– А он на скрипку переходит. Говорит, жалостней получается. Лучше платят.
Я напомнил им, что мы сюда не торговаться пришли.
Алешка смерил меня ледяным взором сверху донизу. И вдруг там, у меня под ногами, остановил свой взгляд:
– А это что такое?
Нагнулся, быстро что-то собрал в ладошку. Показал нам. На ладони лежали... окурки. Каких-то черных сигарет.
– Я ж говорил: он курит!
– Кто?
– Карлсон. Или его сообщник. – И Алешка снисходительно пояснил: – Окурки лежат в одном месте, так?
Мы кивнули.
– Значит, кто-то долго стоял здесь и волновался. – Он пересчитал свою добычу. – Во! Шесть штук! У тебя пакета или коробки нет? Ладно.
Алешка уложил окурки в носовой платок и спрятал в карман куртки.
Я возмутился. Он глазом не моргнул:
– Это, Дим, вещественные доказательства. Понял?
Понял. Доказательства чего? Что кто-то стоял здесь и курил. Не велико преступление.
А ведь будущие события показали: Алешка опять оказался прав...
Когда мы явились домой, папа уже пришел с работы и мама его заботливо кормила на кухне. И гладила по голове. А папа жевал и жмурился, как кот на солнышке.
– Где бегали? – спросил папа.
– По крыше, – пошутил Алешка.
Мы с ним давно уже усвоили: когда хочешь соврать, говори правду. Все равно тебе не поверят.
– Ну и как? – спросила мама.
– Здорово! – похвалился Алешка. – Домик Карлсона нашли. Посидели... Так у него накурено!
– Фантазер! – она потрепала его по голове. – Идите мойте руки и – ужинать. А то папа все съест.
– Опоздала, – сказал папа, отодвигая тарелку. – Да они небось у Карлсона отужинали.
Что-то мне эти слова не понравились. Подозрительные какие-то. И взгляд у папы чересчур внимательный.
– У меня для вас приятная новость, – сказала мама, когда мы сели за стол. – Помоете посуду – скажу.
– Это шантаж, – намекнул папа. – Вымогательство. Состав преступления.
– Напугал! – фыркнула мама. – Ради посуды я на все пойду. Ну, кто смелый?
– Алешка, – сказал я.
– Димка, – сказал мой брат.
– Ну, так и быть, – сказала мама. – Один вынесет ведро, другой – посуду.
– А куда ее выносить? – уточнил осторожный Алешка.
– Мыть! – уточнила осторожная мама.
Мы переглянулись: пора соглашаться, а то она еще что-нибудь придумает.
– Ладно, – сказали мы.
– Так вот, – радостно улыбнулась мама. – Только что звонили из школы!
Мы насторожились. Приятных звонков из школы что-то давненько не было. Их вообще никогда не бывает. А мама сияла:
– У вас в школе свинка!
– Большая? – уточнил Алешка. – Или морская?
– Карантин! Две недели! Гуляй – не хочу! Поели? За вами – посуда, ведро и пылесос.
– Мы про пылесос не договаривались! – завопил Алешка.
– Ах да! – спохватилась мама. – Вы правы. Еще и магазин. И прибраться в своей берлоге.
Когда я вымыл посуду, пропылесосил всю квартиру, вынес ведро и вернулся из магазина, Алешка таинственно подмигнул мне и показал глазами на дверь нашей комнаты: зайди, мол, тайное дело есть.
Так, огорчился я, мама еще что-то надумала.
Оказалось, не мама, а папа. Ему позвонили с работы, а Лешка, конечно, подслушал. И сообщил мне. Я никогда не думал, что слово «сообщил» происходит от слова «сообщник». Так и получилось – на две ближайшие недели я стал Лешкиным сообщником по раскрытию жуткой тайны. Невероятной даже.
– Дим, – зашептал мне Алешка прямо в ухо, когда мы скрылись в своей «берлоге», – ты знаешь, из какого окошка вылетел Карлсон? Опять из немецкого. А знаешь, кто там живет? Очень главная персона. Советник посольства! И папе сказали, чтобы он помог поскорее разобраться в этом деле. Потому что... Сейчас вспомню... А! Потому что оно приобрело «нежелательный международный реверанс». Понял?
Еще как! Особенно про международный реверанс.
– Наша задача... – начал Алешка.
– Наша задача, – перебил его я, – учиться и учиться. Из последних сил.
– У нас карантин! Ты что!
