Глава III
«Великан и Роза»
Алешка, оказывается, не оставил без внимания историю с Волком – А. Тимофеевым. У моего братишки много достоинств, но и недостатков не меньше. И самая лучшая черта в его сложном характере – упорство. Если Алешка взялся за какое-нибудь дело, он обязательно доведет его до конца. Он и сам не остановится, и всех на ноги поднимет.
Поэтому, долго не думая, Алешка решил лично разыскать этого грустного Волка, тем более что он его обнаружил, но не он его упустил. И начал розыски гениально просто.
– Дим, – спросил он меня для проверки, – как ты думаешь, кто может лучше знать, где находится Волк?
– Охотник! – радостно ляпнул я.
Алешка усмехнулся. И назидательно произнес:
– Никто лучше Зайца не знает, где находится Волк.
Словом, он забрал свой рисунок для опознания и отправился в клуб каскадеров. Там шло очередное новогоднее представление, точно такое же. Алешка жалобно наврал при входе, что он потерял вчера в зале ключи от квартиры и теперь всей нашей семье негде приклонить голову и принять пищу.
Добрая бабушка-вахтерша без слов (но со слезами) пропустила его и сказала вслед:
– Милок, если не найдешь ключи, приходи ко мне ночевать. Я тебя и покормлю. – Алешку почему-то все стремятся покормить.
– Найду! – сказал Алешка. – Я помню, где их выронил. Они за батарею упали. Я вчера там свои перчатки сушил.
Ключи от квартиры Алешка, конечно, искать не стал, а разыскал Зайца. И познакомился с ним. Зайца звали Юлей, она была студенткой театрального института. Алешка напел ей, что тоже уже всю жизнь мечтает о театре, а для этого разыскивает своего отца. И показал рисунок Волка без маски.
Юля сделала большие глаза:
– Это твой папа?
– А как же! Он у нас потерялся ненадолго. А мы в это время переехали на другую квартиру. И он не знает, где нас искать.
Алешка врал весело, легко и беззаботно – как птичка поет.
А Юля оказалась очень доверчивой девушкой. И отзывчивой. Она ненадолго задумалась, а потом сказала:
– Я тоже не знаю, где твой папа. Мы с ним познакомились здесь, на елке. Но он мне говорил, что когда-то, будучи без работы, играл на сцене детского театра. «Золотой ключик» называется. У метро «Юго-Западная».
– Знаю, – сказал Алешка. – Как раз рядом с нашим домом. А почему вы милиционерам этого не сказали?
Юля немного смутилась, а потом призналась:
– Я не верю, что он в чем-то виноват. Он очень хороший человек.
Алешка покачал головой, соглашаясь. Мол, бывает. Бывает, что и хороших людей разыскивает милиция.
– Найдешь его, – сказала на прощанье Юля, – передай от меня привет своему папе.
– Ладно, – сказал Алешка. – Но он сейчас в командировке.
Проговорился!
– Как это? – удивилась Юля. – Что-то я не пойму! Ой, извини, второе отделение начинается, бегу на сцену. – И она нахлобучила заячью голову и натянула на руки белые перчатки-лапки.
Алешка усмехнулся – повезло! – и отправился дальше.
А в фойе его остановила старушка-вахтерша:
– Нашел ключи, милок?
– Нашел, спасибо за внимание. Теперь можно ездить.
Старушка, как и Юля, с удивлением посмотрела ему вслед. Почему можно ездить с ключами от квартиры? Загадка.
Это был второй Алешкин прокол. Он это сообразил уже на улице и взял за правило: если врешь, то хорошо помни, как именно врешь. Чтобы ключи от квартиры с ключами от машины не путать. И своего папу с чужим – тоже.
Над входом в театр висела эмблема: занавес, на нем косая молния и длинноносый человечек с громадным ключом в руке.
Алешка потоптался у входа. На билет у него денег не было, да и представление начиналось не скоро. К тому же за дверью маячил здоровенный детина с черной бородой – Карабас-Барабас, а не дружелюбная старушка Тортила.
Алешка осмотрелся. Не иначе искал глупого петуха, чтобы под прикрытием его хвоста проникнуть в харчевню... то есть в театр.
