– Это мой маленький рай. Надеюсь, вы любите кофе? – Анна вытащила ключ из зажигания и выбралась из машины.
– А почему «Гватемала»? – Адриан, похоже, растерялся, ибо согласно его представлениям о мире он должен был открыть перед ней дверцу, и теперь стоял со своей стороны машины и явно не знал, что делать.
– Слово красивое, – многозначительно сказала Анна. – Вы остаетесь здесь или идете со мной?
Он пошел за ней, подождал, пока она трижды щелкнула в замке ключом, и успел-таки распахнуть перед ней дверь.
– Вот это да! – Это была самая яркая реакция, которую Анна наблюдала у Адриана за все недолгое время их знакомства. – Это ваше? – Он с восхищением осматривал небольшой квадратный зал на восемь столиков, стены, отделанные деревянными панелями и выкрашенные светло-терракотовой краской, маленькие круглые светильники, которые в полумраке осенних сумерек казались волшебными, сделанная вручную мебель из ореха…
Анна в который раз испытала за свое детище гордость.
– Мое, – скромно сказала она.
– А где работники?
Она подняла руку, как на школьном уроке.
– И все? – изумился Адриан.
Она небрежно кивнула – мол, а что в этом такого?
– Потрясающе… Никогда бы не подумал, что вы – такая. Ой, я что-то не то говорю, – смутился Адриан.
– Нет, наоборот, мне так больше нравится. А какой я могла бы быть, по вашему мнению? – Анна сняла кардиган и бросила на один из табуретов у стойки.
– Мне почему-то показалось, что вы легкомысленная.
– Хм. По-моему, мне и так ничто не мешает быть легкомысленной…
– Нет. Вы же все это, – Адриан обвел глазами кофейню, – держите в своих руках. Тут уж не до легкомыслия.
Анна усмехнулась.
– Поможете мне принести кое-что из машины?
– Разумеется.
Адриан покорно позволил нагрузить себя бумажными сумками, пакетами и пакетиками. Анна пожалела, что не родилась художницей – в белой рубашке и тонком жилете, с развевающимися на холодном осеннем ветру волосами он был достоин кисти мастера. А вообще он заметно расслабился – неужели и вправду подумал, что она везла его в некое подобие борделя?!
– Ой, прости, я забыла про твою ногу. – Она закрыла машину и попыталась перехватить у него ношу. – Давай я…
– Ни в коем случае, леди. У меня же болит нога, а не рука…
– Тогда вдвойне спасибо. – Она раскрыла перед ним дверь. – Выгружай на стойку, я потом разберусь.
Тысячу лет ей никто не помогал с такими вот несложными мелочами. Она долго внушала себе, что в обществе другого человека заниматься делами, в которых замешана только она и кофейня, было бы неуютно. Как делить семейную жизнь с посторонним человеком.
Теперь она поняла, что долго нагло себе врала.
– Вот и чудесно. А теперь расскажи, какой у тебя выдался день.
– Я бы сказал отвратительный, – улыбнулся Адриан, – да это было бы невежливо.
– А такой ли он отвратительный? Кроме нашего совместного приключения были ведь и утро, и день… Ты садись, где нравится.
Адриану понравилось у стойки. Сел, положил подбородок на сплетенные пальцы:
– Если честно, весь день выдался суматошный, невнятный. И с привкусом пыли. – Он поморщился.
– Понятно. Я могу тебя спасти. – Анна достала из самой большой сумки пакет из плотной коричневатой бумаги с надписями, больше похожими на орнамент.
– Что это?
– Кофе. – Она разорвала упаковку и высыпала на большую медную сковороду желтоватые зерна. Включила газ.
– А не похож, – констатировал Адриан.
– Это «Индия моонсунд малабар».
– Мне это ни о чем не говорит.
– В Индии в сезон муссонов собранный кофе помещают под открытые навесы. От влаги и ветра он становится вот таким. Вкус оценишь сам. Представляешь вкус кофе с дождем и ветром? – Она улыбнулась.
– Ты поэтесса.
– Ага. Поэтесса кофе.
Процесс приготовления кофе завораживал, как магический ритуал. Мягко шуршало на сковороде зерно. Анна достала две чашки цвета топленого молока. Говорить не хотелось. Адриан тоже молча наблюдал за плавными, умелыми движениями ее рук.
– Божественный запах… – пробормотал он, когда зерна на сковороде приобрели привычный шоколадный оттенок.
– Да. Зажжешь огонь в камине? – спросила Анна, выключая газ и помешивая горячие зерна деревянной лопаткой.
