По странности один другого стоил, но первый все же требовал более быстрого толкования: а что если и вправду сегодня в пути их ожидает развилка у старого дуба.
Эльф выслушал его предельно серьезно, не перебивал, не торопил, когда Балис запинался, вспоминая подробности или подбирая нужное слово. А когда Гаяускас закончил рассказ, сам погрузился в размышления. Капитан его тоже не стал подгонять, хотя нетерпение так и рвалось наружу. К счастью, раздумывал Наромарт не долго, не больше пары минут, но и этот срок показался Балису вечностью.
— Знаете, боюсь, что одним разговором нам не обойтись. К тому же, наше сегодняшнее положение оказалось сложнее, чем я думал.
— Вы придаете такое значение тому, что я увидел во сне?
— Да. И сейчас поймете почему.
И Наромарт изложил Балису свой сон.
— Как видите, в обоих снах от нас хотят одного и того же. Думаете, совпадение?
— Не верю я в такие совпадения.
— И я не верю. Полагаю, что следует разбудить Мирона.
Пока они пересказывали друг другу свои сны, совсем рассвело, но остальные путешественники ещё продолжали спать. На часах Балиса, которые тот аккуратно заводил, было только полседьмого, а накануне они улеглись ближе к полуночи.
Несмотря на то, что будить Мирона Балис старался тихо, чтобы не потревожить сон ребят, чутко спящий Сашка обозначил свое пробуждение, но, после того как Нижниченко порекомендовал ему спать, пока есть возможность, мальчишка дисциплинированно уткнулся в одеяло.
— Что у вас стряслось? — хмуро поинтересовался Мирон, присаживаясь напротив Наромарта.
— Да вот, сны обсуждаем. Тебе вот сегодня ночью что снилось?
— Мне? Мне как раз снилось нечто достойное обсуждения.
Рассказав про таинственный разговор с Серым Эм и выслушав истории Наромарта и Балиса, Нижниченко мрачно подвел итог:
— Похоже, нас усиленно толкают на эту самую боковую дорогу. Что будем делать?
— Выбор невелик, — задумчиво протянул Балис. — Либо свернуть, либо — не свернуть.
— Что значит — "не свернуть"? — удивился Наромарт. — Конечно, вы вправе принять любое решение, но для меня вопроса не стоит: моей богине угодно, чтобы я свернул — и я поверну.
— Это может быть ловушкой…
— Ловушкой… И кто же у нас такой общий враг, которому так и не терпится загнать нас всех в ловушку? Враг, который настолько хорошо знает меня, что использует образ наставника Антора, и настолько хорошо знает взаимоотношение между Балисом и его дедом. Назовите мне его, а то я до сих пор не подозреваю о его существовании.
— Не знаю такого врага, — признался после короткой паузы Мирон. — Просто, понимаешь, не люблю я, когда меня, как марионетку, на ниточке дергают.
— Это мало кто любит, — согласился Наромарт. — Но нельзя же принимать серьезные решения только потому, что вам не понравилось, как с вами поговорили. Думаете, так легко находить общий язык с незнакомцами? Когда мучительно раздумываешь над каждым словом, чтобы случайно не обидеть. Когда пытаешься скрыть то, что может показаться враждебным, а потом переживаешь, что это выглядит как обман.
Целитель произносил этот монолог со все нарастающим напряжением, очевидно, Нижниченко задел в его душе чувствительную струну.
— Я не принимаю решения, я раздумываю, — поправил его Мирон. — И, потом, не ясно, зачем мне что-то скрывать. Я ничего не скрываю. И Балис. И ты.
— Ошибаешься, — жестко сказал целитель и откинул капюшон. Балис, уже видевший изуродованное лицо эльфа, вынес это спокойно, а вот Мирон, не смотря на все свое хладнокровие, не мог не отшатнуться.
И было от чего. Правая половина головы Наромарта представляла собой один большой шрам, уничтоживший ухо, глаз, волосы… Только бугрящиеся рубцы, уходящие вниз, к ключице, плечу, лопатке.