Ушаков понял это сразу же, как она вошла. Он не стал ничего говорить, подошел к ней и пожал ее холодную, безжизненную руку, сказав:
- Держись, Женя.
- Я и держусь,- холодно и отчужденно ответила она.- Я не плакаться пришла - за вещицами. Завтра в Лешину часть еду, довоевывать.- Помолчав минутку, спросила: - Что, отговаривать будете?
- Да нет... Только ты говорила, что твой Леша не хотел этого.
- Не хотел. Но там друзья его, свои ребята, а здесь... чужие все какие-то.
- Почему чужие? К тебе, по-моему, хорошо относится твоя соседка... Кстати, очень милая старушка.
- Откуда вы ее знаете? - удивилась Женька.
- Заходил к тебе домой.
- Это зачем же?
- Беспокоился о тебе.
- Да ну? Чего это вдруг?
- Ну и хотел проститься. Не сегодня-завтра получаю назначение.
- А на какой фронт? - живо спросила она.
- Не знаю.
- Хорошо бы на наш. Тогда бы вместе поехали.
- Женя,- очень серьезно начал он,- тебе не надо никуда ехать. В вашем разведвзводе наверняка уже новые люди. Без Алексея тебе будет трудно. Относиться к тебе будут по-другому, чем при нем, сама же знаешь...
- Нет... я должна,- упрямо заявила она.
- Ты ничего не должна, Женя. Свое ты отвоевала, и пора подумать о будущем...
- Скучно вы говорите, как моя тетка,- раздраженно буркнула Женька.Какое будущее без Леши!
- Ну как тебе объяснить? Пройдет же время и...
- Не надо ничего объяснять,- оборвала она.
Ушаков посмотрел на нее и понял, что, конечно, сейчас для нее все его слова ничего не значат, но все же он сказал:
- Война не для женщин, Женя. Надо это понять.
- Я была храбрее многих мужчин, кстати.
- Все равно - война не для женщин,- повторил он.- Есть хочешь?
- Не-е,- мотнула она головой.
- Надо поесть. Ты совсем осунулась. У меня есть бутылка вина. Помянем твоего Лешу, а потом я провожу тебя домой. Кстати, ключ от твоей комнаты у соседки.
Ушаков стал накрывать на стол, а Женька угрюмо сидела в углу. Лицо ее было сосредоточенным, на лбу появилась морщинка, губы слегка подрагивали. Ушаков разлил вино, и они молча выпили по рюмке портвейна. И она, несмотря на то, что не хотела есть, стала закусывать, и по тому, как ела, Ушаков понял - она голодна и, наверно, в дни, проведенные с теткой Леши, ничего не ела.
После ужина Ушаков пошел провожать ее домой. Шли они молча, и только у дома Женька сказала:
- А чего вы со мной возитесь, старший лейтенант? Кормите, провожаете... На кой черт я вам сдалась?
- Уж и сам не знаю, на кой? - пожал он плечами.- Вот и завтра собираюсь зайти к тебе.
- Заходите, если не лень, мне все равно,- небрежно бросила она вместо прощанья и шмыгнула в свое парадное.
Ушаков возвращался домой немного раздраженный. И действительно, на кой черт сдалась ему эта упрямая и взбалмошная девчонка? Пусть делает, что хочет, и отправляется, куда ей вздумается. Ему-то что? Кто он ей - сват, брат в конце концов? Возможно, завтра или послезавтра он получит назначение и уедет на фронт, где может случиться с ним всякое, так что же думать ему о какой-то случайно встреченной и даже малосимпатичной ему девице? Занесет завтра ее вещицы, которые она, конечно, забыла взять сегодня, ну и распрощается с ней навсегда. Но, рассуждая, поймал он себя на том, что одновременно думает - что бы такое сделать, чтоб не пустить эту сумасбродную девчонку на фронт. Но так и дошел до дома, ничего не придумав, даже чертыхнулся на лестнице. Но когда шел он по длинному и темному коридору, ему вдруг ясно представилось, что последнюю ночь ночевать ему дома. В предчувствия он, как и все фронтовики, верил, а потому очень дорогой и милой показалась ему его комнатушка, шкаф с книгами и старый диван... С особым чувством стелил он постель, устраивал лампу у изголовья, чтоб почитать на сон грядущий, клал пепельницу и папиросы на тумбочку, раздевался до белья.