А когда она, так и не удовлетворив своего любопытства, вновь посмотрела, куда положено, то есть на дорогу, менять что-либо было уже поздно. Перед ней возник человек, и он уже сошел с тротуара на мостовую, а мостовая была мокрой, а он как будто тоже растерялся от внезапного появления машины и не знал, куда метнуться – вперед, назад… Анна вдавила педаль тормоза в пол изо всех сил, которые у нее были. Но на скользком от влаги асфальте машина не вняла ее отчаянному приказу и под визг тормозов продолжила свое опасное движение.
Никогда еще Анна не испытывала такого страха. «Сделай же что-нибудь!» – беззвучно крикнула он то ли себе, то ли пешеходу. Резко вывернула руль. Машину развернуло. Тело сжалось, как пружина под прессом этого невыносимого – сейчас она его убьет. Откуда столько мыслей и как они уместились в эти секунды?
Удар. Анна все-таки вскрикнула. Напряжение отдалось в теле болью – будто это ее сейчас послало мощной массой железа на асфальт. В глазах потемнело. Она хватала воздух ртом и дрожащими руками дергала ручку дверцы. Человека видно не было.
Когда заевшая дверца наконец поддалась и Анна с силой толкнула ее наружу, она услышала вполне явственное «ой!». Ей потребовалось три секунды, чтобы сообразить, что ее жертва угодила в неприятно прямом смысле под машину, под крыло, и удар дверцей по голове вряд ли прибавил несчастному радости жизни.
– Простите! Я сейчас! – Анна с трудом удерживалась, чтобы не заплакать, и ощущала себя на редкость беспомощной, как в вязком кошмаре, когда тебе грозит что-то страшное, все движения застревают в густом воздухе – не выбраться. А «страшное» тянет и все не наступает и не наступает.
Анна испытала мгновенное и совершенно идиотское колебание – а не вылезти ли ей через дверцу со стороны пассажирского места, чтобы не травмировать и без того пострадавшего человека. А потом все-таки и вправду перелезла через сиденье – благо надела джинсы и путаться было не в чем – и выбралась из машины. Обежала спереди. Мельком отметила, что Марджори со своим злополучным кавалером стоят в сторонке и не решаются подойти. Марджори цепко придерживала мужчину под локоть. Наверное, помня о старой дружбе, не хотела оказаться главным свидетелем аварии, которую устроила Анна, и потом давать показания в суде. Вероятно, если бы тело под машиной лежало неподвижно, она и вовсе увела бы своего приятеля в форме с места преступления. Тьфу, что за чушь в голову лезет?!
На асфальте, приподнявшись на локтях, полулежал молодой мужчина, как ей показалось – совсем мальчик, и только потом она разглядела, что на белом от потрясения и боли лице кроме голубых глаз есть еще аккуратная бородка, которая явно мальчишке принадлежать не может. Нижняя половина его тела помещалась под машиной – будь на месте Анны другая женщина, она наверняка грохнулась бы в обморок, чем дополнила бы мрачноватый сюрреализм общей картины. Некогда светло-серый плащ превратился в грязную тряпку, неряшливо брошенную на асфальт.
– Господи! – выдохнула Анна. – Как вы?
– Я жив, – философски ответствовал потерпевший. – А вы лихачка, леди…
– Я не превышала. – Анна лихорадочно пыталась понять, есть кровь или нет.
– …а я счастливчик, – невозмутимо закончил он.
– Что… там? – Анна не нашла ничего лучше, как кивнуть в сторону скрытых под кузовом машины ног.
– Ноги.
Откуда ирония?!
– Можете ими шевелить?
– Бестактный вопрос. Могу, конечно.
Слава богу. Анна с радостью отмела возможность перелома позвоночника.
– Я вам помогу. – Она сделала попытку поставить его на ноги.
Он с достоинством, неожиданным для человека, сидящего посреди проезжей части наполовину под сбившей его машиной, покачал головой:
– Спасибо, леди, не стоит. Я пока еще в состоянии сделать это сам. Когда мне понадобится помощь, я сообщу.
Я – чуть – не убила – человека – чуть – не покалечила – красивого – человека, – ломаной линией кардиограммы скакала в голове навязчивая мысль. Чем дольше Анна стояла над своей «жертвой», тем глубже в ее нервы и кости проникал ледяной ужас, порожденный изначальным страхом причинить боль живому существу.
