Шпаргалка для грабителей - Гусев Валерий Борисович страница 7.

– В полночь я под одеялом буду, – решительно отрезал я.

– Как получится, – буркнул Алешка. – Пошли.

 Старый отель в свете луны выглядел соответственно – загадочно и мрачно. Облупленные стены, черные провалы окон. Да там еще и подвал какой-то, с призраками повешенных утопленников.

– Не бойся, – весело сказал Алешка, – я сам боюсь.

И тут в дальнем окне первого этажа вспыхнул легкий дрожащий огонек. Мы разом отскочили к дереву, спрятались за его ствол, замерли.

Огонек подрожал на месте, а потом двинулся вдоль окон. Появляясь то в одном из них, то в другом, по очереди. Приближался к нам. Казалось, что внутри дома, как бы по длинному, во весь фасад, коридору, кто-то идет со слабым фонариком или со свечой.

Стало не только страшновато, но еще и интересно. Мы подобрались поближе. И увидели, что в доме, от окна к окну, и правда, неторопливо идет человек, держа перед собой свечу.

Он был большой и сильно пузатый. Он шел, задумчиво опустив голову почти что на свой круглый живот, заложив руки за спину...

Как – заложив?! Я даже подпрыгнул. Руки за спиной, а свеча... А свеча неспешно плывет перед ним, и чуть колеблется язычок ее огонька.

– Колдун! – шепнул мне Алешка. – Во дает!

Я Алешкиного восторга не разделял. Я был, как писали в старинных романах, во власти липкого страха. Похожего на ужас. Хотя, в общем-то, ничего ужасного не произошло.

Свеча погасла возле дверей подъезда. Послышался скрежет ключа в замке, дверь распахнулась, вышел из дома большой пузатый человек. Совсем не страшный. Он опять вставил ключ в скважину, теперь с внешней стороны двери, повернул его со скрипом, да еще и навесил большой ржавый замок. Все это было очень хорошо видно в ярком свете луны.

Отбрасывая на землю длинную черную тень, толстый человек обогнул фасад и остановился с торца здания, у входа в подвал. Спустился на несколько ступеней, опять загремел ключами...

Я не успел ухватить Алешку, как он уже оказался за спиной толстяка.

– Здрасьте, – смело сказал Алешка. – Это вы Максимыч? Который колдун?

Человек медленно обернулся, поднялся по ступеням и с высоты своего роста оглядел нас. И гулко проговорил:

– Какой я колдун? Я сторож.

– Но это вы всякие фокусы делаете?

– Фокусы в цирке делают. А вы кто такие?

– Дети Шерлока Холмса.

Он опять со своей высоты оглядел нас, одобрительно кивнул:

– Похожи. Особенно мелкий. Как звать-то?

– Алешка, – сказал я.

– Димка, – сказал Алешка.

Максимыч улыбнулся:

– Скорее – наоборот.

– Вы, что ли, очень умный?

– Прозорливый. Я вас насквозь вижу.

Похоже, он говорил правду. У него был такой взгляд... Добрый, но очень внимательный. И насквозь понимающий.

– А вот эта ваша свеча?.. Как она у вас... плавает?

– А кто ж ее знает? – Он опять улыбнулся. – Каждая вещь своей жизнью живет. Ты, главное, ей не мешай.

Что-то знакомое послышалось в его словах. Далекое что-то... Почти забытое... Вспомнил! Когда Алешка был совсем маленький, он однажды замучил нас всех одним вопросом: «А стул, например, он про себя чего-нибудь думает?» Кажется, мы тогда не только не смогли ему ответить, но даже и не поняли, что он имеет в виду. Лишь папа уставшим голосом пробормотал: «Философ!»

Вот и тут что-то похожее. «Каждая вещь своей жизнью живет». И, наверное, думает. Интересно, что думает о нас тот же стул, который мы небрежно пинаем ногами и теми же ногами становимся на него, если надо что-нибудь с верхней полки достать. Ум за разум зайдет!..

– А вы, вообще-то, откуда взялись? И что здесь делаете?

– Взялись из Москвы, – ответил Алешка. – Приехали немного отдохнуть и с преступностью побороться.

Максимыч покивал с одобрением:

– Вот и ладно. А то без вас нам никак. Спать-то вам не пора?

– Не, – ответил Алешка. – Мы до утра свободны.