Он сказал это так, будто карантин обязывает детей всего мира объединиться на борьбу с преступностью. А кто не объединится, тот сам жулик.
Я покорно поник головой. А Лешка сразу взял командование в свои цепкие руки:
– Завтра с одним пацаном поговорим.
– С каким пацаном?
– С немецким. Это у них что-то украли. А пацан этот дома был. Я сам слышал. «Значит, – спросил папа, – в момент совершения кражи в квартире находился младший сын советника, так?» Мы найдем этого пацана...
– Как? Их там двести штук!
– А я фамилию подслушал. Этого советника. Фофан его фамилия.
Странная фамилия у такого важного лица. Впрочем, чего у них только не бывает.
Глава IV
Клаус Хофман-младший
Утро началось с небольших неприятностей. Мы еще спали, в счет карантина, а мама закричала на всю квартиру из прихожей:
– Отец! Ко мне! В одной руке – ремень, в другой – Алексей!
– А Дима? – высунул Алешка нос из-под одеяла. Заревновал.
Оказывается, мама затеяла стирку и ходила по квартире, собирая наши носовые платки.
– Полюбуйся! – мама сунула папе под нос две руки. В одной – зажигалка, в другой – носовой платок с черными окурками.
– Кубинские, – сказал папа. – Очень крепкие, из сигарного табака. Алексей, разве можно курить такие сигареты?
– Ты что-то не то говоришь, – сказала ему мама.
Но папа не обратил внимания на ее слова. Он заинтересовался зажигалкой, щелкнул, прислушался к музыке и произнес загадочное слово:
– «Гаудеамус». А зажигалочка-то фирменная. – Он пригляделся к ней и прочитал вслух гравировку, на которую мы почему-то не обратили внимания: – «Володе Акимову – гордости биофака МГУ, будущему академику, от однокурсников. 01.01.1999 год». Бросай курить, Алексей...
– Гаудеамусом стану? – засмеялся Алешка. – Или академиком?
А мама сказала:
– Мне кажется, отец, что ремень нужен для тебя.
Алешка внес ясность:
– Ма, я не курил, правда. Я это все нашел.
– Нашел бы что-нибудь другое, полезное. И зачем тебе «это все»?
– Объявление напишу. Вознаграждение ведь гарантируется.
– И как ты напишешь? – спросил папа. И подсказал: – «Найдены окурки в количестве шести штук. Верну за приличное вознаграждение в долларах США».
Алешка сначала хихикнул, а потом задумался и серьезно сказал:
– Спасибо, полковник. – Уложил зажигалку вместе с окурками в коробочку из-под конфет и спрятал в стол.
– Вещественные доказательства, – посоветовал папа, – опечатывать положено.
– Сойдет, – отмахнулся Алешка. – Здесь все свои и почти некурящие.
Папа уехал на работу, мама занялась стиркой, а мы отправились в немецкую колонию, где живут немецкие граждане со своими детьми, собаками и машинами. За забором. Да еще и с охраной. С которой, я уже говорил, у нас сложились не самые теплые отношения. Мы как-то забрались туда в тихий вечерок покачаться на качелях, так они целую облаву на нас устроили. Хорошо еще, что мы папе об этом не рассказали. Он ведь тоже их недолюбливает. Я как-то слышал, когда мы с ним проходили вдоль ограды, как он зло вполголоса пробормотал: «Бездельники, холуи. Вас бы в город, в патрульную службу!»
Охранникам там действительно делать нечего. Они только шляются вдоль забора да анекдоты друг другу по рации рассказывают. Ну и ворота и калитки отпирают своим немецким хозяевам.
За этой оградой было немножко скучновато, но и немножко мы им завидовали – такой там был порядок и такая чистота. Все по линеечке, даже машины на стоянке стоят, как на параде. А если кто-нибудь выходит погулять с собачкой, то берет с собой веничек и совочек. А собачки ни за что по газонам не бегают. И в детские песочницы не гадят.
Скучновато, конечно. Но и завидно.
За оградой немецкой колонии беззаботно, но аккуратно резвились немецкие дети (киндеры, по-ихнему): без особого ора, очень организованно, дисциплинированно, чуть ли не строем. Одни из них стояли в очереди, чтобы бросить мяч в баскетбольную корзину; другие, тоже по очереди, пробегали по буму, растопырив руки; четверо гоняли ракетками мячик на корте, а остальные вежливо, но эмоционально болели за них. И было их всего штук двести, не меньше. И где тут этот Фофан – младший сын советника посольства?