Вот и Александр Иванович Пыжиков, стоя у кухонного окна, без особых чувств смотрел на родимый город, тем более что за предутренней мглой его было толком не разглядеть.
Он стоял, стоял и потом вдруг вспомнил, что его дожидается Витя Расческин, чтобы вместе нанести визит инженеру Муфелю и что-то чрезвычайно важное выяснить у этого мудреца. Александр Иванович не спеша влез в брюки, надел толстый свитер поверх розовой рубашки, вышел на лестничную площадку и позвонил в дверь к Расческину; в этот раз он равнодушно нажал на кнопку звонка, но тот все равно позвонил робко, точно прощения попросил.
Витя Расческин появился в тапочках на босу ногу, в махровом банном халате и с заварным чайником под мышкой, в котором он держал разведенный спирт.
Пыжиков сказал:
- Слушай, Вить! Ты сегодня в зеркало смотрелся?
- Я вообще в зеркало не смотрюсь.
- А я смотрюсь, и у меня в связи с этой привычкой назрел вопрос... Был ли такой случай в мировой медицинской практике, чтобы у человека вдруг изменились черты лица?
- До какой степени - вдруг? - бесстрастно спросил Расческин.
- Чтобы вечером человек был похож на самого себя, а утром - на трамвайного контролера.
- Нет.
- Что - нет?..
- Мировой медицинской практике такие случаи неизвестны, коренным образом черты лица изменяет только продолжительная болезнь.
- Значит, это у меня продолжительная болезнь. Да: а что, собственно, за болезнь?!
- Аденокарцинома, рожа, дистрофия, старение организма, то есть жизнь в виде старения организма, потому что жизнь в своем роде - тоже продолжительная болезнь. А почему тебя это интересует?
- Потому что сегодня утром я посмотрелся в зеркало и не узнал самого себя.
- Ну, положим, твой случай - это чисто нервное, бытовой психоз. Хотя выражение лица у человека иногда меняется настолько, что кажется, будто изменилось само лицо. Бывает, идет прохожий, на физиономии у него написано, как будто он только что из библиотеки, а на самом деле он бездельник и прохиндей. И что интересно: стоит его внезапно напугать, как на лице у него сразу обозначится, что он бездельник и прохиндей.
- Значит, по своей сути я трамвайный контролер, потому что я сегодня напуган как никогда.
- Что же тебя напугало?
Александр Иванович не ответил на этот вопрос, отчасти потому, что давеча Расческин сам завел разговор о бессмертии души и Последнем дне, а отчасти потому, что они уже с минуту стояли напротив двери в квартиру Муфеля и давно следовало позвонить.
6
В квартире у Николая Николаевича Муфеля витала какая-то особенная, едкая, сугубо химическая вонь и было так тесно от склянок, пробирок, реторт и предметов неизвестного предназначения, что, кажется, повернуться было нельзя, чтобы что-нибудь не разбить.
Пыжиков сказал:
- Какую вы, Николай Николаевич, у себя алхимию развели!..
- Великий Исаак Ньютон - вот тот действительно алхимией занимался, сообщил Муфель. - Во всяком случае, этой псевдонауке он посвятил всю вторую половину своей полнокровной жизни. Моя же сфера - биотектура, то есть я создаю живые организмы из ничего.
Расческин поинтересовался:
- То есть как это - организмы из ничего?..
- А вот извольте взглянуть! - сказал Муфель и достал откуда-то из-за спины обыкновенную стеклянную пробирку, в которой сидел жучок с желтыми полосками на спине. - Что это, по-вашему?
- Ну, букашка, - сказал Расческин.
- Во-первых, не букашка, а колорадский жук. Во-вторых... вернее, не во-вторых, а как раз во-первых, - это первое в истории науки живое существо, выведенное искусственным путем, буквально из первичных химических элементов, или, если угодно, из ничего.
- А зачем? - спросил Пыжиков.