– Ну, заходите, коли так. Чайком погреемся.

– Клад поищем, – в тон ему добавил Алешка.

– Никакого тут клада нет, я все уже обыскал.

Максимыч спустился к подвальной двери и, погремев ключами, распахнул ее. За дверью была темнота.

– Электричество отключили, – объяснил Максимыч. – Но мы обойдемся. Заходите.

Мы вступили за ним в темноту. Но темнота была не долго. Одна за одной вспыхнули свечи в подсвечниках и керосиновые лампы. Стало светло и уютно. А вот как их Максимыч зажег, мы и не заметили. Во всяком случае спичками он не гремел и об коробок ими не чиркал.

А подвал у него был хороший. Длинный, сводчатый, весь в каких-то трубах. Но очень обжитой. Особенно там, где было светло от свечей и ламп. Тут было все, что нужно для нормальной жизни: кровать, стол и столик, кресло и стулья, всякие шкафы и шкафчики. А больше всего было книг – и на полках, и на столике, и даже прямо на полу.

– Вы здесь живете? – спросил Алешка. – У вас нормального дома, что ли, нет?

Максимыч помолчал немного, поставил на газовую плитку чайник.

– Я здесь не живу, – медленно проговорил. – Я здесь сторожу и охраняю.

– От кого? – Алешка сделал круглые глаза.

– От врагов, – спокойно объяснил Максимыч. – Садитесь к столу, попьем чайку, и я вам что-то расскажу...

Глава IV

«Аки журав»

 В подвале было тихо. Изредка принималась нежно журчать вода в трубах, где-то в дальнем конце она мерно и звонко капала, будто терпеливо отсчитывала время. Потрескивали фитильки свечей, попахивало керосином от ламп. На каменных сводах колебались наши неузнаваемые тени. В темном углу послышался и стих непонятный шорох.

– Гимназистка? – шепнул Алешка. – Которая на веревке утопилась?

– Это Машка, – объяснил Максимыч. – Крыска местная. Мы с ней дружно живем. Сейчас она с вами освоится и ужинать придет. – Максимыч поставил на стол тарелку с мелкими самодельными сухариками и разлил по кружкам чай. И начал свой рассказ:

– Колдовать я начал еще в детстве...

– А кто вас научил? – сразу же перебил его Алешка.

– А никто не учил, сам научился... – Тут Максимыч на мгновенье призадумался и сказал: – А, наверное, Чайник меня научил.

– Чайник – это колдунская кличка такая? – опять врезался Алешка.

– Чайник – это Чайник, – веско сказал Максимыч. – Не перебивай.

– Я постараюсь, – пообещал Алешка.

– Край у нас вообще замечательный, – как-то мечтательно продолжил свой рассказ Максимыч. – Светлая речка, березовые рощи, а вдали за рекой сохранилась липовая роща. Там в стародавнее время лыко драли...

– За что? – подскочил Алешка.

– Что за что? – уставился на него Максимыч.

– За что этого Лыкова драли? За крепостное право?

Максимыч усмехнулся, покрутил головой, а тень его головы за его спиной вообще возмутилась, даже какая-то лохматая стала.

– Не «Лыков», а «лыко». Внутренний слой коры молодых липовых деревьев. Из лыка лапти плели.

– А... Знаю. В музее видел. Вы не отвлекайтесь, гражданин Максимыч.

– Он с отцом так же разговаривает? – повернулся ко мне гражданин Максимыч.

– Не. Батя у нас полковник милиции. От него влететь может.

– Я не полковник милиции, но от меня тоже влететь может. Береги уши.

Алешка схватил себя за ухо и немного подергал. И ничего бы в этом особенного не было, если бы не изумленный Алешкин взгляд. В этом взгляде было много чего: и безмерное удивление, и остренькое беспокойство, и дикий восторг. Максимыч хмыкнул.

– Ну вот, – продолжил он, – места у нас замечательные, полные всяких чудес и удивительных людей...

– Мы их видели, – не удержался я. – В музее. Даже полтора певца. – И непроизвольно подергал себя за ухо.

Максимыч словно не заметил этого. А мне стало ясно, что и Лешка, и я дергали себя за уши не по собственному желанию. Даже вопреки ему.

– Так вот, самое большое чудо – это небольшая гора...

– «В ней глубокая нора», – продолжил Алешка. – Знаем, проходили эту сказку.