Алана Инош
Аннотация:
Не верь тому, кто клялся часто: он клятв ни разу не держал.
Врага не бойся: друг опасней, коль за спиной его – кинжал.
Не пей из кубка золотого: в нём часто яд, хоть с виду мёд,
И не проси любви у бога: она сама тебя найдёт.
Между терракотово-коричневыми склонами гор раскинулась залитая солнцем долина, поросшая блёклой, пыльной зеленью. Сухая погода песком скрипела на зубах, раскаляла кожу, как глину в печи. Ветер крутил маленькие пылевые вихри у земли. Две загорелые девушки, оставив велосипеды у обочины горной тропы, подставляли свои стройные тела жарким лучам.
— И что делать теперь? Надо бы нагнать группу до наступления ночи, а то мы тут застрянем, — сказала рыжая. Точнее, волосы у неё были русые, а тёплый медный оттенок им, казалось, придавало местное солнце, отражаясь от терракотовых склонов.
Брюнетка в курточке светло-цианового цвета деловито достала из спортивного рюкзака бутылочку воды и отпила глоток. Влага блестела на её свежих, пухлых губах.
— Не дрейфь, со мной не пропадёшь, — усмехнулась она. — Я объездила и облазила здесь каждую гору и каждую тропинку. Через тридцать километров будет городишко, там есть маленькая, но уютная гостиница. Если не нагоним, то в ней и заночуем. Не беда.
Издали девушки казались ровесницами, но вблизи становилось ясно, что русая велосипедистка чуть старше. Она сквозь ресницы смотрела вдаль. «Да что ты знаешь о страхе?» — повисла в сухом воздухе её безмолвная мысль. А вслух она с усмешкой сказала:
— Мы с тобой прямо как в одном фильме... Там две туристки в Аргентине отстали от группы и попали в переплёт. Не знаешь, тут бандиты-работорговцы не шастают?
— Что за фильм? — Брюнетка мелкими глотками потягивала воду. Чёрный шёлк её волос переливался на солнце, она загорела до смуглости и вполне могла сойти за местную.
— «И наступит тьма». Так себе кинцо, на один раз. — И русая девушка махнула рукой. — У нашей с тобой жизни сюжет покруче будет.
Позагорав ещё немного, они оседлали велосипеды и тронулись в путь. Безлюдный простор дышал зноем.
Крошечный населённый пункт назвать городом язык не поворачивался, но всё-таки это был островок цивилизации: частная гостиница, ресторанчик, отделение банка, почта, больница и полицейский участок. Пока брюнетка бойко болтала с хозяйкой по-испански, русая подруга вслушивалась в их речь, узнавая отдельные слова и выражения.
Им досталась лучшая комната, чему способствовали не только общительность и обаяние темноволосой девушки, но и щедрые чаевые. Хозяйка, коренастая и темноглазая, широколицая женщина с выраженными чертами расы южноамериканских индейцев, с доброжелательным любопытством всматривалась в иностранок. Ей была приятна родная речь из уст гостьи из далёкой России.
Ресторан (а честнее сказать, забегаловка с музыкой) предлагал на удивление неплохое вино, среднего качества пиво и крепкую травяную настойку тёмно-коньячного цвета.
— Недурно, — отведав вино, похвалила брюнетка. — Бормотуху здесь не подают, хоть это и богом забытая дыра.
Молодые люди из местных, отдыхавшие за соседним столиком, поглядывали на них, а когда брюнетка повела подругу танцевать, один из них отделился от компании и что-то ласково шепнул темноволосой. И он, и его приятели уже пребывали под изрядным хмельком, но на ногах ещё держались.
— Мы с мужчинами не танцуем, — отшила его девушка. Познаний её подруги в испанском хватило, чтобы это понять.
Парень делал вид, что заинтригован, и даже не думал уходить — продолжал тереться около девушек, норовил в танце коснуться бедром. Русоволосая, призвав себе на помощь весь свой испанский вокабуляр и скудные знания грамматики, резко сказала:
— Иди отсюда. Это моя женщина. Я её танцевать. Ты гулять лес.
Парня очень заинтересовало выражение «гулять лес». Брюнетка, мягко двигая бёдрами под ладонями подруги, посмеивалась и не вмешивалась в беседу, но в её зрачках плясали чёртики.
— Гулять лес — отвалить, — как могла, объяснила русая.
