В этот раз не подействовало.
– Ты считаешь, оценки в дневнике – единственное, что интересует мать в жизни ее дочерей? – Мама гневно поглядела сперва на Мурку, потом на ее сестру-близняшку Кисоньку.
Кисонька поняла, что разговор перешел в опасную фазу.
– Куда хоть надо идти-то? – недовольно поинтересовалась она.
Марья Алексеевна замешкалась. Желание продолжить разговор о тайной жизни дочек – а что какая-то тайная жизнь есть, она нюхом чуяла! – боролось с прямо-таки настоятельной необходимостью заставить их поехать с ней. Необходимость победила.
– В театр. Оперный, – неохотно ответила она.
Кисонька удивилась – такие напряженные уговоры, чтобы всего лишь позвать их в театр? В принципе, Кисонька всегда любила ощущения маленького нежданного праздника, выбор платья на вечер, макияж, туфельки на каблуках, нарядных людей в фойе, сдержанный гул, шелест бархатного занавеса – и сцену, похожую на волшебную коробочку, внутри которой притаилась сказка. И еще чувство некоторой избранности в сравнении со своими одноклассниками – я вот на балет хожу, а вы, придурки, прикольнее «fire-fire-fire» в своем компе ничего в жизни не видели! Да и Мурка к театру всегда относилась нормально – за исключением моментов с одеванием и макияжем.
Кисонька переглянулась с сестрой, и близняшки дружно пожали плечами:
– Спектакли же вечером! – поглядывая на часы, прокомментировала Кисонька.
– Целый день впереди! Мы еще успеем по своим делам сбегать и с тобой у входа встретимся! – с радостным энтузиазмом заверила Мурка.
– Я вас не на спектакль зову! А в театр! – раздраженно фыркнула мама.
Мурка поперхнулась. Кисонька саркастически приподняла брови.
– Сцену подмести? – осведомилась она. – Или в «Лебедином озере» попрыгать?
– Твой бы язык – да в мирных целях! – еще больше разозлилась мама.
Кисонька высунула язык на всю длину и скосила глаза, сосредоточенно разглядывая его кончик и размышляя, какая цель может считаться мирной.
– Я поняла – ты решила его сварить! – наконец с притворным ужасом прошамкала она.
– Так сильно нам вряд ли повезет, – пробормотала Мурка и в полный голос требовательно вопросила: – Мам! Скажи наконец нормально, чего ты хочешь?
– Чтоб вы совесть имели!
– Это вообще. А в театре? – не позволила сбить себя с толку Мурка.
– Компания вашего папы устраивает благотворительное мероприятие, – успокаиваясь, сообщила Марья Алексеевна. – Что-то вроде «Искусство – детям-сиротам». Опера и балет для детских домов. Приедут американские партнеры…
– И они должны впечатлиться, – ехидно перебила Кисонька. – Потому что детским домам опера и балет на фиг не нужны!
– Деточка, тебе переходный возраст в голову ударил, что ты из родного отца злодея делаешь? – Марья Алексеевна снова начала закипать. – Компьютеры и видики мы им еще в прошлом году дарили! Считаешь, детям станет плохо, если они, кроме идиотской стрельбы на экране, увидят что-то другое?
Кисонька смутилась.
– Ладно, ты права – а мы нет, – неохотно выдавила она.
– Я вообще-то ничего не говорила, – пробормотала Мурка.
– Но остается открытым вопрос – мы тебе зачем? – продолжала Кисонька.
– За тем, что на партнеров действительно надо произвести впечатление! Я не могу одна! Я должна хоть с кем-то посоветоваться – кого из артистов приглашать, какие номера, какие костюмы. А я в балете – не очень! Хожу, конечно, но специалисткой себя считать не могу.
– А мы чего – главные балетоманки страны? – изумилась Мурка.
– Ну все-таки Кисонька… – Марья Алексеевна замялась, – танцует. Должна хоть как-то ориентироваться!
– Мама! – Кисонька чуть не упала. – Я не танцую! Я делаю ката! С оружием! С нунчаками! – Она сунула маме под нос стянутые цепью деревяшки. – С боевым копьем! Теперь еще с булавой! Мне твоих балерин булавой… ориентировать?