Она спиной ощутила волну смущения. Усмехнулась, но так, чтобы Адриан не заметил.
– Хорошо, я сама.
– Извини, но я как-то…
– Понимаю. Это тоже искусство, которое дается не всем. Я тоже, когда сюда переехала, не умела.
– А ты не здешняя?
– Нездешняя, но это уже совсем другая история.
Вскоре к нежному свету светильников-шариков прибавились оранжевые отсветы пламени, и кофейня окончательно превратилась в зал для колдовства.
Анна задержалась у камина, сидя на корточках, – живой огонь притягивал ее, как родник притягивает истомившегося от жажды путника.
В спину ударил сквозняк. Она обернулась.
– Анна, здравствуйте, а мы думали, что по понедельникам вы закрыты… – В облаке влажного осеннего воздуха и старомодных духов на пороге возникли миссис Престон и мисс Симпс, две пожилые и очень воспитанные дамы, делившие крохотный домик на углу Каспер-роуд и Гастон-парк. Они заходили к ней не реже трех раз в неделю – по вторникам, пятницам и воскресеньям, а в остальные дни Анна частенько наблюдала их, чинно прогуливающихся под ручку. Совсем не страшная одинокая старость…
– Извините, леди, – Анна подхватила церемонное обращение Адриана, – но у меня действительно сегодня закрыто. Простите, что ввела вас в заблуждение. – Улыбнулась, чтобы они не приняли ее слова за грубость. – Жду вас завтра. У меня есть кое-что новенькое. – Она многозначительно улыбнулась.
Дамы принялись многословно и суетливо извиняться, и каждая выразительно покосилась на Адриана, и Анна поняла, что уже к вечеру, самое позднее к завтрашнему полудню, весь Эшингтон будет знать, что у нашей Анны, да, той самой, которая держит кофейню, представляете, роман…
Эта мысль ее неожиданно развеселила, и она улыбнулась еще сердечнее, и так, улыбаясь, закрыла дверь за незваными гостьями на щеколду.
– Тебя здесь любят.
Анна повернулась к Адриану:
– Да. Я лучше всех в городе варю кофе.
– Не собираешься расширяться?
– Нет. Меня все устраивает. С большим заведением я не справлюсь, придется кого-то нанимать. Не хочу. – Анна пожала плечами. Время молоть кофе.
– А живешь ты где?
– Здесь же, на втором этаже.
Адриан помолчал.
– Удобно, – вежливо сказал он в конце концов. Наверное, у него вполне определенное мнение о людях, которые живут там же, где работают.
Анна энергично вращала ручку старинной кофемолки.
– Ты принципиально не пользуешься техникой? – с улыбкой спросил Адриан.
– Согласись, эта штука красивее, чем даже самая стильная электрическая кофемолка. – Анна кивнула в сторону мягко поблескивающей никелем и стеклом кофемолки, которая помещалась у нее за спиной.
– Соглашаюсь. У тебя удивительное чувство красоты, Анна. Это одно из лучших мест, которые я видел в жизни. А видел я немало, поверь.
А Анна никогда не видела таких глаз. Голубые – но не похожие оттенком ни на небо, ни на воду. Может быть, на топазы – если бы существовали топазы, подернутые изморозью.
Потом она варила кофе на горячем песке, в молчании, которым никто не тяготился, и разливала его с пеной по чашкам такого тонкого фарфора, что он казался почти прозрачным. Адриан внимательно и одновременно отстраненно наблюдал за ее движениями, будто вспоминал параллельно строчки какого-то стихотворения. Или складывал шестизначные числа.
– Ну вот. – Анна поставила перед ним свой шедевр. – Надеюсь, это вознаградит тебя за все страдания сегодняшнего дня. И придаст сил для грядущего вечера.
– Сладко, – удивленно и почти по-детски сказал Адриан. – Я же видел, ты не клала сахара!
– Это сам кофе. Муссоны, помнишь?
– Ритуальный напиток?
– Вроде того.
А потом – будто стаял лед, на который пролили горячую воду. Анна и Адриан разговаривали и не могли наговориться, и снова пили кофе, а потом чай, и он уже не казался ей замкнутым и чопорным мальчишкой, нет, он был уже почти другом – внимательным, умным и ироничным. Говорили о погоде – как же без этого, об архитектуре – в Эшингтоне и вправду есть на что посмотреть, об истории, о посуде – Адриану очень понравились ее чашки, и даже немного о политике.