полностью скрыты чёрными перчатками. За исключением её лица был лишь один видимый кусочек кожи на её шее, там, где передняя часть высокого воротника расходилась вырезом в форме перевёрнутой буквы «П». Он видел нервные движения её горла. Оно выглядело так необычайно трогательно, это интимное местечко, где мужчина может прижаться своими губами и почувствовать биение пульса.
Ему хотелось начать с этого места, целуя шею, в то время как он будет раздевать её, будто тщательно завёрнутый подарок, пока она не станет задыхаться, извиваясь под тяжестью его тела. При других обстоятельствах и если бы на её месте была любая другая женщина, Девон бы не медлил и сразу бы начал соблазнение. Осознав, что это совершенно никуда не годится, молча стоять истуканом и пялиться на неё, он попытался вытеснить из головы жаркие образы и извлечь хоть какую-то связную светскую фразу, чтобы завязать диалог.
К его удивлению, она первой нарушила тишину:
– Меня зовут Кэтлин.
«Ирландское имя».
– Почему же вы разговариваете без акцента?
– Ещё ребёнком меня отправили жить в Англию к друзьям моей семьи в Леминстер.
– Но почему?
Между её сдвинутых бровей вразлёт появились складки:
– Мои родители были очень заняты лошадьми. Они проводили по несколько месяцев в году в Египте, покупая чистокровных арабских скакунов для своей фермы. Это было… неудобно. Их друзья лорд и леди Бервик, которые тоже увлекались разведением лошадей, предложили взять меня к себе и воспитывать вместе со своими двумя дочерьми.
– Ваши родители всё ещё живут в Ирландии?
– Моя мать отошла в мир иной, но отец по-прежнему живёт там, – её взгляд переместился куда-то вдаль, а мыслями она была не здесь. – Он прислал мне Асада в качестве свадебного подарка.
– Асад, – повторил Девон озадаченно.
Снова сосредоточившись на мужчине рядом с ней, Кэтлин смутилась, краска разлилась от шеи до линии волос.
Девону всё стало ясно:
– Конь, который сбросил Тео, – сказал он тихо.
– Это не вина Асада. Он так плохо поддавался дрессировке, что отцу пришлось выкупить его у человека, которому он был продан.
– Почему тогда он отдал такого проблемного коня вам?
– Лорд Бервик позволял мне помогать ему в дрессировке молодых жеребят.
Девон прошёлся изучающим взглядом по её тонкой фигурке.
– Да вы же не больше воробушка.
– Грубая сила не нужна, чтобы тренировать арабских скакунов. Это чувствительная порода, они требуют понимания и определённых навыков.
Как раз этих-то двух особенностей Тео и был лишён. Как же чертовски туп он был, если решил рискнуть своей безмозглой башкой и дорогостоящим животным в довесок.
– Тео влез на этого коня шутки ради? – Девон не смог сдержать рвущегося с языка вопроса. – Или просто хотел побахвалиться?
Вспышка жгучих эмоций блеснула в этих ярких глазах, но она быстро успела её погасить:
– Он был не в духе. Его невозможно было остановить.
Истинный Рэвенел.
Если кто-то смел возразить Тео, или в чем-то ему отказать, это вызывало взрыв. Возможно, Кэтлин считала, что сможет им управлять, или он со временем приструнится. Она не могла знать, что буйный нрав Рэвенелов обычно перевешивает чувство самосохранения. Девон предпочитал считать себя выше этой семейной особенности, но в прошлом не раз подчинялся ей, бросаясь с головой в сметающий всё на своём пути водоворот ярости. При этом он чувствовал себя великолепно, пока не приходилось сталкиваться с последствиями.