Петух нашелся. В виде объявления на стене: «Театр „Золотой ключик“ продолжает набор актеров в труппу для постановки пьесы „Великан и Роза“. Обращаться к режиссеру Кабакову».
Алешка, долго не раздумывая, толкнул тяжелую дверь.
– Тебе чего? – прогремел над его головой сочный бас.
– Кабакова, – спокойно ответил Алешка. – По вопросу трудоустройства.
– Обедает! – прогремело над ним.
– Подожду, – так же коротко ответил Алешка.
И стал деловито расхаживать по пустому фойе, разглядывая на стенах фотографии спектаклей «Золотого ключика».
Спектакли были какие-то странные, непривычные. Разглядывать фотографии было интересно. Как загадочные картинки в детском журнале. Приятно было их отгадывать. Например, сказка «Репка» Алешку особенно удивила.
Это была не традиционная репка, которая застряла на огороде, а корабль под названием «Репка», который сел на мель, и его безрезультатно стаскивали с мели всем экипажем. До тех пор, пока не появился юнга-девочка по имени Мышка. Она сдернула хвостиком «Репку» с мели и снова шмыгнула в норку – в трюм.
Алешка пожал плечами и перешел к следующему стенду, но тут, в дальнем углу фойе, отворилась дверь с табличкой «Буфет» и из нее вылетел невысокий толстенький человек. За воротом у него торчала заткнутая белая салфетка, на круглощеком румяном лице сияла улыбка, а в руке был бутерброд, который человек дожевывал на ходу. Это и был режиссер Кабаков.
– К вам, Антон Иванович! – прогремел на все фойе Карабас.
Антон Иванович глянул на Алешку и, не останавливаясь, горделиво пожаловался ему, показывая обглоданный бутерброд:
– Видишь, на ходу обедать приходится. Весь в искусстве. Тебе чего?
– На сцену хочу, – тоже гордо сказал Алешка.
– Есть данные?
– Конечно.
– Где выступал?
– В разных местах, – попробовал уклониться Алешка, вприпрыжку поспешая рядом с режиссером, который был весь в искусстве. Даже остановиться не мог. – В детском саду, в школе. У нас в школе есть свой театр. Бонифаций руководит.
– Лев?
– Учитель. Игорь Зиновьевич.
– Знаю! Талантлив. Мыслит нестандартно. Мог бы стать большим режиссером, а стал маленьким учителем.
– Хороший маленький учитель, – обиделся Алешка, – это тоже неплохо.
– Ну-ну, – снисходительно извинился большой режиссер. – Я не в этом смысле, не обижайся. – Они делали уже второй круг по фойе, как два коня в одной упряжке – большой и маленький. – А что означает Бонифаций, знаешь?
– Кликуха такая, – кивнул Алешка.
– Сам ты кликуха. Бонифаций с латыни переводится как «Делающий добро».
– Похоже на него, – подумав, согласился Алешка. – Но не всегда.
– С вами нельзя иначе. Яблоко будешь? Одно тебе, другое мне.
Хрустя яблоками, они помчались дальше.
– В каком амплуа выступал?
Алешка не знал, что такое амплуа, и поэтому ответил осторожно:
– В разном.
Режиссер понял его затруднение и подсказал:
– В каких ролях? Кого играл?
– В детском саду, – стал вспоминать Алешка, – Снеговика играл, но это без слов, только таял, а еще Козленка номер три.
– Это как – номер три? – немного притормозил режиссер.
– Три козленка было. Первый, второй и третий. – И как-то туманно пояснил: – Волк и семеро козлят.
– Не понял, – отмахнулся режиссер и запустил огрызок в урну. – Роль удалась?
– Бесспорно.
– А как ты ее воплотил? Мекал? Травку жевал?
– Бодался!
– Гениально! Дальше.
Тут Алешку осенило. Ему ведь очень было нужно проникнуть в коллектив театра. И он хвастливо заявил:
– В школе обычно великанов всяких играл.
– Чего? – режиссер затормозил так, что его подошвы завизжали, как шины на асфальте. Он взглянул на Алешку сверху вниз: – Не соответствуешь. Рост у тебя неубедительный.
– Еще чего! – возмутился Алешка. – Если по-вашему, то плохой артист должен играть плохих людей, а хороший – хороших? Да? Разве маленький человек не может сыграть большого?