Он поднялся на ноги, и, к великому счастью Анны, оказалось, что незнакомец может даже стоять не шатаясь. Перед ней предстал во всей красе очень благородного вида молодой человек с русыми волосами и тонкими чертами, которые, возможно, могли бы показаться излишне тонкими для мужчины, если бы не отражение волевой сосредоточенности и боли на лице. Он потрогал на глазах набухающую на лбу шишку, коснулся пальцами затылка – наверное, ударился об асфальт, когда падал.
– Голова кружится?
– Нет, благодарю, леди, со мной все в порядке.
– Тошнит?
– В порядке, – самым спокойным тоном, на который способен сбитый машиной человек, повторил он. Анне показалось, что он не повторил всю фразу, чтобы сэкономить силы. – Не волнуйтесь вы так. Я не собираюсь заявлять в полицию.
– Да я не о том, – растерялась она. – Я же вас чуть не… Ох… – Она бессильно опустилась на капот. Руки крупно дрожали.
– Со мной все хорошо, вы разве не видите? – В голосе молодого человека прорезалось раздражение. – Садитесь, – он открыл ей дверцу таким элегантным движением, что Анна не сдержала нервного смешка. Нелепая ситуация… – Поезжайте домой и выпейте успокоительного.
– Вы надо мной издеваетесь?
– С чего вы взяли?
– Я вас сбила, а вы ведете себя так, будто я на светском приеме пролила вино вам на пиджак.
Он слабо улыбнулся, и Анна почувствовала себя совсем виноватой.
– Садитесь, я отвезу вас в больницу.
– В этом нет необходимости. – Молодой человек огляделся с таким видом, будто ориентация в пространстве сейчас представляла для него сложность.
– Есть.
– Не терпится ответить перед местными властями? – усмехнулся он. – Вас наверняка направят из больницы прямо в полицию.
– Еще более вероятно, что мой день окончится в участке, если мы тут будем болтать до приезда патрульных. Наверняка кто-то уже позвонил в полицию.
– Наверное. У меня нет опыта в таких делах.
– Садитесь, прошу вас.
– Вы первая.
– Дама вперед?
– Конечно.
– Ну спасибо. – Анна виновато улыбнулась и уселась-таки в машину. Он мягко прикрыл за нею дверцу – с ума сойти, откуда у человека такая выдержка, Анна на его месте уже рвала бы и метала…
Он, сильно хромая на левую ногу, обошел машину.
Анна успела еще удивиться, что, кроме них, на дороге никого не было. Конечно, это не час пик, но есть же предел и провинциальной тишине и покою. Наверное. Где-то.
– Что с ногой? – спросила Анна, когда молодой человек, оберегая ногу и одновременно стараясь этого не показывать, сел рядом с ней и аккуратно пристегнулся.
– Ерунда. Ушиб, наверное. – Он всем своим видом демонстрировал, что любезность любезностью, но вообще светских бесед он не желает.
Вести машину после такого потрясения было труднее, чем на первом занятии по вождению со строгим и вредным инструктором. Анна подивилась: и как это она раньше справлялась с тем, чтобы смотреть на дорогу впереди, смотреть на дорогу в зеркале заднего вида, соотносить дорожные знаки с действительностью, крутить руль, переключать передачи и нажимать на педали… Задача для сороконожки, как она есть. Причем для сороконожки с фрагментированным мозгом. Интересно, а у сороконожек есть мозг? Руки дрожали и слушались плохо, внимание никак не желало распределяться сразу на несколько объектов, и они тащились по дороге со скоростью раненой черепахи, которую время от времени сотрясают конвульсии.
– Может, я поведу? – спросил молодой человек после очередного полурывка-полуостановки. Без всякого выражения спросил. Ни сарказма, ни заботы, ни злости.
– Нет, у вас нога.
– А я не ногой поведу.
– Не говорите глупостей. Мне важна не скорость, а ваша дальнейшая… сохранность.
– Как будто я антикварный комод, – непонятно к чему усмехнулся молодой человек. – Дорогая вещь, требующая соответствующего обращения.