Мурка откровенно заржала. Композиция с булавой была новой Кисонькиной фишкой. Впечатление на публику и судейство производила просто неописуемое. Сперва двое парней из их секции рукопашного боя с кряхтением и охами выволакивали на татами здоровенную, почти в Кисонькин рост деревянную булаву с неслабыми такими, хотя тоже деревянными, шипами. Потом выбегала Кисонька – тонкая хрупкая девочка с роскошными рыжими волосами, в изумрудном кимоно под цвет глаз. Судьи начинали недоуменно улыбаться, предполагая что-то вроде комического номера. Кисонька бралась за веревочную петлю навершия… и мощным пинком подбрасывала булаву в воздух. А дальше начиналось невообразимое – под собственным весом тяжеленная деревянная чушка выписывала петли и восьмерки над кружащей по татами девчонкой, и непонятно было, кто кого крутит: Кисонька – булаву, булава – Кисоньку. А потом булава с треском врезалась в толстый деревянный щит – и раскалывала его пополам.
И всякие придурки начинали орать, что девчонка не могла такого сделать, и выискивать надпил на обломках щита. Пока придурки были из публики, Кисонька стоически терпела, но когда на последнем чемпионате то же самое объявил один из судей, сестра просто слетела с нарезки – раскрутила свою булаву заново и показательно раздолбала ею судейский стол. Кисоньку даже хотели дисквалифицировать. Выручил Спящий Дедушка, бессменный патриарх и учитель всех рукопашников, сказав, что дисквалифицировать спортсменку с формулировкой «за тяжкие телесные повреждения, нанесенные судейскому столу» как-то глупо.
– Убери от меня свои деревяшки! – отталкивая Кисонькину руку с нунчаками, фыркнула мама. – Уж с костюмами точно можешь посоветовать! А Мурке не мешало бы хоть немного поучиться, как общаться с людьми, и вообще вести светский образ жизни – чтобы, когда самой придется оформлять мероприятия, над тобой не смеялись!
– Если кому-то вдруг не понравится, как именно я веду светскую жизнь, я всегда могу дать ему в глаз! – философски объявила Мурка, кивая на висящую на стене золотую медаль чемпионата Европы по рукопашному бою. В отличие от сестры любым, самым красивым ката она предпочитала кумитэ – схватку, и желательно в полном контакте с противником.
– В конце концов, почему я должна вас уговаривать! – вскинулась мама. – Я не хочу идти к практически незнакомым людям одна, ясно? Их там целый оперный театр, а я одна!
– Такое впечатление, что они тебя всем оперным бить будут! А мы отбивать, – проворчала Мурка, уже понимая, что при такой постановке вопроса отмазываться дальше и впрямь некрасиво.
– Вот и отлично! – Момент, когда ее девчонки сдались, мама уловила тут же. – Одевайтесь, жду вас в машине! И, Мурка… – она перевела мученический взгляд на дочь. – Никаких твоих любимых десантных штанов – все-таки опера!
– Джинсы, – железным тоном отчеканила Мурка, давая понять, что это максимальная уступка, на которую она пойдет.
– И блузка! – быстро сказала мама. – Не свитер.
– Бе! – выказала свое отвращение к таким сугубо девчоночьим шмоткам Мурка, но спорить не стала.
– И чего она всякими дурацкими мероприятиями так заморачивается? – глядя на захлопнувшуюся за мамой дверь, пожала плечами Мурка.
– Работа у нее такая, – меланхолично пояснила Кисонька. – У американцев называется «company wife» – жена компании. Когда жена главы компании отвечает за имидж, спонсорство, благотворительность – но зарплату ей не платят.
– Если когда-нибудь сама замуж соберусь, четко предупрежу – его компании я не жена! – буркнула Мурка. – Тем более бесплатно!
– Ты ж краситься не будешь? – вытаскивая косметичку, спросила Кисонька. – Так позвони пока нашим, скажи, что мы сегодня не придем!
Мурка согласно кивнула и нажала на своей мобилке кнопку быстрого набора, подписанную коротко – Харли. Сокращенно от сложного имени Евлампий Харлампиевич – так звали боевого гуся, полноправного сотрудника и в то же время символ частного детективного агентства «Белый гусь». Правда, ответить ей, конечно, должен вовсе не гусь. Просто агентство и было той самой причиной, по которой близняшки приходили по вечерам поздно, а иногда сбегали ночью из дома. Причиной, о которой они никак не могли рассказать маме. Даже самой продвинутой и демократичной маме вряд ли понравится, что прославленное в их городе детективное агентство принадлежит на самом деле не загадочному бородачу с восточным прозвищем Салям, а ее дочкам. Вместе с друзьями – шефом агентства и специалистом по киберпреступности Вадькой, его младшей сестрой Катькой и Севой, экспертом по финансовым махинациям (с Севой была одна проблема – финансовые махинации он не только раскрывал, но и проворачивал).