Я верю всему, что теперь утверждает Развозжаев. Верю в подвал, в людей в масках, в то, что не пускали в туалет и грозили сывороткой правды. Только все равно не надо было писать чистосердечное признание. Надо было вынести и не писать.
Почему?
Потому что Развозжаев может сколько угодно отказываться, но его текст в 10 страниц будет неумолимо подшит в уголовное дело, останется там навсегда. И судье на процессе, который состоится, предстоит оценить, верить ли этому тексту или нет. Судья будет выносить приговор по совокупности имеющихся материалов, в том числе и по этому материалу. Что написано пером, не вырубишь топором.
Сегодняшний эпизод сериала:
Утром Следственный комитет предъявил Сергею Удальцову конкретные обвинения в организации массовых беспорядков, но воздержался от смены меры пресечения. Его не арестовали, но оставили под подпиской о невыезде.
Есть наблюдатели, и их не мало, кто прочит Удальцову дальнейший неуклонный подъем популярности и славу героя сопротивления.
Вздохну и признаюсь, что я так не думаю. Я вижу в открывающихся один за одним эпизодах уголовного дела большую опасность для его репутации. Что там еще приготовлено, генерал Маркин не сказал, но пообещал тонны доказательств помимо чистосердечного признания Развозжаева. Если вспомнить, что Следственный комитет уже заявлял, что по делу о беспорядках на Болотной опрошены свыше тысячи свидетелей (по-моему, мелькала даже цифра 1150 свидетелей), то опасаться есть чего.
Следователи будут рыть, а Удальцов будет оставаться на свободе.
С точки зрения следствия в глазах общественного мнения его положение будет неприятно контрастировать с положением находящихся за решеткой, в СИЗО «Лефортово», его товарищей Лебедева и Развозжаева. Из недр общественного мнения наряду с восхищенным отношением к борцу с режимом Удальцову будут раздаваться и неприязненные голоса (да уже и раздаются): «Вот он на свободе, а они в застенке…»
Такая ситуация выгодна следствию. И совсем не выгодна Удальцову. Следствие всегда хочет и стремится дискредитировать «клиента».
Что будет?
Следственный комитет будет выкладывать свои карты медленно. Очень медленно. Одну за одной, увеличивая груз доказательств на Удальцове. Наслаждаясь по пути.
СК хочет добиться такого состояния, чтобы груз стал невыносимым и Удальцову пришлось бы убежать в один прекрасный день, скрыться.
Именно этого Следственный комитет и добивается. Удальцов в тюрьме им не нужен. Чтобы в оппозиции не кричали о наступившем вновь в истории страны «тридцать седьмом годе».
Я полагаю, Удальцов честно не видит своей вины, поскольку у него иная система ценностей, чем у Следственного комитета.
А Следственный комитет верит в вину Удальцова, поскольку у СК своя система ценностей, прямо противоположная удальцовской.
26 октября 2012 г.
Будет ли он мстить?
Я сидел за решеткой в несколько раз меньше, чем находится там Платон Лебедев, мне дали «всего» четыре года, и вышел раньше, но тюрьму я раскусил и в характер ее проник. Я в ней научился жить, я в ней жил и не зачеркивал с остервенением дни в настенном календаре.
Сидеть тяжело. После трех лет вдруг тяжело, потом есть определенные черные сроки, когда изнашивается терпение, но вновь восстанавливается… Десять лет – это по-черному много, глаза у отсидевших десятку такие, что сквозь них противоположную стену видно.
Сочувствую всем сидящим вне зависимости от «виновен» или «не виновен». Жизнь – фактически минное поле. Закон заложил свои мины достаточно глубоко и редко, взрываются, то есть садятся за решетку, не все, может быть, самые неосторожные, или самые агрессивные, или самые достойные, потому что самые нетерпеливые.
Сейчас Лебедеву снизили срок на три года. Я бы пока на его месте не спешил радоваться, чтобы не было больно, вдруг что не так ляжет. Да он и сам, наверное, знает, уже одно смягчение наказания отменяли.