Поддатый паренёк не унимался. Хмель не способствовал внятности его речи, но развязные жесты намекали на что-то вроде «идите к нам, мы угощаем, отлично проведём время».
— Ян, мне уже пофиг, что он там лопочет, — устало процедила русая девушка. — Ещё чуть-чуть — и я ему врежу. Вызовут полицию, а нам оно надо?
— Какая ты горячая, Лютова, — соблазнительно покачивая тазом, прищурилась брюнетка. — Защитница моя... Ну, всечёшь ему — переночуем в кутузке, только и всего.
Взгляд русой подруги подёрнулся ледком, стал жёстким, угрюмым.
— Нет уж, решётками я сыта по горло в своей жизни, — тихо отчеканила она.
Яна посерьёзнела, ласково обвила её руками за шею.
— Прости. Так себе местечко, мне тут тоже не особенно нравится. Выпить можно, но есть и минусы... — И она покосилась на парня, который всё не терял надежд затащить девушек за свой столик, а там, глядишь, и до «того самого» недалеко. — Сейчас, я только стопочку этой огненной воды опрокину, и пойдём домой. Ты не будешь?
Лютова отказалась. В кармане спортивных шорт она нащупала на всякий случай туристический нож. Яна по-гусарски лихо всадила порцию сорокаградусной горькой настойки, после чего расплатилась, и они вышли под вечернее небо, на котором уже проступали недосягаемо-спокойные звёзды. Любитель знакомств без обязательств увязался за ними. Терпение Лютовой лопнуло. Резко развернувшись к нему, она выхватила нож и выкинула лезвие.
— Ты не понимать хорошо — тебе быть плохо, — негромко, но весомо сказала она. — Мой нож — твоя шкура портиться.
В её голосе тонко звенела сталь, движение руки было чётким и выверенным до сантиметра. Не пустая угроза, а движение-обещание. Пружинящие в коленях ноги — в стойке, левая чуть впереди, руки — перед корпусом. Это остудило пыл назойливого ухажёра.
— Ладно, ладно, не хотите — не надо, — сразу попятился он. И, уходя, покрутил пальцем у виска — жест, понятный во многих уголках мира.
Лютова расслабила готовое к бою тело, спрятала нож.
— Ну, как тебе мой испанский? — усмехнулась она.
Брюнетка, наблюдавшая за этой сценой без особого страха, прильнула к ней и пальцем нежно нажала на кончик носа.
— Совершенствуешься. Грамматика местами хромает, но по смыслу — вполне себе доходчиво. Пошли домой.
Лютова шагала невозмутимой, мягкой поступью опытного зверя. Поджарая и сухая, как гепард, она состояла из мускулов и нервов. У неё были хорошо очерчены под кожей икры, дельтовидные мышцы. Яна скользила рядом с ней лёгким, как бы танцующим шагом. Она отличалась большей субтильностью, тонкой костью, изяществом на грани худобы. Роскошные жгуче-тёмные волосы волнами спускались ей за спину, в нежных мочках ушей мерцали серёжки. Для ресторана она переоделась в короткое платьице, почти не прикрывавшее её точёных ножек. На вкус Лютовой, слишком вызывающее. Ага, пятая точка — мишень для приключений.
Яна забралась в душ первая, подмигнув Лютовой:
— Не буду против, если ты присоединишься.
Ладони заскользили по мокрой коже, соревнуясь в ласке со струями воды. Шум дыхания, череда поцелуев. Тонкая и гибкая, как плеть, Яна обвивалась, урчала, кусалась. Она не владела ножом, но спокойного бесстрашия в её глазах было не меньше, чем у Лютовой. Этакое невозмутимое, чуть насмешливое знание, что всё будет так, как она захочет. Она не боялась этого парня, она знала, что у того кишка тонка. Не бандит — обычный провинциальный повеса. Она никогда не ошибалась в оценке людей. Хрупкая, как статуэтка, и цепкая, как анаконда.
...
Эта житейская хватка и спокойно-ироничное отношение к жизни не сразу раскрывались в Яне при знакомстве. Когда они с Лютовой впервые встретились, эта девушка казалась ей лёгкой, как бабочка, беззаботной, весёлой и бездумной. Но вот наивности в ней не было ни капли. Наивной, скорее, тогда была сама Лютова. Прямая и простая, как пять копеек, ещё не битая жизнью.