Бесформенные плечи, руки, бедра, перегруженные бесполезно разросшимися костями, двигались с огромным трудом, но я чувствовал, с какой непостижимой легкостью бросили бы они тело чудовища вперед, не будь оно раненым и ослабевшим. Человеческие черты больше не заслоняли его облик. Красные глаза светились — не отраженным светом, как у кошки, но внутренним, сочившимся наружу кровавым сиянием, мерцавшим в темноте и отбрасывавшим багровые блики на помост.
В какой-то миг я был твердо уверен, что метаморфоза и в самом деле вдохнула во врага новые силы, обновила его — поэтому он так и изменился. В ловушке человеческого тела он стремительно умирал, но в образе гоблина он мог воспользоваться чуждой нам силой, которая помогла бы ему если не спастись, то хотя бы догнать и убить меня в последней яростной попытке. Он рискнул стать самим собой, потому что мы были здесь одни и никто не видел его. Я уже наблюдал подобное однажды, при таких же обстоятельствах, у другого гоблина в небольшом городке к югу от Милуоки. Второй раз это зрелище было не менее ужасающим. Жизненные силы еще бурлили в гоблине. Сжав когтистой рукой нож, он вырвал его из глотки и отшвырнул в сторону. Истекая слюной и кровью, ухмыляясь, как дьявол, поднявшийся из преисподней, он затрусил ко мне на всех четырех лапах.
Перепрыгнув через перила, я приготовился спасаться бегством, как вдруг услышал шум мотора на широком проезде сбоку от павильона. Судя по всему, долгожданная служба безопасности совершала обход территории.
Чудовище было уже возле перил, шипящее, бьющее по доскам настила толстым коротким хвостом. Глаза, уставившиеся на меня, горели жаждой убийства.
Звук мотора приближающегося автомобиля стал громче, но я не торопился к охране за помощью. Вряд ли гоблин захочет добровольно продемонстрировать им свой истинный облик; нет, он примет прежний вид, а я приведу охранников к мертвому или умирающему телу, к человеку, которого я убил. Поэтому, стоило показаться свету фар, я перелез через перила и, пока автомобиль был еще далеко, вернулся в павильон, перепрыгнул через чудовище — оно попыталось схватить меня, но промахнулось.
Я опустился на четвереньки, откатился в сторону, снова встал на четвереньки, отполз в глубь павильона и лишь тогда обернулся. Взгляд гоблина — два ярких, горящих рубина — был обращен на меня. Из артерий и перерезанной глотки лилась кровь, гортань была перебита. Это ослабило его, он был вынужден передвигаться на брюхе. Кровь остывала, он мучительно полз, точно тропическая ящерица, приближаясь ко мне — явно агонизируя, но с не меньшим упорством. Нас разделяло не больше двадцати футов.
За спиной гоблина, за павильоном, все ярче светили фары приближающейся машины; наконец показался «Форд»-седан. Он двигался медленно, урча мотором; тормоза мягко скрипели по опилкам и сору. Свет фар ложился на дорогу, а не на павильон, но один из охранников медленно вел лучом карманного фонарика вдоль павильона.
Я прижался к полу.
Гоблин был уже в пятнадцати футах от меня, приближаясь медленно, но верно.
Павильон электромобилей окружала высокая, по грудь, балюстрада — такая основательная, что расстояние между столбиками было уже самих столбиков. Это было мне на руку — свет пробивался через ограждение, но охранники не могли видеть, что творится внутри, особенно продолжая движение.
Судорожным толчком могучих ног умирающий гоблин продвинулся еще вперед и попал в пятно лунного света. Я увидел кровь, сочащуюся из свиного рыла и изо рта. Двенадцать футов. Челюсти клацнули, он дернулся вперед, и голова исчезла из полосы света. Десять футов.
Я по-пластунски отполз назад, подальше от этой ожившей химеры, но фута через два замер — автомобиль охраны остановился как раз напротив павильона электромобилей.