У меня был случай в тюрьме Лефортово. После шести месяцев за решеткой мне должны были продлевать содержание под стражей. Мой адвокат узнал, что заместитель генерального прокурора подписал бумагу о смене мне меры пресечения, о моем освобождении под подписку о невыезде. Подписал и уехал в отпуск. СМИ писали и говорили об этом, называли день, когда меня должны были освободить под подписку.
«Ты на всякий пожарный случай не верь в освобождение, – сказал мне мой опытный адвокат. – Живи как жил, мало ли чего…»
Я уговорил себя, что меня с моими статьями УК никуда не выпустят, что пройду весь крестный путь на Голгофу, уговорил разум свой, а сам ждал освобождения. В самом-самом конце этого тяжкого дня мне все же сунули в кормушку бумагу: «Подпишите!»
Это была бумага о продлении срока содержания под стражей, подписанная другим заместителем генерального прокурора. Так что, keep your fingers crossed, держите ваши пальцы скрещенными, Платон Леонидович!
Какие у него перспективы? Что с ним будет, когда выйдет?
Он уже классический зэка, постный, – разглядываю я его фотографии в Интернете. С впалыми щеками, выдубленный в нечистом воздухе тюрем и лагерей, в сыром мареве промзоны. Элитный бизнесмен растворился в жестких чертах. Выйдя, он навсегда останется зэком, бизнесмен стерт, ведь сильное, а это тюрьма, во всех случаях побеждает слабое.
Помню физиономию вышедшего из лагеря в начале 1970-х писателя Юлия Даниэля (он был осужден в 1966-м). Выпив, Даниэль немедленно превращался в хмурого, постного, злого зэка, и словарь его был соответствующим. Если не знать, кто перед тобой, – решишь безошибочно, что отсидевший.
Его подельник – Андрей Донатович Синявский отсидел свои семь. Как-то в Париже он (интеллектуал с белоснежной бородкой, профессор Сорбонны) поделился со мной. «Вы знаете, Эдуард, мне все чаще лагерь стал сниться… стыдно даже. Потому что сны все цветные и лагерь такой хороший, уютный, и ребята блатные, кого я знал, снятся. Стоим на пригорке, весна… А ведь со мной жестокие люди сидели… Как же так?..»
Лебедев будет навсегда привязан к опыту неволи. Поскольку это самый экстремальный опыт его жизни. Вряд ли у него будет когда-либо еще столь тяжкий опыт.
Пойдет ли Платон Лебедев в политику?
Возможно, но очень маловероятно. Навечно связанный с наказанием и с этим грузом десяти лет, политиком он может быть только оппозиционным, то есть противопоставляющим себя власти.
Он, может быть, и пошел бы в политику, но в России нет механизмов, посредством которых он мог бы это сделать.
Парламентские партии будут опасаться взять его к себе по нескольким основным причинам.
1. Лидеры партий будут опасаться конкуренции со стороны человека с такой биографией.
2. Парламентские партии будут бояться недопуска партий на выборы, если его кандидатура будет фигурировать в списке.
Непарламентские, только что зарегистрированные по новому закону партии слабы и не смогут использовать подобную крупную фигуру по причине своей организационной и финансовой слабости.
Такой фигуре нужна большая политическая организация.
И самый главный аспект проблемы. А достаточно ли Платон Лебедев окажется бодр для политики?
Будет ли он мстить?
Маловероятно. После стольких лет в неволе узник выходит оттуда отравленный высшими категориями бытия. Месть – категория человеческая.
Мне представляется поэтому крайне неправдоподобной конструкция прославленного романа Александра Дюма «Граф Монте-Кристо». После десятилетий, проведенных в аскетичной близости с высшими категориями, земные обиды представляются тусклыми. Линяют на глазах.
Да еще и времени на месть тратить будет жалко.
Он будет хотеть быстро и немедленно жить. Греться возле женщин и детей.
Если остались капиталы, будет их тратить.
2 ноября 2012 г.
Полицейские – не священные коровы, а?
Вчера судили Максима Лузянина, тугой узел из крепких мышц, этот парень, предприниматель, тридцати шести лет, с суровым лицом воителя.