Рискну предположить, что в новом заведении намного проще было начинать жизнь с чистого листа…
$$$
Английская спецшкола № 2 (ныне она носит порядковый номер 1260) располагалась на окраине Москвы, на углу Ленинского и Ломоносовского проспектов; за ней начиналось уже чистое, еще нетронутое урбанизацией поле.
В этом районе жили в основном научные кадры; с их детьми Березовскому и предстояло проучиться оставшиеся шесть лет. Среди его одноклассников были, к примеру, сын нобелевского лауреата Прохорова и дочка крупного физика-теоретика профессора Берестецкого.
В классе, как ни странно, относились к нему спокойно, хотя особой дружбы ни с кем он не водил.
«Из общей массы Бориса я никак не выделяла, – вспоминает его классная руководительница Елена Баженова. – Да, неглупый. Да, способный. Но какой-то особой исключительности ничто не предвещало; был как все».
Но потом, к концу учебы, в Березовском неожиданно проснулась любовь к точным наукам. Я пишу «неожиданно», ибо прежде успехами на этом поприще он никогда не блистал, и вплоть до восьмого класса хватал по геометрии с алгеброй сплошные тройки.
И вдруг Бориса Абрамовича точно подменили. Он всерьез увлекся математикой; его даже начали посылать на всевозможные математические олимпиады – отстаивать честь родной школы.
Кроме того, юный Березовский еще активнее начинает заниматься общественной деятельностью. Среди его многочисленных комсомольских нагрузок значилась, к примеру, работа в школьном агитпункте. Но с агитацией, видимо, дело не заладилось, и тогда он придумал собственное ноу-хау: комсомольский патруль, каковой самолично же и возглавил.
Патрульные проверяли при входе чистоту обуви, наличиесменки , а также успеваемость комсомольцев; так Борис Абрамович впервые испытал сладострастное чувство власти; один раз даже задержал за опоздание сына своей классной руководительницы; все посчитали это свидетельством высочайшей принципиальности.
«Он был мальчик строгий, дисциплинированный, – качает головой Елена Баженова, мать того самого, опоздавшего пионера Коли. – Уже тогда у него была заметна некая целеустремленность, стремление к знаниям и успеху».
Неудивительно, что, характеристику «строгому мальчику» на прощание выдали отменную. «Пользовался любовью товарищей, – говорилось в ней, – был чутким, добрым и отзывчивым». Аттестат при этом был у него самым что ни на есть посредственным: четыре пятерки, двенадцать четверок и одна тройка. Тем не менее честолюбивый Березовский всерьез решает посвятить себя науке и подает документы в святая святых – на мехмат МГУ. Он почти уверен в успехе, но жизнь преподносит неприятный сюрприз. На устном экзамене по математике Березовский получил «отлично», зато на письменном – «неуд».
В случившейся неудаче винит он, разумеется, государственный антисемитизм: «мне поставили двойку, потому что я еврей».
В своих многочисленных интервью Березовский всячески педалирует этот факт, как бы подчеркивая, через какие суровые тернии продирался он к звездам. Вместо МГУ был он вынужден поступать в Лесотехнический институт: вот уж унижение так унижение.
На самом деле это – очередной миф. Михаил Денисов, его приятель с юношеских лет, вспоминает, что Березовский никогда прежде не упоминал о такой подоплеке своего провала; эта версия появилась на свет гораздо позже, уже в годы его публичности.
«Напротив, он сам признавался, что ему не хватило знаний. Борис даже приводил в пример своего приятеля из параллельного класса – еврея. Вот, мол, если б я был подготовлен, как он, тоже бы поступил. Кстати, и на мехмате, и на физфаке МГУ евреев училось немало».
В погоне за состраданием Борис Абрамович опускает еще одно весьма важное обстоятельство.